в гостях у Толстого

Катерина Родникова
Павлу Андреевичу




Тихое потрескивание маленькой свечи в центре стола, загадочный полумрак и замысловатый говор с разных сторон: по бокам, сверху, немного поодаль. Необычная обстановка, особенно в то время, уже буйное и неукротимое. Вокруг плавал запах старых книг, чего-то необыкновенного, сказочного, и аромат орхидей, который витал рядом, в воздухе, разрушая галлюцинации прошлых лет, убивая призраков мучивших темными беззвездными ночами. Но, раз – и ты опять в своем далеком прошлом…
Она сидела и смотрела вокруг широко распахнутыми глазами. Родители с умилением глядели на своего ребенка, чего потом уже никогда не было.
Малышка дернула отца за рукав дорогого шелкового костюма в тонкую полоску и начала тыкать своим маленьким пухленьким пальчиком в книжный шкаф, до отказа заполненный самыми разнообразными: потрепанными, но хорошо сохранившимися, книгами, которые, наверное, читали великие люди забытых веков. Тут девчушка вскочила, подбежала к перилам балкона, на котором они сидели, и перегнулась через них, пытаясь дотянуться до ушедших годов, удержать их в своей дрожащей ручонке, оставить их у себя в памяти. Жаль, но не получилось. Лишь только кончики пальцев легко пробежали по позолоченному корешку французского романа, название которого сейчас уже никто не вспомнит и не огласит его в тихом кругу любителей классической литературы.
Звонкий смех мамы и улыбка в глазах отца встретили ее выходку. Она как-то особенно тихо, обиженно и раздосадовано вернулась обратно, плюхнулась на стул и надула губки, похожие на свежие лепестки нежно-розовой розы. До окончания ужина они ничего не говорила, только хмурилась и о думала о чем-то далеком, неведомом взрослым. Детское воображение сосредоточенно работало над каким-то замысловатым планом, который необходимо было привести в действие до того, как они покинут это странное место.
Родители приглушенно беседовали. Но вот «окончен бал, погасли свечи, и не осталось ничего...» Уходя, малышка еще раз окинула зал, а потом и все здание быстрым, внимательным взглядом и похоронила это воспоминание где-то в самых далеких уголках своей памяти, похожей на иллюстрированную энциклопедию.
***
Запах сигарет, ядовитое благоухание, медленно отравлял ее легкие. Заложило нос, но она продолжала улыбаться, смеяться и острить по поводу современного мира.
Через какое-то время, она грациозно встала и направилась к здоровой книжной полке, которая упиралась в далекий-далекий потолок. Просмотрев названия книг, она поняла, что здесь ничего путного нет. Любили же люди раньше иностранную литературу, учили языки, а потом невинные девушки-красавицы зачитывались этими романа до поздней ночи, воображая себе, что у них все будет так же, как и у полюбившихся героинь. Усмехнувшись, она вернулась на место.
Когда рядом с ней бесшумно возник молодой человек, она пристально оглядела его и спросила:
-Извините, пожалуйста, у вас не найдется чего-нибудь почитать? Желательно на русском.
Через две минуты учтивый официант притащил ей толстую книгу без названия. «Странно, никогда не видела таких книг», - удивленно подумала девушка, но открыла первую страницу. Опа… «СлвременникЪ». С минуту она тупо смотрела и ничего не могла понять, но что-то заставило кровь прилить к ее лицу, задрожали руки мелкой, еле заметной дрожью: или выпитое вино, или очередная шутка папиного друга в адрес сегодняшнего правительства, или ностальгия по литературе, - что-то точно заставило на секунду ее замереть в напряженном ожидании, а потом она забыла про окружавших ее людей, про опостылевший ей запах сигарет, про суетящихся официантов. Забытье, блаженное забытье. Пусть оно было недолгим, пусть на следующее утро она ничего уже не помнила из прочитанного, но эти минуты были самыми дорогими на свете, их она уже никогда не смогла бы забыть, и позже они уверенно вели ее по жизни, даря ощущения радости и покоя.
Отложив книгу, которую тут же забрал официант, она каким-то более живым и веселым взглядом оглядела собравшуюся компанию взрослых. Глоток свежего воздуха – книжного кислорода - позволил ей воспрянуть духом, осознать, что еще не все потеряно, что все можно вернуть назад.
