№ 10
Памяти Александра Парецкого
НЕМНОГО О БИБЛИОТЕКЕ СМИРНОВА – СОКОЛЬСКОГО
и
о том, как мне не удалось стать журналистом
Познакомились мы с Сашей на студенческой пирушке. Он сидел через одного от меня, песен не пел, к девочкам не приставал, спокойно пригубливал «беленькую» и развлекал себя, отпуская насмешки в адрес каждой услышанной глупости. Подвыпившие студенты и глупость - это почти одно и то же, и ему было весело. В какой-то момент один из наших начал громко умствовать о поэзии, неумело читать стихи, а потом, прокричав - «Погибла Россия Блока», махнул стакан водки и тут же скис. Саша размеренно "похвалил" его тост цитатой из «Гамлета» Вл. Дорошевича: « И ГОВОРИЛ, СЛОВНО РОНЯЛ…», а у меня сразу же скороговоркой вырвалось продолжение: «… КРУПНЫЙ ЖЕМЧУГ НА СЕРЕБРЯНОЕ БЛЮДО ». Саша очень обрадовался, что у него оказался слушатель. Так, на любви к Дорошевичу и родившейся в этот вечер взаимной симпатии мы и сошлись.
Знакомство наше было коротким и не успело перейти в большую дружбу. Саша умер от внезапной остановки сердца, когда ему было немногим более тридцати. Талантливый журналист (он работал в редакции газеты «Труд»), спокойный, добрый, он выделялся среди нас не суетным характером и тихим, просто завораживающим голосом. Саша не был рубахой - парнем, но всегда был отзывчив в меру своих сил и возможностей.
Однажды, разговорившись с ним при случайной встрече, поинтересовался, может ли он дать мне подзаработать написанием каких-нибудь заметок или подготовкой нужных ему материалов. В ответ, чтобы как-то сориентироваться, он совершенно серьезно стал расспрашивать о моих умениях. Если бы он знал тогда, что основа всех моих желаний - это абсолютное безденежье, рождавшее во мне большой энтузиазм и готовность делать любую оплачиваемую работу.
На следующий день мы встретились в редакции «Труда» и стали искать тему, с какой мне было бы легче начать. Услышав о моём увлечении «книгами о книгах», он тут же зацепился за это и предложил мне написать заметку о создании в библиотеке Ленина «Музея книги». Как потом выяснилось, «Создание «Музея книги» - это всего лишь громкая фраза, и за ней ничего не стояло, потому что в действительности планировалось просто придать статус музея, уже давно существовавшему выставочному залу Отдела редких книг. Но к моей выгоде, то есть для написания заметки, этот факт имел положительное значение, а почему - вы поймёте чуть позже. Мы с Сашей быстро согласовали мои действия, после чего он продиктовал телефон ученого секретаря библиотеки (если память не изменяет, фамилия её была Коваль), снабдил письмом от редакции на выполнение соответствующего задания и ещё дал мне фирменный блокнотик «Труда». В тот момент этот журналистский атрибут с успехом мог бы заменить мне удостоверение журналиста.
При выходе из редакции чувствовал себя не только радостным и окрылённым, а ещё и очень уверенным в себе. Ощущение это объяснялось тем, что выбранная тема и сам зал в "Ленинке" были для меня не просто знакомы. О каждой позиции в этом зале мог рассказать не меньше тамошних служителей. Признаюсь, именно здесь мне удавалось покорять сердца многих девушек, щеголяя здесь своей эрудицией. А однажды заметил, как за мной хвостом ходила дежурившая в зале сотрудница отдела, подслушивая мою экскурсию и, думаю, узнавшая кое-что новое для себя. Было приятно. И еще признаюсь - здесь отдыхалось, как нигде. Настоящий храм - высоченные потолки, спрятанная в книгах вечность и обволакивающая тишина. За многие свои посещения не встретил здесь и десятка посетителей.
