… Святослав вторую неделю двигался по этим комариным лесам, тщетно пытаясь найти хоть какой-нибудь городок. Дружина уже начала роптать. Асмуд зло косился на лес, недобро и громко смеялся, часто зря гонял коня вдоль берега. Свенельд сидел на своей лодье, невозмутимо молчал, щурясь, вглядывался в берега. Углубляться в лес никому не хотелось. Тропы были завалены засеками, вели в болота, разбегались, выводили на снаряженные самострелы и волчьи ямы. Святослав постепенно все больше ожесточался сердцем.
Драккары неторопливо скользили вниз по течению, подталкиваемые мерными взмахами весел. Вопреки обычаю, принятому на море, гребцы не пели, много молчали, и говорили вполголоса – это было не беззаботное путешествие, а охота. Охота на людей. Святослав заметил впереди мелководье, покинул свой драккар, и перебрался на коня. Он оглянулся окрест. ”Слишком спокойно кругом”. Лес, песчаные берега реки, и десяток драконьих лодок, отражающихся в спокойной воде.
Внезапно скакавшие впереди люди Асмуда резко рванули назад.
– Наконец! – Святослав привстал в стременах.
Сомнений не было – впереди село. Лодьи уже поворачивали, тыкались в песчаный берег, с них сыпались в воду доспешные норманны: русы Святослава и шведы Олафа. Тишину леса нарушил звон стали, воины с шумом и плеском бредут к берегу по грудь в воде, в воздухе носится сладкий запах близкого веселья. Отроки рвутся вперед, отталкивая один другого. Молодая кровь играет, требует поединка.
– Тише! – прикрикнул на молодежь князь, – распугаете лесовиков!
Свенельд со своей дружиной уже трусил в лес – на перехват. Святослав принял от отроков доспех, влез в кольчугу, накинул на себя бронь.
– Вперед! – князь поскакал по берегу. За ним нестройно рванули его люди и дружинники Олафа. Люди Асмуда на малых лодьях налегли на весла, спеша перенять тех, кто бросится вниз по течению.
Все получилось прекрасно – они вышли на деревню, окружив ее с трех сторон. Деревня располагалась посреди больших полей, окруженных перелесками. Здесь деревья стояли не так густо, и Святослав понял, что где-то совсем рядом начинается вольная степь.
Наконец со стороны села раздались истошные крики, детский плач и громкий бабий вой. ”Заметили наконец!” – презрительно дернул щекой князь. У глупых лесовиков не было никаких шансов спастись. Люди на полях заметались, кто-то побежал к реке. Скоро они развернулись обратно – с той стороны шел Асмуд со своими. Позади деревни на поля из лесу вышли люди Свенельда. Все шло слишком просто. Теперь никто не спешил, воины опасались подвоха, смотрели на князя.
Святослав медленно ехал на своем белом жеребце, дружинники плотно сгрудились за его спиной. Князь одел шлем – ему не хотелось получить стрелу в голову. Справа от него пристроился Олаф, они выехали на дорогу, ведущую к домам от убогой пристани. Подскакал Асмуд:
– Сразу поджечь, или потом? – Теперь он был в прекрасном настроении, улыбался, весело глядя на князя, признавая его старшинство.
– Успеем. Коня Свенельду!
Трое отроков поскакали к старому вояке, топча чахлые посевы. Свенельд принял коня, взгромоздился в седло, не спеша присоединился к главному отряду.
– Смотри, князь, они что-то готовят!
В деревне произошло какое-то упорядоченное движение, лесовики строились в две колонны.
– Порубать? – молодой красавец Олаф, улыбаясь, потянул добрый норманнский меч.
– Не пойму, что они делают, – князь вгляделся, щуря глаза.
Лесовики шли навстречу отряду, одетые в праздничные, белые с красной вышивкой рубахи. Первыми шли молодые красивые девки, их волосы цвета пшеницы были убраны синими цветами. Олаф свалился с коня, прыгнул вперед на три шага:
– Та, что с хлебом – моя! – Он обернулся, набычился, положив руку на меч. Его глаза горели.
– Добро, Олаф, – Святослав согласился не слишком поспешно, блюдя княжескую честь. Олаф расслабился.
Лесовики приблизились, поясно поклонились. Высокая синеглазая девка протянула Олафу каравай. Олаф оторвал кусок хлеба, глядя девке прямо в глаза, сунул каравай вместе с полотенцем кому-то из своих отроков.