Заиграла флейта, мелодию подхватила арфа. Эта странная, до боли знакомая музыка легкими нотами ложилась на усталые струны души, дрожала и дышала нежным перебором тихая мелодия любви. Сбежав от надоедливых родителей и их друзей, она села за столик рядом с играющими оркестрантками в длинных красных платьях и замерла. Пристальные голубые глаза светловолосой девушки внимательно следили за ней, но они [глаза] улыбались. Так могут улыбаться только глаза человека, играющего на флейте. Они как будто бы все понимали, как будто бы знали, о чем думает слушающая девушка. Мгновение – и все становится им ясно, немножко страшно, немножко весело. А что? Терять нам уже давно нечего.
Тут девушка неожиданно вспомнила, что скоро придется покинуть это волшебное место и вернуться к обыденной, надоедливой жизни. Она вспомнила, что социальная сеть опять достанет ее сообщениями от таких идиотов, что захочется схватить монитор компьютера и выкинуть его в окно, чтобы почувствовать хоть какие-нибудь облегчение. Она пожалела о том, что живет в этом мире, что не родилась в 19 веке и не была такой же наивной девушкой, которая упивалась бы чтением романчиков. Эти мысли были саднящими, неприятными, надоедливыми.
А флейтистка смотрела на нее, как будто бы понимала все, но выражала свои чувства через невесомые звуки, ласкающие и успокаивающие возбужденные нервы.
Прошли мгновения, превратившиеся в какие-то жалкие часы, а она завороженно внимала новой подруге.
Вернувшись на свое место, она обнаружила, что все взрослые, кроме ее мамы, уже порядком захмелели.
Когда они проходили мимо флейтистки, то та осторожно всунула скомканный клочок бумажки в руку девушки. Девчушка слабо улыбнулась и побежала догонять родителей.
 Уже из окна машины, она печально посмотрела на здание ресторана и вздохнула. Наконец, они отъехали от маленького рая на земле.
***
Вот опять эти книги, тетрадки, стол, стул, шкафы, опять эти четыре стены поглотили ее целиком, задавили своей массой, убили все чувства.
-Ложись спать,- тихо сказал отец, заглянув к дочери в комнату.
-Хорошо.
Она с радостью подумала о долгожданном сне. Умываясь, девушка мельком посмотрела в зеркало и не узнала своего отражения, помятого, грустного, напряженного, ожидавшего подвоха…
Проворочавшись полночи и поняв, что заснуть без тайком купленного снотворного ей никак не удастся, она тихонько встала с постели, прошла на кухню и налила себе воды из-под крана. Под кроватью, куда мама никогда не заглядывала, у нее был склад всевозможного хлама. Одно из самых надежных мест в квартире. Откопав лекарство, она с каким-то затаенным страхом налила себе положенную дозу, убрала все на место и закуталась в одеяло. Каждый раз, когда она выпивала это зелье, ей начинали сниться странные, иногда кровавые, иногда запутанные сны. Она жила в них, она видела всех героев романов, могла к ним прикоснуться, поговорить с ними, узнать их подлинные истории, а не ту, которые нам предлагают авторы всех времен и народов.
Чего было ждать от этого сна? Ужаса или умиротворения? Кровожадности или безмятежности? Эта неизвестность ее пугала больше всего. «Но ничего, мой ангел, я с тобой. Все будет хорошо, ты это знай. Надейся и не унывай душой, когда ты вспомнишь про прощальное сопрано». Эти незначительные слова, сложившиеся в плохо рифмованные строки, но такие дорогие и родные.
…Мгновение, секунды, минуты, часы: сколько прошло неизвестно, только ожидание чего-то интересного поглощало все ее нутро. Раз - и вокруг закружилось множество блестящих снежинок, весело кружившихся вокруг нее, приобретающих причудливые формы, прыгающих и дразнящих. Необыкновенной красоты луна выглядывала из-за мелких серых тучек и ласково, таинственно освещала небольшую поляну, окруженную густым хвойным лесом. Посередине стоял добротный деревянный дом, с большими окнами, открытой, занесенной снегом верандой и скользкими ступеньками. Везде темно. Все спало тихим, глубоким, безмятежным сном.
Девушка огляделась вокруг и решила подойти поближе к зданию, чтобы рассмотреть его хорошенько. Она залезла в сугроб, провалилась по пояс, чертыхнулась, но продолжила свой нелегкий путь, изредка улыбаясь и посмеиваясь.
