А.В.Летенко
ТЕОРИЯ БЕЗ ТЕРМИНОЛОГИИ
-
Один мой товарищ, заведующий сектором в Институте Экономики РАН, пару лет назад признался мне, что он сам и его коллеги ныне избегают использовать в своих работах термины «народное хозяйство» и «политическая экономия», которые, на их взгляд, как бы «дискредитировали» себя за годы господства планового хозяйства. Первое они обычно заменяют словами «национальная экономика», «макроэкономика» и тому подобное. Вместо второго теперь говорят «экономическая теория». Если приглядеться, то увидишь, что так же поступают и некоторые другие экономисты. На мой взгляд, такие замены, как минимум, некорректны и более того - неверны. Заметив, что для естественных наук такая ситуация вообще абсурдна (как если бы физики вдруг стали бы стесняться применять термины "масса", "вес","ускорение" и пр.), попробуем разобраться, почему так происходит.
Как представляется, корни рассматриваемого явления в том, что нынешнее состояние отечественной экономической теории во многом определено крушением СССР, за которым последовало институциональное размывание привычных основ не только экономической, но вообще всех остальных общественных наук, включая историю, социологию и философию. И если в течение многих десятилетий наша страна и наш общественный строй служили практическим подтверждением «верности» господствовавшей идеологии, то этот коллапс привёл нас к идейному кризису и разброду умов.
Происходящее сегодня отступление от марксизма напоминает, да и на самом деле действительно является именно паническим бегством, когда безоглядно и без всяких споров и обсуждений покидаются плотно насиженные и долго отстаивавшиеся позиции, когда брошено оружие, когда забыты присяга и командиры, втаптываются в землю когда-то святые флаги и знамёна. А главная наша беда в том, что, убежав, мы оказались в «чистом поле» без верстовых столбов и дорожных указателей, и каждый теперь «дует в свою дуду», «рак пятится назад, а щука тянет в воду». А поскольку «свято место пусто не бывает», то над этим местом уже можно заметить нависающие тени разного рода «economics»-ов.
Двадцать лет тому назад большинству из отечественного научно-экономического сообщества, вдруг и сразу лишившегося идеологической базы, пришлось искать опору в том, что академик Н.П.Шмелёв называл «здравым смыслом» (Шмелёв Н.П. О здравом смысле и морали в экономике, «Вопросы экономики», 1993, №2.) Однако здравый смысл, хотя и бывает незаменим и выручает в конкретных хозяйственных ситуациях, всё же не может сам по себе стать теоретической базой науки. Самое неприятное в нынешней ситуации, что, «разбежавшись по углам», наши учёные оставили свои сооружения недостроенными. Мы ведь за много лет исследований так и не узнали, что же такое на самом деле «социализм». Остались неопределёнными такие главные понятия общественных наук как «капитал», «эксплуатация», «социальный прогресс» и многое другое, что находится до сих пор на уровне смутных представлений.
Да, мы действительно заблуждались. Да, наше мировоззрение потрясено. Но именно это должно подвигнуть научное сообщество от наблюдаемого сегодня разброда к сосредоточению усилий на глубоком принципиально научном анализе перемен. Дискуссию откладывать нельзя, поскольку глубоко мыслящих экономистов-теоретиков в нашем Отечестве с каждым днём остаётся всё меньше. Нужно серьёзнейшим образом переосмыслить с сегодняшних позиций (хотя бы через призму глобализации) такие известные категории, как труд, товар, стоимость, капитал, общественный производственный процесс. Необходимо выйти из углов, собраться вместе и начать хотя бы с того, чтобы взаимоприятственно, дружелюбно и критически оценить, что же мы натворили за последние два десятка лет научного безвременья и решить - куда двигаться дальше. Скажу сразу, что из такой весьма нужной затеи не выйдет ничего путного, если мы сразу, заранее и заодно не договоримся о терминах и терминологии. Ведь не зря ещё древние философы говорили: «прежде чем начинать дискуссию, следует договориться о терминах». В последнее время я часто вспоминаю это правило, читая отечественную экономическую литературу и замечая, что оно всё более широко и всё чаще нарушается.
Самое неприятное здесь заключается в том, что несмотря на происходящее сегодня возвращение России и ее экономической науки в лоно нормальных, т.е. рыночных, отношений, последняя продолжает кое-где бездумно перетаскивать за собой в новое время терминологические пережитки коммунистического прошлого. Думается, это далеко не безобидное явление, а для науки попросту недопустимое, поскольку неизбежно ведет к серьезным ошибкам.
Возьмем для примера то, что лежит на самом виду, то что более и прежде всего бросается в глаза, а именно продолжающееся всеми (без исключения!) авторами отождествление понятий “экономика” и “народное хозяйство”, а также искаженное использование понятия “финансы”. Характерный образчик в этом смысле - относительно свежая «Экономическая энциклопедия», выпущенная в 1999 г. флагманом российской экономической теории - Институтом экономики РАН. Так вот, эта энциклопедия, по определению просто обязанная быть светочем или путеводной звездой в бурном море (или темном лесу?) современной экономики, на своей 457-й странице представляет указанные выше понятия как синонимы. Более того, здесь же она, не задумываясь, предлагает делить современное народное хозяйство на четыре сектора по признаку форм собственности: государственная, частная, кооперативная и личная.