Неожиданно, мой энтузиазм натолкнулся на непонятное сопротивление - в течение трех недель каждый день ученый секретарь, по разным причинам, отказывала мне во встрече. Совсем было отчаялся, но вдруг, она назначает мне время и приглашает к себе. Приехал. Представился. А она мне в ответ, с порога, как ушат холодной воды на голову: « Я должна Вам сказать, что сейчас еще многое не ясно, вокруг этого музея много интриг. И, к сожалению, никакого интервью я Вам дать не могу».
Стою ошарашенный, с фирменным блокнотом в руке, и почти физически ощущаю, как медленно уменьшаюсь в росте. От возмущения у меня на миг даже перехватило дыхание. Но быстро пришел в себя и отчитал этого «ученого – печеного» секретаря, примерно так: « С этой минуты, не только мне, никому другому Вы интервью дать не сможете, если бы даже захотели. Обещаю, вся журналистская братия, сегодня же, узнает цену Вашего отношения к ней, и лично с Вами уже никто не будет работать. Об этом моя редакция позаботится. Разве так можно? Три недели Вы мне морочили голову, что не в состоянии выкроить и трех минут, потом назначаете встречу, только затем, чтобы сказать то, что сказали. Что мешало сделать это по телефону? Вы думаете, моё время дешевле вашего. Ради чего вы заставили меня проехать всю Москву, потерять день….»
В общем, вышел из её кабинета довольный своим напором, и тут же удрученный тем, что дело-то мною не сделано.
Недолго думая, дабы приезд в "Ленинку" не остался пустым, поднялся в выставочный зал, обошёл его и наметал в свой блокнот аннотации по каждому стенду с расчётом, что остальное потом добавлю от себя. Собрался было уходить, как вдруг заметил, навстречу мне по лестнице этаким клином поднимается большая группа людей, в основном женщины, в голове клина с указкой в руках - экскурсовод. При первом же взгляде на группу не трудно было заметить у большинства из них несоответствие между очень красивой - можно сказать, шикарной одеждой и выражением их бесцветных и безразличных лиц.
Когда они прошли в зал, любопытство затянуло меня вслед за ними. Уже по ходу экскурсии, понял, что пристроился к делегации, состоящей из заместителей министров культуры союзных республик, собравшихся в Москве на какое-то совещание. Нас сразу, минуя основную экспозицию, провели в соседний зал, двери которого до этого всегда были закрыты для обычных посетителей. Как прочувствовал, как угадал! До и после в моей жизни такого везения больше не было!
Когда все сошлись в центре, экскурсовод вступила со словами:
- Дорогие товарищи! Перед Вами, одна из лучших книжных коллекций нашего фонда - библиотека известного эстрадного артиста, интеллигентнейшего человека – Николая Павловича Смирнова-Сокольского. Здесь представлено более двадцати тысяч единиц хранения. Собиранием книг он занимался почти всю свою жизнь, а в конце её, Николай Павлович завещал свою библиотеку в дар государству. Теперь она здесь. Среди книг…
И тут началось:
- Вот гордость коллекции - полное собрание прижизненных изданий Александра Сергеевича Пушкина. Подобная подборка есть только у нас, в Ленинке. А это один из четырнадцати экземпляров, уцелевших после уничтожения всего тиража, книги Александра Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву». Предлагаю вашему вниманию ещё один интереснейший экспонат - книга рассказов Антона Павловича Чехова из библиотеки царя Николая П. Царь очень любил Чехова.
Меня дрожь охватила, когда она взяла в руки книгу идеальной сохранности - красный кожаный переплет, на верхней крышке которого, во весь ее размер – золотого тиснения личный вензель царя, форзац из голубого муарового шелка, а вот блок книги - это обычное издание Сытина. Специально для царя тогда делали много разных конволютов т.е. переплетали в один том несколько самостоятельных изданий.