Добравшись до пункта назначения, она отряхнулась от прилипшего к одежде снега и посмотрела на оставшееся позади препятствие. Лунный свет как-то причудливо струился именно по проложенной ею дорожке.
Поднявшись по скрипучим ступенькам, она немножко постояла на крыльце и решила зайти. Она с осторожностью дикой кошки открыла дверь и заглянула в темную прихожую. Тишина. Не было слышно ни одного шороха, звука. Детские голоса уснули в этих тяжелых, массивных гардинах; величественных картинах, изображавших статные фигуры королей и королев, герцогов и герцогинь; длинных и мрачных коридорах, спрятавшись под этим теплым одеялом. Они были убаюканы бархатным и мелодичным голосом своей Maman под отдаленные звуки фортепьяно.
Гулкие шаги девушки раздавались под сводами величественного зала, украшенного зеркалами, позолоченными каминами, заставленными диковинными статуэтками. Закружиться бы здесь в замысловатом танце, вспомнить стихи Марины Цветаевой, посвященные бабушке, руки которой «в залах дворца вальсы Шопена играли», наконец, замедлить свой бег и отдышаться.
Она задумалась.
«Где я? Как сюда попала?»
С виду домик казался миниатюрным, аккуратненьким, но зайдя в него, стены как будто бы раздвинулись, потолки начали подниматься. Воображение сыграло свою злую шутку: нарисовало картинку старого времени, закинуло ее [девушку] в неизвестном направлении.
«Дальше, дальше, дальше…» - раздался смутный голос.
Она осмотрелась. Никого.
Далекий смех. Ощущение, что она попала в загадочный лес с необыкновенной красоты нимфами. Они то исчезали, то появлялись, хитро улыбаясь, танцуя и напевая что-то довольно милое.
Решила идти дальше, но затаенный страх медленно охватил ее существо. Почувствовав чье-то неожиданное присутствие за спиной, она резко развернулась на носках и уставилась в темноту. Ярко-желтые глазищи, похожие на блюдца, пристально глядели на нее. Черный кот. Он мяукнул и скрылся в темноте. Девушка улыбнулась и бесшумно направилась за ним. Животное бодро пробежало метров сто и, обернувшись на нее, юркнуло в приоткрытую дубовую дверь, из-под которой лился мягкий свет множества свечей.
«Зайти? Не зайти? Что там будет?» Напряженное ожидание чего-то необычного, может быть, пугающего и отталкивающего. Но любопытство – не порок, а наоборот, иногда спасительная и успокаивающая наши нервы. Дыхание участилось, ноги задрожали, а по телу растеклось странное умиротворение и осознание чего-то важного.
Дотронувшись до двери, которая поддалась легкому нажиму, она медленно зашла в комнату. Полки книг, возносящиеся куда-то ввысь, были по всему периметру комнаты, бесконечное количество витиеватых подсвечников, два кресла и низкий чайный столик перед камином, в котором тихо потрескивали веселые язычки пламени, вытанцовывая причудливые движения, которые невольно радовали глаз. Нет, что-то большее витало вокруг: неподвижное, ожидавшее, нетерпеливое, раздосадованное, напряженное.
Наверное, за эти мгновения можно было бы отдать целый мир, пожертвовать всем, что имеешь, но никогда не забыть того, что ты – человек, живой и рожденный, чтобы созидать.
Л.Н.Толстой. Не нужно было никаких замысловатых описаний, всяческих восхвалений и превозношений. Он просто был и все.
Склоненная голова над кучей исписанных шершавых листов, глубокие складки на лбу, уверенные движения пером, напряженная работа, - все это перемешивалось с необъятной широтой его души, чувствовавшееся на уровне флюидов.
Внезапно писатель поднял голову и, обведя комнату долгим взглядом, он заметил испуганную девушку, стоящую недалеко от его стола. Морщины тут же разгладились, и он улыбнулся так просто и с такой безграничной любовью, что это тонкой, но острой иголочкой пронзило сердце до самых глубин, что захотелось разрыдаться на месте. Но она сдержалась, лишь предательские слезинки выступили у нее на глазах.
Как когда-то в детстве она шмыгнула носом.
-Не плачь, ведь не так много серьезных поводов, чтобы лить слезы…
Необыкновенное слияние шума водопада, стук копыт при бешеном, неукротимом беге мустангов, десятки тысяч различных музыкальных инструментов собрались в одном этом голосе.
