(Из цикла рассказов "Латгальские мальцы")
*
Не знаю, кто первым выдал это предположение, а потом объявил его аксиомой, но звучит оптимистично: если вляпался в дерьмо, то это – к деньгам! Проверял ли он на себе, или делал выводы из наблюдений за друзьями-приятелями – история об этом умалчивает.
Накануне события, всколыхнувшего всё мужское население нашей улицы, я не то, что вляпался, я выкупался в этом самом веществе. Была зима. Пацаны по раскатанной ледяной дорожке летели по наклонной на спор, кто дальше. То есть, кто окажется ближе к развалинам дома напротив нашей горки. Я проехал до конца, до фундамента, о чём тут же пожалел. Лёд треснул, и я провалился, как оказалось, в выгребную яму, до краёв полную дерьма. Спасла реакция: я успел широко расставить руки и ухватиться за какие-то доски, что помешало моему окунанию с головой. Но погружение по грудь состоялось, и этого было достаточно. Зловонный запах, как джин, выпущенный из бутылки, заполнил всё пространство вокруг меня. Пацанов ветром сдуло. Выбирался сам. Увешанный какашками, как новогодняя ёлка, я кинулся домой, на ходу соображая, что же мне выдумать такое, чтобы не наказали. И придумал!
«Под лёд попала маленькая девочка, я кинулся ей на помощь и сам провалился. Но девочку спас. У неё были большие уши – это ей очень помогло. Я ухватился за них и вытащил. Прибежала её мама, сказала: «Спасибо тебе, мальчик! А где её братик?» А братик струсил и убежал. Вот попадёт ему теперь! Правда, попадёт?»
Но мама решила вопрос по-своему. То, что было у неё в руках, а в тот момент этим оказалось большое полотенце, которое она отжимала после стирки, вдруг превратилось в грозное оружие. Им она начала меня старательно обхаживать – по попе, по спине, ещё раз по попе... И тут до неё дошло, что она испоганила своё самое любимое полотенце! На её лице я увидел всю скорбь латышского народа. Мне стало жаль маму, и я обнял её, чтобы утешить. Теперь в говне были все: я, мама и любимое полотенце.
Следующий день я провёл дома. Одежда сохла после стирки, а я размышлял о своей несчастной жизни. Под окном бегали пацаны. Там была жизнь. Лучше бы я вчера утонул в дерьме! Вот тогда бы они все забегали – и мамочка, и папулик, и бабуленька. Вот вам, получите! Теперь будете плакать, но уже поздно. Нет вашего Сашеньки. Надо было любить его, а не ставить в угол и бить, вот.
Так день и прошёл
.
Утром я вышел на улицу. Но там никого не было. Делать было нечего. Пошёл искать дело. Недалеко от нашего дома было место, где собирались пацаны – разбомблённый в войну дом. Вернее, то, что от него осталось. А остался только погреб, на вершине которого мы и играли. Весной на пасху катали крашеные яйца, а зимой по ледяной дорожке спускались вниз; кто на попе, кто на ногах. Короче, занимались делом.
На погребе сиротливо копошился соседский еврейский мальчик Коля. Он выразительно посмотрел на меня и спросил с какой-то завистливой интонацией в голосе: «В говне искупался, да?». Не зная, как реагировать – обидеться или отделаться смехом – я спросил: «Чего?». Коля повторил с той же интонацией: «В говне искупался?». Не услышав подвоха, я ответил: «Да вот, сезон открыл». «Сильно попало?» - поинтересовался Коля. «Ещё как сильно!» - с гордостью ответил я – «Теперь сесть не могу». «Да-а-а-а» – протянул Коля – «Тебе повезло. Мама сказала, что говно – это к деньгам». «Чушь собачья!» - ответил я и, разогнавшись, на ногах заскользил с погреба.
Внизу из-под снега что-то торчало. Я зацепился за это «что-то» и грохнулся со всего маху. Коля наверху заржал как лошадь. Я от обиды стал ногой долбить то, что меня уронило. Зараза такая! Из-за тебя так позорно растянулся. На тебе за это! Изо всех сил я так шарахнул, что в глазах потемнело. Потеряв равновесие, я опять упал. Коля ржал уже как две лошади. Я стал подумывать, а не дать ли ему в нос? Но мысль была прервана каким-то скрежетом – к моим ногам подкатилась длинная железная банка. Она была похожа на термос. Я стал её изучать. Было очень интересно, что же там внутри? Вниз спустился Коля, и мы вдвоём начали бить находку по большому камню. С одной стороны, с другой... О чудо! Оказывается, крышка откручивается. Перед нашими ошалевшими глазами оказался самый настоящий клад! Золотые украшения и монеты. Какие-то камушки, бусы, часы, маленькие золотые рюмочки, кулоны, браслеты, кольца…
Мы тогда не понимали всей ценности этой находки. Мне понравился перстень с камнем. Коле отдал две рюмки. В этот момент подошли и пацаны. Кому-то достались часы с цепочкой, кому-то монетки. Кто-то взял камушки. За час мы выпотрошили весь термос. На пути к дому мне встретилась соседка. «Сашенька, а что это у тебя на пальчике? Оно же большое тебе. А давай я тебе денежку дам. А то потеряешь его, жалко будет. На денежку!» Я схватил протянутые десять рублей, отдал кольцо и стремглав помчался в магазин. Деньги отоварил по-полной. Куча конфет и шоколадок, печенье, булочки и лимонад. Целое богатство! Банкет удался на славу. Пацаны ликовали.
Вечером к нам пришла Колина мама, тётя Поля. Она вспомнила всех своих родственников, и что в её жилах течёт еврейская кровь, и что первый раз в жизни она видит таких «идиётов», как мы с Колей. Она ходила скандалить ко всем родственникам детей, которым достались монеты, камни и всякие золотые украшения. Но безуспешно. Поезд ушёл. Я стал ходячей легендой и «идиётом», у которого вместо мозгов лимонад и печенье.
Ну а местные мужики за неделю перекопали весь подвал снизу доверху. Заработали кучу мозолей и ничего не нашли. Может, им перед этим надо было искупаться в дерьме?