Дальше - больше:
- Посмотрите, пожалуйста, на это миниатюрное издание, выпущенное книгопродавцом Смирдиным в 1835 году. Это басни Ивана Андреевича Крылова с автографом автора… А вот автограф Николая Васильевича Гоголя. Это экземпляр «Ревизора» с дарственной надписью актёру Александрийского театра Николаю Дюру, первому исполнителю роли Хлестакова. По мнению Гоголя, мало того что он плохо сыграл и «… ни на волос не понял, что такое Хлестаков», да к тому же ещё и не выучил в точности свою роль… Теперь взгляните на единственный сохранившийся экземпляр книги «История волокитства»…
И не было конца этому кладу. Да, одно дело прочесть книги Н.П. Смирнова – Сокольского с описанием его библиотеки, и совсем другое видеть её в сборе, дотронуться до книг, которые держали в своих руках Гоголь, Пушкин, Крылов… Наверно паломник, из священных писаний ясно представляющий себе картины святых мест, испытывает такой же трепет когда, прибыв в эти места , воочию прикасается к вечности.
Представьте себе: слева от входа, во всю стену, почти до потолка, всё сплошь тёмные корешки книг, изданных в основном до девятнадцатого века, справа – ослепнуть можно было от обилия книг, названия которых были тиснёны золотом. Чуть смещенные от центра зала столы, на которых под стеклянными колпаками лежали миниатюрные издания. Огромная, если не большая, часть коллекции это литературные журналы. Им коллекционер посвятил много времени и выпустил библиографическую работу «Русские литературные альманахи и сборники ХVIII-ХIХ вв. М.,1965».
Надо заметить, что Смирнов - Сокольский собирал не просто редкие книги. Для него очень важно было иметь экземпляр идеальной сохранности. Обычная ошибка начинающих коллекционеров - любой ценой достать предмет вожделения , пусть побитый, потрёпанный, с множеством утрат, а потом охотиться за полноценным, представляющим по- настоящему музейную ценность. Здесь получается двойная трата и средств, и времени. Хотя в библиотеку Николая Павловича попадали и «рубленые» экземпляры, имеется в виду книга А.С. Пушкина « Стихотворения, не изданные в России» (1908 г.). В неё вошли «Царь Никита», «Гаврилиада», стихи и эпиграммы, прежде не выходившие в России. Книга была напечатана в Москве в типографии А.Поплавского и по утверждению Н.П. Смирного- Сокольского, « весь тираж до последнего экземпляра попал под нож резательной машины» и ему удалось добыть один «тягостного вида» , разрезанный на три части, и принадлежал этот экземпляр самому владельцу типографии А.Поплавскому.
Экскурсовод тем временем подводил к концу свой обзор, и завершение пиршества, мимоходом, без затей, сопроводила сногсшибательным сообщением:
- …. Но все это могло быть для нас потеряно. Вдова Николая Павловича, после его смерти, не захотела безвозмездно передать коллекцию государству, как завещал её супруг. Она потребовала за неё деньги. И на довольно высоком уровне, учитывая большое культурное значение этой библиотеки, было принято решение выкупить её и тем самым выполнить последнюю волю выдающегося библиофила и настоящего патриота нашей родины. Представляете, вдова потребовала сто тысяч рублей.
Тут «культурная публика» заволновалась, взяла в свои пышные груди много воздуха, и на несколько голосов очень сердито одёрнули вдову :
- Как не стыдно?
- Вымогательница.
- Ах, как безнравственно...
Здесь и у меня сдали нервы, не утерпел и высказал во всеуслышание:
- Получается-то меньше чем по пять рублей за книжку!
Стражи культуры великой страны, не поняв , о чём идёт речь, с удивлением оглянулись на меня, а начальница экскурсии переспросила меня:
- Что Вы сказали?
- Говорю, макулатурное издание «Королевы Марго» сейчас стоит пятнадцать рублей, а здесь автограф Гоголя меньше чем за пятёрку.
- А Вы, молодой человек, собственно, откуда ? - наседала на меня экскурсовод.