-Садись. Я не ждал гостей так поздно, но раз ты пришла…
Она тихонько присела на краешек стула, обитого красным бархатом с золотыми орнаментами.
-А к Вам еще кто-нибудь приходит?
-Конечно. Раньше посетителей было больше, а сейчас поубавилось народу.
-Почему?
-Люди стали меньше интересоваться классической литературой.
Уголки его губ грустно приподнялись.
С ним было приятно молчать.
Неожиданно девушка попросила:
-Расскажите мне о своих романах.
Когда писатель начал говорить, то время куда-то убежало, исчезло; земля замедлила скорость своих оборотов; все события забылись и стерлись из зыбкой памяти. Осталась только встреча с великим маэстро, а он все рассказывал и рассказывал, с таким увлечением и воодушевлением, как будто она была самым первым слушателем, как будто никто еще не оценил его трудов.
За что ей досталась такая привилегия, чем она ее заслужила? Может, потому что она была одной из тех людей, которые не разучились чувствовать, слушать свое сердце, иногда ставить чувства выше голоса разума.
-Выпей чай, остынет.
Она очнулась, вздрогнула и робко взглянула на Льва Николаевича. Он пристально смотрел на нее и пытался понять, что ее беспокоило, пугало, настораживало, радовало. Серые глаза. Такого приглушенного, но насыщенного цвета. Девушка, сама того не подозревая, загляделась и ничего не ответила.
-Знаете, я много раз представляла себе встречу с каким-нибудь великим человеком, но чтобы вот так вот, наяву. Это неожиданно. Как постановка невидимого режиссера.
Он усмехнулся и ответил:
-Еще никто так не описывал свою встречу со мной. Ты пишешь?
-Да, стараюсь, во всяком случае. Только этого никто особо не ценит – льстят в глаза и больше ничего. Я знаю, что таланта у меня нет, но я не могу жить и ничего не писать.
-Сюда попадают люди, имеющие воображение, которое спасает их от повседневности.
-Вы считаете, что у меня есть хоть капелька воображения?
-Я не считаю, я знаю. Иначе ты бы просто не добралась до места, заблудилась бы.
Она посмотрела на великого писателя и уставилась в темноту книжных полок.
 «Я все решила за тебя, и сразу все тебе простила…» Эти слова мимолетно прозвенели в воздухе и исчезли.
Образы Наташи Ростовой, кружившейся на своем первом балу, раненый Андрей Болконский, Николенька Иртеньев, прижимавший руку Maman к губам во время пробуждения, Иван Васильевич, рассказывавший о разочаровании в своей любви, Михайлов и Праскухин, - все они, как одно целое, предстали в лице этого человека.
И уходить никуда не хотелось, но…
Метель призрачных звезд закружилась вокруг, перевернув все с ног на голову.
***
-…хорошо, я перезвоню.
Бросив телефон в сумку, она улыбнулась и, прищурившись, посмотрела на яркое весеннее солнце. Месяц май, такой теплый и веселый, солнечный и сказочный. На Арбате было много народу, который куда-то бодро шагал, дети заворожено разглядывали окружавших их магазины, людей, собачек, кошек. Каждый незатейливый предмет привлекал их внимание. Они еще были чистыми, беззаботными земными ангелами, которые дарили и будут дарить радость смотрящим на них.
Тут девушка увидела статного мужчину, стоявшего к ней спиной, и забавного карапуза, который что-то усердно пытался рассказать своему…дедушке.
Она остановилась, понимая, что ее тянуло подойти к ним и заглянуть в глаза этому мужчине.
Так она стояла и наблюдала, не зная, что ей делать: продолжить свой путь или подойти.
Решила: будь, что будет.
Легко подбежав к ним, она присела на корточки перед бутузом и протянула ему шарик, подаренный ей парнями из благотворительного фонда на Поклонной горе. Мужчина протянул ей свою крепкую жилистую руку, помогая подняться.
Прощаясь, девушка заглянула в его глубокие, светло-болотные глаза и широко улыбнулась, а он, крепко пожав ей руку, сказал:
-Никогда не плачь, ведь не так много серьезных причин, чтобы лить слезы.
И, подхватив малыша на руки, растворился в пестрой толпе.
05.04.2011год
Е.М.Р.