II глава
Он знал всю соседскую детвору. Андрей так же, как и это подрастающее поколение будущих инженеров и строителей, таскался со шпаной по подвалам, заброшенным зданиям и совершал безумные поступки. Но для родителей всегда оставался примерным мальчиком. И это было нормально. Две жизни в параллели: одна – для родственников и маминых подруг, другая – для пацанов со двора. Иногда от скуки он гонял в футбол с малыми на поле возле школы, хотя уже заканчивал третий курс института. Это было весело.
В тот день было пасмурно. Гроза, заставившая москвичей спрятаться в квартирах, постепенно сменилась мелким серым дождем. Андрей бодро шагал по графитному небу, отражающемуся в бурых лужах, и насвистывал себе под нос мелодию популярного шлягера. Он никогда не брал с собой зонт, поэтому вымок чуть более чем полностью. Ненавистные кудри закрутились в пружинки и липли к лицу, как и одежда – к телу. Он уже заходил в подъезд сталинского дома, где в большинстве своем жили семьи военных, когда бабка Авдотья, стоя на крыльце и загораживая проход, запричитала:
– Что ж вы ироды окаянные! Пустите мальчонку, ну! Вот уж матерям-то скажу, пусть уши вам поотрывают! Бесстыжие какие, средь бела дня…
Андрею ничего не оставалось, как проследить за взглядом Авдотьи. Он знал, что с ней лучше не связываться – гоняла пацанов по двору то веником, то шваброй. Все ей было не так: и шумно, и грязно, и бестолковые, и бездельники. Ему и самому в прошлом перепадало от нее тяжелым влажным полотенцем вдоль спины – неудачно передал пас мячом прямо в любовно развешанные и свежепостиранные простыни.
Но на сей раз она, кажется, была права. В противоположной от подъезда стороне, в темном арочном проеме четверо пинали одного. Если бы это была честная драка, Смолкин даже бровью бы не повел.
– Эй! – крикнул он и ринулся к ним. Долговязые подростки бросились врассыпную, но Андрей успел увидеть лица драчунов. Всех их он знал поименно – старшеклассники родной школы. Просто так издеваться над кем-то они бы не стали. И личность, свернувшаяся калачом на сыром и грязном асфальте, заинтересовала Смолкина.
Андрей подошел к парню и сел на корточки. Тот все еще прикрывал голову руками, подтянув колени к груди, – знает, как защищаться, значит, не первый раз. Он обхватил запястья парня и отвел руки от лица.
– Всё хорошо. Не бойся – они ушли.
Тот поднял голову, и Андрей так и остался сидеть, забыв отпустить чужие руки. У парня были необычные миндалевидные глаза, с томной поволокой и радужкой цвета крепко заваренного черного чая. Но поразил даже не этот хитрый и вместе с тем насмешливый взгляд, а другое – в глазах его плескалось любопытство, а не страх. Совершенно точно, этот пацан не боялся и не показывал, что ему, несомненно, больно. Он облизнул распухшую губу, слизнув малиновым кончиком кровь из ранки, – видимо, первый удар пришелся по лицу. Смолкин все разглядывал юношу, стараясь ничем не выдать своего странного интереса. Это было оно. Снова. Чувство, которое всегда заставляло его смотреть на свой пол вопреки всему – влечение.
Андрей невольно улыбнулся, наконец собравшись.
– Ну, я вижу – живой. Встать сам сможешь?
Парень аккуратно сел в лужу и хрипло ответил:
– Это смогу, но идти – вряд ли.
Андрей встал и протянул руку, тот принял помощь – уцепился и с еле слышным вздохом неловко поднялся с места. Парень был среднего роста, крепкий и ширококостный, но еще по юному худой и угловатый. Темные волосы коротко острижены – к моде он явно был равнодушен.
Смолкин бегло осмотрел мальчишку. Школьная форма пришла в негодность: с некогда белой рубашки в пылу драки сорвали несколько пуговиц, а запачканные липкой грязью брюки были разодраны на колене. Вся композиция представляла собой жалкое зрелище.
– Обопрись на меня, – сказал Андрей, закидывая руку парня себе на плечо. – Как звать-то тебя, герой?
– Максим.
– А меня – Андрей. Пойдем ко мне, вещи застираем, обсохнем. Родители все равно поздно будут.