- Я из состава. Продолжайте, пожалуйста, семинар.
Так и не оценив мою калькуляцию, она сделала еще несколько показов и вскоре увела всех за собой из зала. Двери в него сразу же закрыли на ключ.
Было много прочитано о книжных коллекциях наших собирателей, но виденное произвело на меня сильное впечатление, и не случайно эта коллекция стоит в первом ряду. Среди книжников ходило много легенд не только о самих книгах из библиотеки Смирнова-Сокольского, но и том, как они приобретались. Поговаривали даже, что Николай Павлович пользовался услугами осведомителей известного ведомства - узнавал от них об арестованных или репрессированных, обладавших в свое время хорошей библиотекой, подкатывал к их родственникам и задёшево приобретал интересующие его книги. Повторюсь, это всего лишь слухи. Но как бы там ни было великий библиофил сделал великое дело.
Опять же по слухам. Знатоки книг шептались, что вдова Николая Павловича, будучи в бедственном положении, начала продавать кое- что из собрания библиотеки. Однако никто не осуждал вдову, ведь ей надо было выживать. Тогда на первый взгляд, получается, что и экскурсовод была права, поскольку коллекция действительно могла развалиться.
И будь всё это правдой - слава тем, кто заставил власти выкупить библиотеку! А если уж и осуждать кого, так это именно тех подонков из числа хранителей и чиновников, которые ничтоже сумняшеся воровали и продавали самое ценное, что веками приобретали, скапливали и сумели сохранить светлейшие российские головы, умные и порядочные люди. Не уверен, что библиотека Смирнова-Сокольского не усохла по дороге при переезде из квартиры в государственное хранилище. Да и опека государства – это еще не гарантия её сохранности. Какое варварство творилось и творится в картинных, книжных и иных хранилищах главных музеев, как крали и крадут до сих пор в провинциях, общеизвестно. Примеров тому не счесть.
Совсем недавно мне довелось беседовать с человеком, который уполномочен проводить ревизию финансовой деятельности наших библиотек. Так вот во время проверки работы одной очень большой библиотеки, он обнаружил несколько довольно грубых финансовых нарушений и отразил их в соответствующем акте. Руководство этой библиотеки очень спокойно приняло эти замечания, признало их правильными и обещало все предписания исправить в кратчайшие сроки. Но стоило ему сделать одно устное замечание относительно неправильности ведения учёта хранимых рукописей, как в ответ была такая реакция, что он сразу почувствовал - копни он дальше в этом направлении, до дома в тот вечер он мог бы и не доехать...
Итак, за три дня заметки из блокнота были перенесены на бумагу, представлены Саше Парецкому, и мне показалось, моя работа сделана. Но не тут-то было. Увидев статью он ахнул:
- Восемнадцать страниц. Ты обалдел. Это должна быть короткая информационная заметка, а у тебя что? Сокращай. Сокращай безжалостно. Когда всё переделаешь, отнесёшь материал в газету «Лесная промышленность» на 25-ого Октября. Заведующий отделом информации тебя уже ждёт. Печатать тебя будут там.
Сократил всё до пяти страниц. Так было жалко выкидывать, как мне казалось, интересные вещи, особенно вырезать большой абзац по истории создания типографской бумаги в России. Тем более, что до этого у меня уже был случай когда мог похвастаться своими знаниями из истории бумаги. На международной книжной ярмарке в Москве, осенью 1978 года, итальянская фирма «Фабриано» представляла свою бумажную продукцию. Стендист нахваливал достоинства своей бумаги и по ходу сказал, что наряду с машинной технологией, они до сих пор сохранили ручное изготовление бумаги « верже» с водяными знаками, которое ведет своё начало с 1360 года. Как же было приятно этому представителю фирмы, когда он узнал от меня, что создание бумажной мельницы близ замка «Фабриано», по данным древних рукописей, датируется 1340 годом. И на следующий день , специально приехал и показал ему книгу « Опыт систематического курса по графическим искусствам», составленную бывшим главным мастером заготовления государственных бумаг - М.Рудомётовым (С/Пб. 1898г.), в которой было подтверждение сказанному. В знак благодарности, представитель фирмы подарил мне полный комплект образцов выпускаемой ими бумаги, включая удивительного качества листы «верже». Признаюсь, тогда мне казалось, что для читателей газеты «Лесная промышленность», которая была органом Министерства целлюлозно-бумажной промышленности СССР, моя статья будет интересна и откроет что-то новое. Наивный. Кто тогда читал эту газету, кому нужны были эти исторические изыски?
