Что бы сказал Достоевский, если бы его попросили выделить в "Братьях Карамазовых" структуру сюжета? Пролог, завязку, кульминацию, развязку и заключение. Он, наверное, выделил бы, если бы сильно постарался, но очень удивился бы, зачем это надо. А что если бы ему потом сказали: "А как, собственно, вы заполнили этот "скелет" содержанием?" Он, наверное, рассмеялся бы и сказал, что у него не было никакого "скелета", когда он писал произведение, и он ничего не "заполнял" содержанием. По словам самого Достоевского, повесть о Великом инквизиторе "вылилась" на бумагу за один присест.
Рискну сказать, что только современные "профессиональные" писатели, и то лишь некоторые, "планируют" сюжет по всем правилам литературного искусства. Большинство же авторов просто рассказывают свою историю, а структуру в ней потом выделяют литературоведы.
У дочери на олимпиаде по литературе было такое же задание. Взять сюжетный скелет и заполнить его содержанием. Мы долго смеялись над нелепостью постановки вопроса – ведь никто так не пишет. Однако любой хороший сюжет имеет и должен иметь вполне определенную структуру.
Как интересно, что нечто похожее я испытал с дочкой, когда "учил" ее английскому. Мы с ней разговариваем по-английски с детства. Естественно, я ей никогда не объяснял правил. Просто говорил с ней. Ведь все дети так учатся языку. Сейчас она начала "учить" английский в школе. Какое же для нее открытие, что когда она чего-то говорит по-английски, оказывается, она автоматически следует какому-то правилу! Она сроду не знала, что они вообще нужны. Когда я ее поправляю, она не думает о правиле, а просто запоминает, как надо сказать.
Поразительная мысль: все законченное имеет структуру, литературное произведение или владение языком, но ни первое, ни второе не рождается из-за структуры. И то, и другое рождается в недрах отношений, и невольно следует некоторой структуре, выстраивая ее как бы интуитивно.
Как-то раз я, помню, нарушил свое правило не объяснять правил и решил дочке кое-то заяснить. Результат был плачевный. Когда она стала думать о том, как воспользоваться правилом, она стала запинаться. Как будто бы я ей по полочкам объяснил, как дышать, и она вдруг стала задыхаться. Или я бы объяснил ей, как ходить, и она вдруг начала спотыкаться. Потом ей вообще стало скучно, и она потеряла интерес.
А вот еще одна история: поначалу я пробовал учить дочь игре в настольный теннис по всем правилам. Объяснил, как держать ракетку, куда ставить палец, как и куда отбивать. После нескольких неудачных попыток сделать «как надо» она потеряла интерес. Сколько я ни пытался ее мотивировать, ничего не помогало. Потом я «забил» на все это дело, а спустя какое-то время смотрю, она сама кое-как подает, отбивает (хотя и не на ту зону), с горем пополам, но держит ракетку и т.п. Еще спустя какое-то время вижу явный прогресс, и тогда, после сто девятнадцатого попадания шарика в ее палец, я рискнул сказать ей, куда палец надо ставить на ракетке. Она живо поняла и сделала, как надо. Это уже было ей нужно, и она усвоила правило.
Как все-таки интересно наблюдать за реакцией ребенка, которого учат через правила, а не через пример, подражание. Любое объяснение правила в языке, как что-то сказать, переводит сознание в плоскость структуры – куда чё надо подставить. Ребенок не чувствует явления интегрально, оно дискретно. Через минуту, однако, я забыл об объяснениях и просто начал говорить по-английски, как обычно. Из глаз дочери исчезло сосредоточенное выражение, и откуда-то из глубины памяти посыпались английские фразы, которые она слышала с детства.
Есть нечто удивительное в силе примера, подражания тому, что видишь, слышишь. Твое «образование» происходит невольно и самопроизвольно. Спустя время ты обнаруживаешь, что твое знание имеет структуру и подчиняется правилам, но ты об этом не думал и не думаешь. А когда у тебя появляется вопрос, почему что-то не получается, тогда настало время для озвучивания правила.
Когда писатель написал плохой рассказ, ему можно указать на нарушение структуры сюжета, поскольку у хорошей истории выдерживается такая-то структура (как правило). Когда художнику не удалось что-то изобразить, впору ему указать на нарушение законов перспективы (если он живет не в Средние века). Однако чтобы улучшить свое мастерство, писатель должен думать не о правильной структуре, а попытаться интуитивно уловить то, что СТОИТ рассказать, и выразить это на бумаге. К.С. Льюиса часто спрашивали, как возникли «Хроники Нарнии», и как он «задумал» написать Евангелие для детей. Он отвечал, что никогда не задумывал ничего подобного. Все началось с картинки в голове: среди заснеженного леса стоит фавн со свертками в руках и зонтиком. А потом все полилось само собой.