Смолкин медленно переступал, обхватив Максима за талию. Парнишка прихрамывал на левую ногу, но делал вид, что его не интересуют такие мелочи.
– За что били?
Максим повернулся и исподлобья взглянул на спасителя – тяжело и цепко.
– За дело.
Смолкин мысленно прибавил очков новому знакомому за честность. Макс не собирался оправдываться и юлить. Андрей понял, что этот ни за что не станет просить пощады, не будет извиняться и умолять о помощи. Было в нем нечто роковое, печальное и вместе с тем жесткое. Такое ощущение приходит, когда смотришь в глаза беспризорникам или ветеранам. Когда люди взваливают на себя ношу, потому что кроме них никто этого не сделает, потому что судьба им предоставила весьма сомнительный выбор, потому что им нужно выжить любой ценой.
– Что натворил?
– Пятак у Иванченко спёр, – буркнул Макс.
– И как бы ты его потратил? – усмехнулся Смолкин.
– Бабке в кошелек засунуть хотел, когда пенсию давать будут.
Улыбка слетела с лица Андрея, потому что одна фраза мальчишки нарисовала красочную картину. И палитра цветов была совсем не радужная.
– А родители где?
– Умерли.
Голос Максима был ровный, без надрыва и слезливых ноток. Словно они говорили о погоде, а не семейной трагедии. Андрею захотелось откусить себе язык за неуместное любопытство и расспросы. Но потом он решил, что всё к лучшему. Все-таки нужно знать что-то о человеке, которого подобрал на улице и пускает в дом.
Они миновали Авдотью – та, поджав губы, наблюдала за развитием событий – и кое-как поднялись по лестнице.
В квартире Смолкиных пахло яблочными пирогами и «Красной Москвой». Андрей стащил кеды, наступив на задники, щелкнул выключателем. Максим выглянул из прихожей – комнаты были просторными и чистыми. Все вещи лежали на своих местах, паркет мягко бликовал в свете абажура.
– Разувайся и проходи. Ванна прямо по коридору, чистые полотенца на полке под умывальником. А я пока чай налью, мать вчера пироги испекла – сейчас натрескаемся. – Андрей потянулся, бросил сумку на трюмо и, не расстегивая пуговиц, стянул через голову мокрую рубашку, чувствуя, как Максим украдкой наблюдает за ним. Потом он услышал шаги и щелчок захлопнувшейся двери.
Смолкин готов был бить себя по рукам и кусать губы от нестерпимого желания самому раздеть Максима – так он был хорош. Пока что свои греховные наклонности Андрею удавалось скрывать и от друзей, и от родителей, и от девушки Лены. Он надеялся, что сможет подавить в себе это – не думать, не мучится… Жить, как все.
В ванной зашумела вода. Андрей сидел на кухне и постукивал пальцами по столешнице. Слишком большое искушение. Оно буквально наваливалось тяжелым опиумным дурманом, не давая мыслить трезво.
Настенные часы громко цокали стрелками. Прошло десять минут, прежде чем временные указатели достигли больших делений, и кукушка ухнула четыре раза. Андрей вскочил с места, нервно взъерошил пальцами кудри, а потом решительно направился в ванную комнату.
Максим без одежды выглядел еще лучше, чем представлял себе Андрей. Широкие, но острые от худобы, плечи, еще не разошедшаяся грудная клетка, узкий торс и впалый живот. Андрей, не дыша, опустил взгляд ниже, туда, где Максим смущенно прикрывал себя ладонями. У него была смугловатая кожа, глянцевая от воды, – до нее хотелось дотронуться пальцами, провести ладонями, попробовать губами.
Голова кружилась от вида нагого тела, от запретных и совершенно развратных мыслей.
Но Андрей, преодолевая волнение, спокойно произнес:
– Давай осмотрю боевые ранения.
Максим вздернул подбородок и криво усмехнулся:
– А ты что – доктор?
– Почти, – в тон ему ответил Смолкин. – Подними руки.
Парень медленно выполнил приказ, не спуская с Андрея тяжелого взгляда. Тот шагнул к бортику ванны и чуть наклонился, дотошно рассматривая тело на наличие повреждений. Под ребрами уже расползался пятном кровоподтёк, местами кожа была стесана до алых пятен. Смолкин, повинуясь неконтролируемому желанию, протянул руку и коснулся пальцами там, где выступали ребра. Максим тут же дернулся и зашипел:
– Хреновый из тебя доктор, Андрей.