Конные русы подъехали вплотную к лесовикам.
– Олаф, а где твой подарок? Или эти лесовики богаче тебя? – засмеялся какой-то остряк из людей Святослава.
Олаф покраснел, кинулся к своему коню, порылся в суме, метнулся обратно к безропотно молчащим селянам. Те в страхе попятились. Олаф тяжелой походкой подошел к красавице. Та зарделась, принимая дорогое янтарное ожерелье. Среди лесовиков послышались осторожные возгласы радости, девки затянули песню.
Князь пригляделся. Светловолосые великанши ему надоели, и он заохотился, увидев пристроившуюся в последних рядах смугляночку с удлиненными раскосыми глазами. Он подхватил красавицу, закинул ее на седло, медленно поехал вперед. Руки легли на тонкое гибкое тело, девка вздрогнула, сквозь смуглую кожу лица огнем вспыхнула кровь. Князь с трудом перевел дыхание:
– Толмача мне! Хочу говорить с лесовиками! – распорядился он.
… Князь расположился в центре деревни на своем неизменном ковре, опираясь локтем о седло. Дружинники уже прочесали деревню, и свалили в кучу все железное оружие, способное отнять жизнь у человека. Тут же сидели на земле повязанные одной веревкой заложники – викинги никогда не верили в гостеприимство. Староста деревни, в новых лаптях и чистой белой рубахе, оглаживал корявыми пальцами седую бороду. Толмачил толлмайстейр Ольгерд, ему помогали двое смышленых древлянских рабов.
– Этот народ зовется вятичи, их земля богата и обширна.
– Спроси, кому дань платят.
– Этот человек говорит, что они платят дань неким казарам.
– Что за народ, как далеко, сколько у них воинов?
Толлмайстер Ольгерд долго говорил со старостой, уясняя ряд новых слов и даже понятий. Святослав уже успел хлебнуть меда, и потихоньку тискал сидящую подле него смуглянку. От нее пахло степью, вольным ветром, иной, неведомой жизнью. Сердце князя трепетало, рвалось на Юг, где простор коню, много тонких волнующих женщин, хмельного вина, и пряных, с синим отливом, трав. Но степные травы горчат… Князь в сердце своем уже знал о казарах все, но внимательно слушал, что ему толковали:
– Сей народ состоит из множества разных племен. У этих племен разные языки, и боги у них разные. Всеми ими правит племя, почитающее единого бога Яхве. Вождей у них два. Первый называется каган. Он несет на себе явленную власть, и почитается богом. Он имеет множество жен по числу подвластных ему племен, дарует победы и урожай. Второй вождь зовется царем. Он может удушить кагана шелковым шнуром, если тот теряет свою божественную силу. Царь правит при помощи мудрости.
– Что есть мудрость? – Святослав был в хорошем настроении, и заинтересовался, как это можно править без помощи силы.
– Мудрость есть чувство меры, и забота о выгоде.
– И какова ваша мера?
Толлмайстер перевел:
– Мы даем десятую часть всего, что родит земля, десятую часть скота и десятую часть молодых парней и девок. До казар мы жили только в лесах, теперь можно пахать поля на границе со степью. Урожаи стали в десять раз больше, наш народ процветает. Мы счастливы.
Святослав допил чашу с медом, утер рукавом соплю.
– Олаф, ты кого хочешь убить, царя или кагана?
Олаф оторвался от девки, ошалело посмотрел на князя:
– А? Что? Кого?
– Понятно, – молвил Святослав, – бери себе царя. Меч у тебя крепкий. Пусть помудрует! А уж кагана я сам завалю!
Дружинники засмеялись. Олаф с надеждой посмотрел на Свенельда:
– Свенельд, а Свенельд, может на зиму здесь останемся? Тут хорошо, – Олафу не особенно хотелось торопиться на войну.
Свенельд был стар, трезв, и рассудителен:
– Пустое. До осени здесь закончим, переволочемся в Дон, и рванем дальше – в Рим и Андалус!
На центральной площади деревни викинги устроили настоящее пиршество. Лесовики тащили пиво, мед, дичь и поросят. Воины сидели вокруг большого костра, пили, и жарили мясо. Когда головы слегка пошли кругом от выпитого, Свенельд потребовал песню.
