Мы теперь уходим понемногу
В ту страну, где тишь и благодать.
Может быть, и скоро мне в дорогу
Бренные пожитки собирать.
(Есенин)
Не спится; открываю дверь в осенний сад. Прямо напротив сияет полная луна, отражаясь в разных пленках, бутылках на участке и в маленьком нашем пруду. Вдали от нее небо светится яркими звездами – в городе их почти не бывает видно.
Та же луна и те же звезды были на небе в тот далекий январский день, когда мы с отцом привезли первый грузовик с досками для домика. Только стоял крещенский мороз, градусов тридцать пять, и от замерзающего дыхания нос и рот прилипали к поднятому вороту свитера.
Спустился в сад и осторожно двинулся между грядок. Вспомнился Бунин:
И снилося мне, что всю ночь я ходил
По саду, где ветер кружился и выл.
Искал я отцом посаженную ель…
А мой отец любил березы. Когда сошел снег в ту первую весну, на нашем участке обнажились дорожки, сделанные для немецких офицеров из коротких поперечных отрезков тонких березовых стволиков. Видимо, поблизости был их штаб.
Замученные гитлеровцами березки прищлось сжечь. А потом отец принес издалека новые маленькие березки и посадил перед домом, в центре садика как беседку… Много осколков снарядов – видимо, наших – выкопали и снесли в одну кучу, когда сажали эти деревца.
Как не странно, нелегкой была судьба березок. То они заслоняли урожай соседей – хотя росли в центре и с северной стороны, то еще что… Некоторые из них пали в неравной битве. Но самые стойкие уцелели в круговой обороне… И стали частью истории – пусть только нашей семьи.
Милые березовые чащи!
Ты, земля! И вы, равнин пески!
Перед этим сонмом уходящих
Я не в силах скрыть моей тоски
(Есенин)