– Больно?
– Нет, щекотно.
Смолкин широко улыбнулся и командным тоном проговорил:
– Садись в ванну.
– Зачем это?
– Сейчас воду наберем и марганцовки в нее насыплем, то замучаемся твои раны обрабатывать. Так вернее будет.
Максим покорно сел, заткнул слив заглушкой и посмотрел снизу вверх на Андрея. Тот намеренно отвернулся, стараясь не встречаться с ним взглядом. Он чувствовал, что раскраснелся и вспотел от напряжения, но что было еще более странным, так это ощущение, что Максим видит его насквозь, чувствует нутром нарастающее с каждой секундой желание, читает мысли, и вот-вот скажет что-нибудь обличающее. А этого Андрей никак не мог допустить. Надо было скорее выйти за дверь, перевести дыхание и попытаться успокоиться…
Смолкин нашарил в шкафчике марганцовку, откупорил пластмассовую пробку и насыпал в воду ярко-малиновые гранулы, которые тут же окрасили воду в розовый цвет.
– Не сиди долго. Я на кухне буду… – отрывисто проговорил Андрей и вышел из ванной.
Закрыв за собой дверь, он прислонился к ней спиной и закрыл глаза. В паху нестерпимо ныло – еще немного, и он бы сорвался, обхватил рукой шею, провел пальцами по стриженному затылку, а потом бы целовал, водил руками по телу, и сделал бы то, чего делать было нельзя, то, о чем пожалел бы.
Андрей решил, что нужно поскорее избавиться от этого парня…
***
Сейчас едва ли можно было угадать в этом статном и уверенном в себе мужчине того худощавого и дерзкого мальчишку. Но, как и тогда, Андрей остро осознал, что жизнь его измениться с появлением Кирина. И воспоминания, и реальность смешались воедино. Андрей ощутил, как кольнуло сердце, и еле подавил в себе желание приложить ладонь к груди, как герой мелодраматической пьесы.
Как ни странно, именно это привело его в чувства. Андрей отжал кнопку громкой связи и проговорил:
– Маша, принеси нам две чашки кофе, как обычно, и… – он вопросительно вздернул брови, посмотрев на гостя, тот кивнул, – три чашки кофе.
– Хорошо, Андрей Сергеевич, – прощебетала Маша.
Эта полуминутная задержка разговора помогла Смолкину окончательно собраться. У него всегда рассудок преобладал над чувствами. И сейчас, и девятнадцать лет назад.
Он поудобнее устроился в кожаном кресле и продолжил:
– Так чем могу помочь, Максим?
Кирин растянул губы в многозначительной улыбке.
– Я думаю, мы оба можем помочь друг другу. – Но тут же стал абсолютно серьезным, в карих глазах растворились искорки смеха, уступив место прежней тяжести, пригвождающей собеседника к месту. – В данный момент я нуждаюсь в деньгах. Через два месяца должно состояться открытие моего клуба. К сожалению, у меня возникли некоторые проблемы, которые сделали невозможным приток дополнительных средств. Поэтому я вынужден обратиться к… вам, Андрей. Мне нужно всего лишь перекрутиться – я погашу кредит за месяц. Но деньги мне требуются уже сейчас.
Смолкин мысленно обматерил Секирина, который, наверняка, ляпнул о такой возможности, не посоветовавшись предварительно с ним. И в этом был весь Егор. Иногда он был чересчур решительным.
– И кто будет поручителем?
Секирин заерзал от нетерпения. И Андрей подумал, что у друга явно стоял мотор в заднице, который не давал ему жить спокойно.
– Я, – ответил Егор, показав в улыбке свои крупные отбеленные зубы.
Смолкин вздохнул и упрямо посмотрел на этого клоуна. Внутри все клокотало. Если бы не природное хладнокровие и умение сохранять лицо в любой ситуации, он бы уже вытолкнул их на пару пинками и послал сто ***в в спину.
– Ну и чему ты радуешься? Сколько вы знакомы?