В итоге, выбросил из статьи очень много и повёз свои «обрезки» на Никольскую, в редакцию. Заведующий отделом информации, невероятно симпатичный грузин, внимательнейшим образом прочёл мой продукт и сказал:
- Всё очень хорошо. Публикуем в следующем номере. Вы как, подпишитесь своей фамилией или псевдонимом?
Не помню, какая была в этот день погода, но на душе у меня тогда было очень радостно. Мимо ГУМа шел уже не нищий инженер, а настоящий журналист, мысленно увенчанный ореолом славы, которого впереди, буквально за углом, поджидала карьера крупного литератора.
21 апреля 1979 года в очередном номере газеты «Лесная промышленность», на 4-ой полосе в колонке «Интересно», размером 4,5 х 25 см, стояла заметка «Книжные сокровища». Автор её - Галина Ларионова. Это был мой подарок-посвящение моей любимой жене.
Перечитав колонку, почувствовал что не сразу узнаю свою работу, очень похоже на мой текст, но не мой. Позднее, дома, до меня дошло, что этот симпатяга зав. отделом поработал над моими страничками и рукой профессионала довёл их до кондиции. От этого мне грустнее не стало. Какие тут могут быть огорчения? Главное - меня публикуют. А какое удовольствие, когда мы вместе с «псевдонимом » поехали в редакционную кассу , где Галя получила наш честно заработанный гонорар - десять рублей двадцать копеек.
Конечно, похвастался газетой перед домашними. Мама очень возгордилась мной, а отец сначала просмотрел всю газету, так как «Лесную промышленность» он держал в руках первый раз, потом краем глаза взглянул на моё «сокровище» и спросил:
- И сколько времени ты на это потратил?
- Почти месяц.
- И сколько стоит этот кусочек?
- 10 рублей 20 копеек.
Отец погладил свои густые брови и тихо сказал:
- Если б ты этот месяц ходил вниз головой, и внимательно смотрел под ноги, нашёл бы больше.
Хоть и сдержанно, но, по-моему, Саша был рад за меня не меньше чем мои близкие. Не помню, поставил тогда бутылку ему или нет. Если нет, то - подлец.
Вдохновлённые первым успехом, мы с ним тут же наметили следующую тему - написать о новых методах при диагностике рака груди у женщин. Здесь уже речь шла о большой статье, которую мы уже запланировали для «Труда». Выбор темы был не случайным. Дело в том, что мой брат, который занимался разработкой медицинских приборов (тепловизоров) для таких обследований, мог обеспечить необходимым материалом, посодействовать встрече с нужными специалистами, а главное проверить статью, чтобы в ней не было грубых промахов. Саша предупредил, что статью будут просматривать очень строго, в газете выходящей самым большим в стране тиражом, ляпы практически исключены.
Приступив к работе над статьёй, вскоре у меня состоялась встреча с профессором по онкологии. Мои знания в медицине на уровне градусника и клизмы, т.е. их просто нет, а он разговаривал со мной, как с коллегой из Сорбонны. Толку от этой встречи - никакой. Единственно, что меня тогда поразило, так это небольшое замечание профессора, но не для печати. Согласно данным американских учёных, само рентгенологическое обследование является причиной заболевания груди почти у одного процента женщин, т.е. каждая сотая, здоровая женщина, вошедшая в рентгенкабинет, выходила из него онкобольной. Но построить на этом факте статью о преимуществах тепловизоров по сравнению с рентгеновскими аппаратами нельзя - в стране ещё не было ни одного такого прибора, и не мне замахиваться на действующую систему.