– Песнь! Хотим песнь! Любо! – кричали дружинники, весьма расположенные к музыке. Самые нетерпеливые били рукоятками мечей в гулкие щиты.
Внезапно крики смолкли – это появился уже хорошо поддатый майстерзингер Бьян Кнутсон. Он пытался так отрегулировать натяжение струн на большом деревянном ящике, чтобы инструмент производил хоть сколько-нибудь мелодичные звуки. Махнув рукой, Кнутсон отказался от этой затеи, привычно рассудив, что среди диких лесов его музыка и так будет вне конкуренции.
– Давай о Вещем Олеге! – потребовал старый Свенельд. Свенельду очень нравился этот сказ, так как Великий Хельгу – Олег не был наследственным князем, и руководил дружиной только по праву сильного.
Майстер Бьян Кнутсон еще раз махнул рукой, намереваясь попасть по струнам, но не рассчитал, и неожиданно завалился назад. Бойцы засмеялись, усадили певца в устойчивое положение, поднесли освежающей браги. Кнутсон выпил, отшвырнул кубок. Его руки вновь обрели ту необыкновенную легкость, за которую он еще десять лет назад был дружно провозглашен королем всех музыкантов. Дело было на свадьбе шведского короля и датской принцессы, и всех несогласных – преимущественно датчан, вырезали уже на второй день веселья.
Итак, майстерзингер ударил по струнам и запел. Его мощная глотка производила те особые ревущие звуки, которые так любили слушать дружинники Святослава. Эти звуки живо напоминали им шум прибоя в родных фиордах, ветер и волны, беснующиеся над родными скалами. Когда воздух кончался в груди певца, десятки мощных глоток подхватывали последние слова, и пели припев. При этом спины воинов распрямлялись, головы запрокидывались назад, а руки напротив, непроизвольно сжимались, и тянулись к груди.
”Они все еще гребут” – подумал Святослав.
Услыхав песнь, все воины сгрудились у ярко пылающего костра, а лесовики в ужасе начали тащить в ближайший лес свои нехитрые пожитки, и уводить скот.
Кнутсон начал как всегда, с зачина, где рассказывалось, как великий Рюрик пришел в восточные земли вместе со своей верной дружиной и всеми людьми своего племени. Особо подчеркнул сказитель недостойный поступок Дира и Аскольда. Эти бояре не только откололись от своего конунга, увели часть дружины, и своим именем захватили лучший город южных земель, но и отказались делиться – посылать часть добычи своему предводителю.
Бойцы одобрительно кивали, слушая, как Хельгу с сыном Рюрика приплыл в Киев, как он хитро обманул бдительность охраны мятежных бояр, и как ловко расправился с обоими. Эта часть сказания вызывала у Свенельда самые противоречивые чувства, так как он был бы не прочь при случае сам объявить себя князем. Да только удобного случая все как-то не представлялось.
Когда певец дошел до похода Олега к берегам богатого города царей, в глазах дружинников стали загораться зловещие огоньки. Это горели и сверкали россыпи рубинов, изумрудов, сапфиров, и золота, которые им еще только предстояло завоевать. С одним из воинов случился припадок берсеркерства, он зарубил пару заложников, и стал бросаться на своих, размахивая обнаженным мечом. Берсеркеру дали оглоблей под колени, набили морду, и до утра отобрали меч.
Закат окончательно догорел, стало темно и довольно прохладно. Костер давал совсем мало света и тепла, и кто-то предложил поджечь пару ближайших домов. Князья и старшие с трудом успокоили горячие головы, предложив сперва согреться изнутри и дослушать сказителя. Когда порядок был восстановлен, Бьян Кнутсон перешел к самой печальной части рассказа – о трагической гибели Вещего князя, постигшей его на костях любимого коня. На этом месте даже самые лихие головы закручинились, и тризна по Олегу, умершему уже более сорока лет назад, была продолжена.
Старшие совершенно потеряли управление над своими людьми. Святослав был изрядно пьян, Свенельд прикорнул около угольков костра, Олаф где-то в темноте наслаждался своей молодой девкой. Бойцы доедали съестное, и допивали остатки хмельного, как будто всю оставшуюся жизнь им не придется уже не поесть как следует, не выпить ни капли влаги. Ближе к утру, деревню все-таки подожгли…
Если читателю хочется прочесть книгу целиком, она находится на авторской страничке, в разделе "Книги"
{Место для жизни}[http://proza.ru/2011/05/15/1562]