Он не собирался извиняться за бестактность. Напротив, возникло желание как-то раскрутить ситуацию. Чтобы Кирин оскорбился, вспомнил о гордости и удалился восвояси. Но сдаваться раньше времени было не в правилах Максима – об этом Андрей забыл.
Кирин перехватил растерянный взгляд Секирина и спокойно ответил за него:
– Не стоит беспокоиться, Андрей. С Егором мы знакомы давно, так же как и с вами. Я человек слова и дела. Я не предаю близких мне людей и партнеров по бизнесу.
Последняя фраза заставила Смолкина крепко, до побелевших костяшек, сжать лакированные деревянные подлокотники – Макс заставлял вспоминать… Будто возвращаться в другую, полную счастья и боли, жизнь.
– Да ладно тебе, Андрюх, – хлопнул его по плечу Секирин. – Макс – свой человек. Я за него ручаюсь.
Андрей, было, хотел поинтересоваться, откуда этот «свой человек» вдруг взялся у Секирина, но их прервала Маша – вплыла в кабинет с подносом, на котором аккуратно были расставлены чашки и вазочка с конфетами. Секретарша обогнула стол и бережно поставила поднос, а потом вдруг тихо охнула и густо покраснела.
Андрей уже писал распоряжение на стикере и, не поднимая головы, произнес:
– Секирин, отставь в покое чулки моего секретаря. Иначе казна еще долго будет пуста.
Егор пошло загоготал и вскинул руки:
– Да что вы, Андрей Сергеевич, разве я могу… Я же честный человек. Правда, Машенька?
Секретарша ехидно улыбнулась и ответила:
– Правда, Егор Александрович.
– Маш, сходи к Екатерине Петровне, пусть подготовит все необходимые документы сегодня. И предоставь господину Кирину перечень того, что от него требуется. – Андрей протянул ей исписанный стикер и повернулся к Кирину: – Мне нужен ваш паспорт.
Смолкин видел, как Макс спрятал улыбку, наклонившись к портфелю из крокодиловой кожи.
– Вот это хорошо! Вот это я понимаю! – взвился Секирин, но тут же замолчал, увидев гневное выражение лица Андрея.
– Вы погасите кредит единовременной суммой или будете выплачивать по частям?
Смолкина, по сути, интересовало только одно – он пытался просчитать, сколько гипотетически возможных встреч им предстоит. Присутствие Кирина само по себе было мучительным испытанием. Андрей не желал заглядывать в прошлое, снова мучиться чувством вины. Но больше всего ему не хотелось вновь испытать ту жажду, ту дикую похоть, что некогда будил в нем Максим Кирин. В голове крутились десятки вопросов и вариантов развития событий. Он пообещал себе, что Секирин и впрямь теперь будет бегать с голой жопой по лесу под прицелом, пока не предоставит подробный отчет.
– Единовременной суммой.
Андрей незаметно вздохнул с облегчением. Возможно, проблемы и не существует. Может быть, он сам придумал ее, так неожиданно столкнувшись с Кириным. Столько лет утекло сквозь пальцы… У каждого из них теперь своя дорога. Их давно уже ничего не связывает. Чужие друг другу…
Андрей и сам не мог понять, почему от этих мыслей ему стало не по себе.
Маша кивнула и ушла по поручению, невольно заставив Секирина любоваться видом сзади.
Андрей провел рукой по волосам и замер на мгновение под пристальным взглядом Максима. Обожгло.
«Когда ты нервничаешь, ты всегда приглаживаешь кудри. Вот так…»
Яркий хриплый смех. Горячее нагое тело, разморенное ласками. Томный взгляд из-под темных ресниц… Фрагменты диафильма.
«Ты красивый, Дюша…» – и еле слышный шепот: «Я люблю тебя…»
Андрею вдруг стало дурно. Он вскочил с места и, извинившись, удалился в туалетную комнату.
Набрал в ладони холодной воды и плеснул в лицо – легче не стало. Дернул петлю галстука, ослабляя удавку, расстегнул пару верхних пуговиц.
Он уже не помнил, когда в последний раз так нервничал. И именно собственная реакция на происходящее, а не присутствие Макса в его кабинете, удивляло Андрея. Было время, когда он пытался смоделировать в воображении их встречу. Но в собственных грезах Смолкин был намного сильнее и хладнокровнее, чем в реальности.
Он посмотрел на свое отражение в зеркале и тут же презрительно скривился.