Статью готовил очень основательно. Многое взял из специальной литературы, многое со слов брата, что надо вложил в уста профессора и принёс готовый, на мой взгляд, материал Саше. Он, в свою очередь, отнёс рукопись к редактору и через два дня показал мне его записку, прикрепленную к первой странице (такие записки до сих пор именуют «собачками»). В ней, под номерами, стояли редакторские замечания. Всего десять пунктов, – замечания по содержанию и форме статьи. Саша прокомментировал эту записку так:
- В первой лекции, на первом курсе журфака, перечисляют десять ошибок, которые автор не должен допускать при написании репортажей и подобных публикаций. Десять пунктов, как десять заповедей. Ты их нарушил все.
Поразмышляв немного и честно оценив свои способности, пришёл к выводу - чем позориться, лучше мне отказаться от этой мучительной работы, о которой не имею никакого понятия и даже не представляю себе, что в ней есть свои законы. При нынешних бессовестных временах, может быть, поступил бы иначе, но тогда... Вот так, бесславно, у меня закончилась карьера журналиста.
Единственно чем мне оставалось утешаться - несмотря ни на что, мой вклад в газетное дело , площадью 112 квадратных сантиметров и ценою в десять двадцать, сделан - и уже никто никогда не выкинет его из истории отечественной журналистики.
Здесь можно было бы поставить жирную точку, но…Но есть одно обстоятельство, которое вынуждает нас вернуться к рассказу о библиотеке Смирнова - Сокольского. Дело в том, что в 1995 году, в Москву из Нью-Йорка, приехал Борис Михайлович Сичкин. В « Театре Эстрады» состоялся его бенефис, в котором мне посчастливилось участвовать, но об этом в другом месте. Так вот, на этом вечере Борис Михайлович показал всем зрителям экземпляр своей книги – «Я из Одессы, здрасьте!», изданной в США. Через год её уже напечатали в России ( «Издательский дом «Бельведер» (Спб).
В этой книге, среди множества рассказов о друзьях, есть глава, посвящённая Смирнову – Сокольскому, чьей дружбой Борис Михайлович очень дорожил. Пусть цитата из книги не покажется читателю громоздкой, поскольку, во-первых содержание стоит того, что бы её не укорачивать, а второе - в ней есть абзац, имеющий прямое отношение к библиотеке Николая Павловича, о которой шла речь раньше:
«Смирнов - Сокольский был замечательным артистом эстрады, писателем, библиофилом и потрясающим острословом, который как истинный скоморох, сыпал шутками, невзирая на лица. Друзья очень любили Смирнова-Сокольского, но побаивались его острого языка. О себе он говорил:
- Как друг я - дерьмо, зато как враг… В этом деле у меня надо брать шестимесячные курсы…
………………
Бывший министр культуры Храпченко на одном из совещаний говорил:
- Что же получается? Я, министр культуры СССР, получаю семьсот рублей в месяц, а артист эстрады Смирнов - Сокольский зарабатывает до тысячи.
Смирнов – Сокольский на это ответил:
- В том-то и дело, что вы получаете, а я - зарабатываю.
……………
Во время советских антисемитских походов - «дело врачей», «космополитизм» Николай Павлович всегда отменял свои гастроли по стране. Я сказал ему однажды:
- Николай Павлович, вы же русский. Почему Вы боитесь и отменяете гастроли ?
- Боря, разве они разбираются, кто русский, а кто еврей? Для них, если ты в чистой рубашке - значит еврей.
