Вспомнится ещё, мамочка-то

Пекл Адюк
— Доченька пришла, — встретил Натаху ласковый голос матери.

Было ещё около шести утра. «Наверно, старуха ночь не спала, ждала меня, сучку», — подумала, а вслух сказала зло из прихожей:
— Какого хрена дежуришь? Дрыхла бы! Когда уже ты заснёшь спокойно навеки? Достала, блин!

Наталья зашла в комнату больной матери. Взглянула на её измождённое лицо: рак доканывает. Словно большая рыбина подплыла к Натахиному сердцу и ткнула слегка. Что-то, похожее на сочувствие, шевельнулось в душе. Не такая уж мать старуха. Всего 42 года. Была успешной вумен-леди, держала магазин электроники. Всю себя отдавала, впрочем, не бизнесу, а дочери. Балетная, музыкальная школы, вечные подарки училкам в общеобразовательной, чтобы завышали оценки красавице и умнице Наташеньке. Не успевает она, потому что некогда девочке какую-то математику учить. Сразу три школы трудно тянуть бедному ребёнку, растущему, к тому же, без отца…

Помнит Натаха, как отец уходил. Всё из дома вывез. «Я вам двухкомнатную квартиру оставляю!».
Мать бросила прежнюю работу — терапевта в поликлинике. Взяла под квартиру кредит в банке, открыла свою торговлю. Бизнес удался. Просто повезло. Пока не диагностировали рак поджелудочной. С тех пор всё и полетело под откос. Такой рак не лечится. Но всё же уже два года протянула. Даже сопровождала дочурку на все кастинги, конкурсы, пока её Наталья выбивалась в «Мисс страны». Таки удостоилась титула. Скорее неправдами, чем правдами. Но недолго музыка играла. В следующем году «миской» не избрали. Стала выпивать, потом — наркотики. Втянулась. Мать еле уговорила лечь в закрытую, для VIP-пациентов, клинику.

Всё равно водку и наркоту в той клинике, кто хотел, мог достать через охранников, а то и персонал. Основное лечение – изоляция, снятие абстиненции, детоксикация, переключение на арт-терапию и другую подобную фигню. Когда Натаха лежала там, у матери как раз обострение началось, сама в больницу угодила. Одни сердобольные подруги её и навещали. Денег на лечение матери и дочери ушло немеряно, почти все сбережения. Ушли также купленные матерью и подаренные Наталье любовниками драгоценности.

Врезался в память эпизод, как мать припхалась в клинику проведать дочь-наркоманку. Сама худая и жёлтая, из онкобольницы сбежавшая, смотреть страшно. Принесла всё из дозволенного: конфеты, яблоки, печенье, минеральную воду. Небось, на последние купленные. Незаметно, впрочем, немного «бабла» в ладошку дочке сунула. Свидание при враче разрешалось, чтобы наркоту, чего доброго, не передавали. Тогда Натахе очень жаль стало матери. Как вот сейчас, на мгновение. Но дело не ждёт. Пока ломка не разгулялась, надо новую дозу прикупить. Уже и колбасить понемногу начало. Благо, под домом барыга ждёт.

— Мама, дай денег, а то умру! – попросила почти примирительно.
— Наташенька, милая, может, не надо? Обойдётся, переждёшь ломку-то! Помнишь же, как своими силами один раз управились? – взмолилась мать. – Да и пенсию только завтра принесут.

— Не заливай, — оборвала дочь. – У тебя всегда найдётся. Припрятывать от меня хорошо наловчилась.

И Натаха бросилась шарить под матрацем, прямо под лежащей на нём матери. Тельце той так и побрасывало от Натахиных резких движений.

— Давай, сука, деньги! Брешешь ведь, куда от меня заховала?!

20-летняя девушка походила в этот момент на разъярённую старую ведьму: слюнями брызжет, волосы растрепались, глаза сверкают, лицо искажено страшной гримасой. «Боже, неужели это моя дочь! – только и мелькнула мысль отчаяния у измождённой женщины, — но как-то выручать её надо. Не время усовещать. Ведь за дозу готова убить! Ой, помру – кому она такая нужна будет! Но выхода нет».

— На вот колечко, последнее, — легко стянула с истонченного пальца обручальное кольцо, которое Вера Павловна, уже в разводе, так и носила для приличия.  Ещё с тех времён, когда отбоя от мужиков не было, а она мифическим мужем прикрывалась, на кольцо указывая, дескать, любит супруга и никакого адюльтера не допустит.

Выхватив со звериной, скорее даже безумной улыбкой  из слабых материнских рук колечко, Натаха на том не успокоилась. А ну как барыга не захочет или заценит в ничто!

— Нет, мать, ещё денег подкинь. Есть у тебя в загашнике, ведь знаю!

Вера Павловна, не замечая ничего вокруг от слёз, застивших глаза, вытащила из бюстгальтера несколько аккуратно сложенных купюр, завернутых в чистый носовой платочек. Протянула обречённо дочери. Та выхватила и выбежала из комнаты. Только дверь входная хлопнула.

«Теперь несколько дней не появится. Даже не позвонит», — привычно подумала Вера Павловна и дала волю слезам. Удивилась даже, что не все ещё выплакала.

Потом позвонила соседке, у которой сохраняла деньги для похорон своих. Попросила держать наготове. «Что ты, Павловна, ещё поживёшь», — с сомнением стала успокаивать соседка, в основном себя, ибо, по договорённости, должна будет вызвать для похорон бывшего мужа Веры – и начнётся канитель. Раз спозаранку звонит, значит, дела серьёзны. С Натахой ещё проблемы будут. Тоже ведь захочет урвать из этих денег хоть что-нибудь на зелье… Вот же Бог послал соседей!

Но и свою выгоду соседка знала. Вон бриллиантовое колье Веркино лежит в шкатулке. Рядом с ключом от квартиры этих двух горемык.

А Вера Павловна встала с постели. Аккуратно её перестелила. Налила в стакан водички из крана. Высыпала горсть обезболивающих таблеток в рот, запила. Причесалась. Убедилась, что на ней всё чистое. Поверх ночной сорочки надела халатик. Легла поверх одеяла. И через час, пролетев душой к нездешнему свету через туннель, умерла.

 

Репродукция работы Дарила Бэнкса (Канада) с его позволения.