– Старый мудак…
Андрей вытер лицо и руки бумажным полотенцем и вышел.
В приоткрытую дверь из коридора доносился бас Секирина:
– Да я с ним поговорю, все будет в ажуре. Постреляем, сходим в баньку – наладите контакт…
Андрей замер в ужасе и смачно выругался про себя – на минуту Секирина оставить нельзя, уже успел позвать Макса в Можайск. Смолкин не без удовольствия представил, как вытянется рожа «связиста», когда он откажется от поездки. Пусть едут вдвоем. Ходят там в баньки, бегают по лесу с голыми задницами и березовыми вениками в руках.
Андрей одернул пиджак, поправил галстук и распахнул дверь в кабинет, прервав разговор. Мужчины встали при его появлении.
– Спасибо за помощь и понимание, Андрей. Вот моя визитка. – Макс протянул плотную черную карточку с глянцевыми золотыми буквами. Андрей молча взял и положил визитку на стол. – Не буду вас более задерживать. Если вам что-то понадобиться, просто дайте мне знать – буду рад оказать ответную услугу.
Андрей всматривался в лицо Кирина, думая о том, что возраст Максиму к лицу. С годами он приобрел невероятный шарм. Возможно, если бы они сейчас встретились впервые, Андрей не устоял бы перед натиском такого вкрадчивого обаяния, за которым скрывался стальной стержень характера.
– Уходите? А документы? – вскинул брови банкир.
Максим обманчиво мягко улыбнулся.
– Пока вы отлучались, мне все принесли – оперативность ваших подчиненных поражает. Спасибо за теплый прием. Но не прощаюсь. Надеюсь на встречу в Можайске.
Мужчины сдержанно пожали друг другу руки на прощание. Андрей подождал, пока объект его треволнений отойдет на достаточное расстояние от кабинета, а потом повернулся к Секирину.
– Скажи, ты совсем ебнулся? – рявкнул Смолкин.
Вопреки ожиданиям, Егор не выглядел виноватым. Напротив, он серьезно смотрел на разгневанного друга и неторопливо потягивал остывший кофе.
– Нет. Похоже, это ты ебнулся. Совсем с головкой бо-бо. Ты чего взбесился-то? – Секирин закинул ногу на ногу и сцепил пальцы на колене. – Я тебя познакомил с человеком, который держит пол Москвы за яйца, а ты ведешь себя как пидарас. Вместо того, чтобы сказать «спасибо», он еще и недоволен.
– Да у меня в знакомых таких людей, которые думают, что они пуп земли и жопа мира – до ****ой страсти! Ладно. Это еще не так страшно. Но какого хера ты его в Можайск позвал?
– Сам знаешь, что все дела решаются в кулуарах, что непонятного? – пожал плечами Егор.
Андрей навис над Секириным и с еле сдерживаемым бешенством в голосе процедил:
– Так твои дела. Не мои. Вот и решай их без моего участия.
Егор ничуть не смущаясь, проигнорировал этот выпад:
– Кстати, я не уловил, когда вы успели состыковаться?
Андрей в который раз запустил пальцы в кудри и со свистом втянул воздух.
– Не важно. – Он обошел стол, устало опустился в кресло и, водрузив на нос очки, склонился над документами. – Я не поеду.
Секирин спокойно поднялся и прошел к бару. Плеснул бокал бренди.
– Что тебя беспокоит? Я не знаю, при каких обстоятельствах вы встретились с Максом, но лично у меня никогда не было причин в нем сомневаться.
У Андрея чуть не сорвалось с губ: «У меня тоже». Но вместо этого произнес:
– Слушай, если ты закончил, то иди уже. У меня полно работы.
– Андрей…
Смолкин наконец отложил ручку и посмотрел на Секирина – в графитно-серых глазах уже ничего нельзя было прочесть – отгородился.
– Хорошо, я пойду. Остынешь – поговорим. – Егор одним глотком осушил бокал и широкими шагами пересек кабинет – обернувшись в дверях, не без доли ехидства протянул: – В пятницу мы едем к Серпухову. Я ему звонил, так что отказаться мы уже не можем.
Секирин успел проворно скользнуть в коридор и закрыть дверь, прежде чем увесистый ежедневник, пролетев через всю комнату, ударился о дерево.