……………………
Уникальная библиотека Смирнова-Сокольского была оценена государством в шесть миллионов рублей. Министр культуры СССР Фурцева сделала Сокольского своим референтом по литературе. Это очень польстило ему, и в порыве радости он написал завещание, согласно которому после его смерти он дарит государству свою библиотеку. Она должна называться имени Смирнова-Сокольского. А его жена, Софья Близнековская, должна быть директором этой библиотеки. Но Сокольскому передали, что на каком-то совещании Фурцева не очень лестно отозвалась о нём. Сокольский рассердился и сделал в завещании исправление. В тот же день, когда Николай Павлович умер, пришли из библиотеки им. Ленина забирать книги, имея на руках завещание. Жена Сокольского Софья Близнековская сказала:
- Вы узнали о смерти моего мужа, и сразу пришли забрать его библиотеку. Очень мило с вашей стороны. Я знаю, у вас есть завещание моего мужа, но покойный перед смертью внес в него некоторые коррективы. Не будете ли любезны, с ними ознакомиться.
Дала им завещание, где было написано крупно красным карандашом:
- ... ( смягчено мной -Б.Р.) им в рот, а не библиотеку !
Научные работники библиотеки им. Ленина точно сориентировались и быстро нырнули в открытую дверь».
Завершить свой рассказ хочу коротким эпизодом. Немного спустя, по окончании своей «журналисткой деятельности», снова пошёл в «Ленинку» в надежде ещё раз посмотреть и насладиться книгами, которые собрал Смирнов - Сокольский. Поднимаюсь по лестнице, и уже с порога выставки увидел, что «секретный зал» открыт. Не вхожу, влетаю в него и втыкаюсь в огромную фотографию, стоящую при входе на станке для живописных работ. Никогда не был воинствующим диссидентом, но в тот момент так хотелось плюнуть в этот всемирно известный прищур. Оказалось, что от библиотеки Смирнова - Сокольского и след простыл, а весь зал был заставлен книгами Ленина и разными его изображениями.
Решение об открытии музея книги при Библиотеке им. Ленина было принято в 1976 году. И только в 1983 году, в общем-то, убогую для такой масштабной библиотеки, экспозицию « отдела редкой книги» назвали музеем, ничего в ней не изменив. Может быть в штатном расписании появились новые единицы, может денег на обустройство нового музея стали давать больше, и только. Репринтные издания по-прежнему называются факсимильными, деятельность выдающихся деятелей книжного дела никак не отражена, о коллекционерах ни слова, не говоря уже о том, что бы сделать специальный зал для библиотеки Смирнова - Сокольского, как завещал выдающийся собиратель.
Ну, и в заключение несколько слов о музейном деле и коллекционировании в СССР и его преемнице - России. В конце 1980 –х в «монреальском» павильоне, была организована очень интересная выставка. На ней были представлены частные коллекции: - холодного оружия, фарфора, марок, книжной миниатюры, орденов , монет, дореволюционных открыток, сигаретных пачек и т.п. Больше всего меня поразила, своей системностью и красотой оформления коллекция стальных перьев.
После осмотра таких выставок, невольно понимаешь, что даже небольшие коллекции - составляют немалую часть культуры нации. Конечно, не все они музейного класса, но наша большая беда в том, что и те немногие, что достойны международного признания, исчезают безвозвратно. В Европе, Америке море частных музеев и интерес к ним огромен. Россия, история которой каждые четыре года (теперь каждые шесть лет) переписывается по- новому, не создала ни одного частного музея мирового уровня, если не считать нескольких музеев живописи.
А ведь именно наличие музеев позволит, сохранить не только предметы материальной культуры, но точный фактический материал для историков. И тогда можно будет хотя бы надеяться на то, что последние станут меньше врать в угоду временщикам.
Н.В. Гоголь говорил: «Дурак тот, кто думает о будущем мимо настоящего». И только когда мы в настоящем научимся ценить и сохранять прошлое, только тогда мы будем правильно отвечать на вопрос: « Кто более матери-истории ценен?…»
Николай Павлович Смирнов - Сокольский умер в 1962 году.
Его коллекция книг была приобретена Библиотекой им. Ленина в 1974 году.