Палата номер 16. Ч. 10

Николай, непутёвый, по словам Петровны, её сын, действительно вернулся домой.

После службы в Советской Армии много лет назад он остался на сверхсрочную.

Страну неожиданно и стремительно разорвало по границам союзных республик. Так же, как и с виду вечную, монолитную льдину невидимыми течениями рвёт на пущенные в самостоятельное плавание островки.

Вот на одном из таких ставших враждебным другим островов на востоке развалившегося Союза и оказался в тот момент Николай.

Он только и умел, что воевать. Поэтому завербовался и стал зарабатывать своей профессией деньги. На чьей стороне и против кого, теперь уже значения не имеет.

В сухом остатке у него остались повреждённая рука, кое-какие деньги на счету и никакой ответственности за семью. Нет семьи – нет ответственности.

Только мать. Да, когда ранение оборвало его военную карьеру, и стал вопрос, куда держать путь, Николай вспомнил о матери. Нет, не подумайте, он никогда и не забывал о ней. Но так, краем сознания, в минуты отчаяния или нахлынувшей тоски.

А тут вдруг понял, что мать – единственный человек, который всегда примет и ни о чём не спросит. О том, что отец умер, Николай знал. Петровна послала телеграмму на адрес войсковой части, которой к той поре уже не существовало. Но какими-то случайными маршрутами телеграмма попала ему в руки.

Это было давно, лет пятнадцать тому назад. Сейчас уже и самому Николаю исполнилось сорок восемь.

Он приехал в городскую квартиру матери, узнав адрес в справочном бюро. Но дверь была закрыта, а соседи ничего не знали о местонахождении Марии Петровны. Да и что сейчас в городах люди знают друг о друге. Разве что владельцы собак.

Осталось только одно – искать её в старом деревенском доме. Туда Николай Степанович и направился.

*** 

– Не по себе мне что-то, – сказала подругам Петровна. – Вы только не подумайте, что я с ума сошла.

– Не дождёшься, – заверила Марию Федотовна. – Сбежать в дурку от нас захотела? Фигушки.

– Да погоди, – прервала её Семёновна. – Говори, Маша, что хотела.

– Понимаете, девоньки, – понизила голос Петровна. – Будто сказка эта про меня. Честное слово. Всё совпадает. И деревня наша, и дом, белым покрашенный, и мужчина этот с чемоданом. Это сын мой, Коля, вернулся. Я ж о нём много лет ничего не слышала.

– Да как это быть может? – хмыкнула Федотовна. – Кто-то неизвестный сочиняет, а оказывается, что про тебя? Бред полный. Так не бывает.

– Нет, бывает, – возразила Семёновна. – Это же, как сон. Вот ты думаешь о чём-то, думаешь. Долго и часто. Ждёшь чего-то, надеешься. Но подспудно, в череде других мыслей и забот. Естественно, что во сне эти мысли оформляются в воспоминания о будущем. И потом, когда наяву происходят события, вроде бы уже виденные накануне, уже перестаёшь понимать, где сон, а где реальная жизнь. И начинаешь верить в чудеса. Но чудес нет на свете. Есть только наша вера в лучшее. И мы своей верой, своим диким желанием изменить жизнь к лучшему притягиваем к себе счастье.

– Ну, ты даёшь, – прошептала Федотовна. – Я аж взмокла. Философиня ты наша. Значит, стоит только захотеть?

– Нет, не значит, – отрезала Семёновна. – Не всегда эта формула работает. Но и без желания никогда ничего не сбудется. Не все сны сбываются.

*** 

– Кого ищете, товарищ? – спросил у Николая один из узбеков, развешивающий на верёвке постиранные вещи.

– Мария Петровна здесь? – задал вопрос бывший солдат.

– У нас только мальчики, – с улыбкой ответил строитель.

– Кто старший? – строго поинтересовался Николай и скомандовал. – Срочно ко мне.

Через минуту разбуженный по тревоге бригадир, спавший на втором этаже, выглянул в окно, позвонил Дюраселу и сказал только два слова: «Проверка пришла».

Спустя полчаса агент примчался на своём «фордике» к белому дому.

– Чего угодно? – спросил Дюрасел.

– Это вам всем чего угодно? – рявкнул Николай. – Почему посторонние в моём доме?

– Минуточку, – спокойно произнёс агент. – Вся  территория (он указал рукой на ровное поле), включая этот дом, уже практически принадлежит одному серьёзному человеку из города. Я сам занимался оформлением. Никаких данных о собственниках не было.

– А это видел? – прервал его Николай и показал паспорт. – Я уходил из этого дома в армию служить. Сюда же и прописываться собираюсь.

– Ладно, – кивнул Дюрасел. – Сейчас перепроверю.

Он открыл портфель и достал папку, подписанную «Малышкина А.». Полистал её и произнёс:

– Совершенно верно. Ваш отец выбыл, как умерший. Мать уехала в город, где и прописалась. О вас сказано, что пропали без вести. Никто дом в собственность не оформлял.

– Значит, дом, который строил мой дед, – сказал Николай, – стал бесхозным?

– Так получается, – ухмыльнулся Дюрасел. – Все участки приобретены на законном основании.

– Что ж, – произнёс Николай. – Остаётся один выход.

– Правильно, господин, – одобрил агент. – Денег на дорогу дать?

– Ты не понял, – ответил Николай и достал из кармана пистолет. – На мне столько крови, что ещё один-другой труп дальнейшей карьере не повредит.

– Тихо! – крикнул Дюрасел. – Зачем же так волноваться? Сейчас всё исправим!

… Через час узбеки, собрав небогатую поклажу, влажное бельё и казан с пловом, в три приёма съехали из белого дома, поселившись в пустующем кинозале бывшего деревенского клуба.

А Николай ещё не успел даже снять пальто, как к дому подъехал полицейский "газон".

*** 

– Привет, матери! – весело приветствовал подруг сын Алёны. – Зашёл только сказать, чтобы продолжения не ждали. Не написано ещё. Чего приуныли?

– Это ладно. Нам срочно надо в одну деревеньку съездить, – сказала Федотовна. – Не поможешь?

– А чего ж, – улыбнулся парень. – От бати «шестёрка» осталась. Я проверял, на ходу. Права в армии получил. Хоть завтра.

– Вот и славно, – одобрила Семёновна. – Значит, завтра в десять, после обхода, мы тебя ждём.


(продолжение следует)