Вот тут-то, на мой взгляд, и зарыта дворняжка! Авторы энциклопедии, как мне представляется, попросту поддались инерции ушедших в прошлое производственных отношений, когда абсолютное господство государственной собственности в экономике, равно как и диктат отношений собственности как главенствующего фактора исторического развития, предопределяли и диктовали подобные классификации. В силу того, что хозяйственная жизнь народа в годы всевластия коммунистической идеологии была огосударствлена полностью, никому и не приходило в голову сомневаться в том, что экономика - это “народное хозяйство страны, включающее соответствующие отрасли и виды производства, или его часть”(Экономическая энциклопедия. Политическая экономия, М.: “СЭ”, 1980, т.4, стр. 438.), а финансы - это “совокупность экономических отношений, опосредующих создание, распределение и использование фондов денежных средств в процессе перераспределения национального дохода” ( Там же, стр. 300.). Для “социалистических” финансов делалась оговорка: там соответствующие отношения, возникали “в связи с планомерным образованием, распределением и использованием фондов денежных средств в процессе расширенного социалистического воспроизводства”(Там же, стр. 302.). Сказанное было справедливо в условиях абсолютного господства государства во всех областях хозяйственной жизни, когда “отдельный человек... не является собственником какой-либо части общественных средств производства”(Там же, том 3, стр. 602.). Однако времена изменились, и выяснилось, что никаких четырех (или более того, например, “групповой”, “коллективной”, “колхозно-кооперативной”, “общественных организаций” и т.п.) форм собственности на самом деле не существует и существовать самостоятельно не может. Их в подлунном мире всего два вида: частная и публичная. Все остальные формы являются либо производными (смешанными) от первых двух, либо происходят от лукавого.
Продолжая цепляться за приведенные выше устаревшие дефиниции, и не имея обоснованных классификаций, мы будем продолжать усугублять путаницу в понятиях. И чем долее эта путаница будет продолжаться, тем труднее потом будет из нее выбраться. В этот своеобразный капкан попала все та же вышеупомянутая экономическая энциклопедия, в которой статья “Финансы” (что бы вы думали?) попросту отсутствует.
Читатель спросит: а что же делать? Отвечаю: а ничего особенного и не надо. Я вовсе не собираюсь предлагать ничего нового, памятуя, что истинная мудрость заключается в понимании того, когда нужно избегать усовершенствований. Думается, что научной общественности нужно всего на всего оглянуться назад на какие-нибудь сто лет и попытаться вернуться к бесспорным определениям и классификациям, созданным русской экономической наукой в пору существования нормальных условий рыночного хозяйства.
Что же лежит в основе тех классификаций? Отнюдь не только форма собственности, а вытекающие из нее целеполагание и способ добывания средств. Как и сто лет назад, так и сегодня частное хозяйство может добывать средства только лишь путем предпринимательской и промышленной деятельности, а также за счет эксплуатации своих капиталов. Государство же, пользуясь отчасти теми же способами, главный упор делает на принудительные взыскания.
Как полагали наши великие русские классики, между двумя сферами, из которых собственно и состоит экономика, а именно: народным хозяйством и государственным хозяйством - существуют принципиальные различия. Народное хозяйство, в центре которого стоит частное хозяйство, представляющее собой совокупность хозяйственных действий одного лица или группы лиц с целью добывания и расходования разного рода благ, имеет целью удовлетворение их индивидуальных (личных) интересов. Публичное же (региональное, городское) хозяйство, и тем более государственное, ведется не для выгоды хозяйствующих органов, а ради общественных интересов.
Первое из них является предметом изучения науки политической экономии, второе - науки о государственном или финансовом хозяйстве, или просто науки о финансах. С конца 17 века в Европе получил распространение термин “финансы” (от французского les finances), которым обозначалась вся совокупность государственного имущества и вообще состояние всего государственного хозяйства, в связи с чем “науку о финансах можно определить как науку о способах наилучшего добывания материальных средств государством и целесообразной организации расходования их для осуществления высших задач государственного союза или, короче, как науку о способах наилучшего удовлетворения материальных потребностей государства” (Витте С.Ю. Конспект лекций о народном и государственном хозяйстве. М., 1997, стр. 368.) .
Само собой разумеется, что государственное хозяйство, как и любое другое, подвергается действию общих экономических законов. Однако, для достижения своих целей первое наделено принудительной властью. По определению, главная забота государства - не столько максимизация доходов, сколько соображения общей пользы и народного блага, причем с обязательным учетом интересов будущих поколений. Поэтому государство может и должно производить такие расходы, выгоды от которых скажутся за пределами обозримой перспективы. Сегодня хозяйственные задачи, стоящие перед государством, существенно расширились и усложнились, что не только оправдывает, но, более того, требует выделения изучающей его науки в особую и весьма важную отрасль государственных знаний. Финансовая наука должна охватывать, как минимум, следующие направления исследований: государственный бюджет и его баланс, система налогообложения (налоги, пошлины, акцизы, регалии), государственные имущества, государственный кредит, региональные и местные финансы, городское и поселковое хозяйства и пр.
Народное хозяйство и закономерности его развития являются предметом изучения науки политической экономии, охватывающей широчайший круг тем и вопросов, главные из которых: потребности как стимулы и конечная цель хозяйственной деятельности; понятие о хозяйственном благе; основные факторы производства (природа, труд и капитал), их сущность, условия развития и роль в производстве; обмен, цены, спрос и предложение; торговля и факторы ее развития; деньги, их роль и функции; кредит, его виды и закономерности; потребление и собственность; распределение, имущество и богатство (в т.ч. рента) и др. Таким образом, политическая экономия есть и остается наукой о хозяйственных явлениях и законах, этими явлениями управляющих,- не более и не менее того. Она рассматривает действия людей, направляемые к удовлетворению их потребностей и накоплению богатства.
Думается, что изложенный подход к терминологии и классификации, имевший место в экономической науке начала XX-го века, вовсе не устарел. Как представляется, он является единственно верным для условий нормального рыночного хозяйства, его применение снимет целый ряд существующих ныне противоречий и недоразумений, и к нему нам всем следует постепенно вернуться. Это, по-видимому, будет сделать непросто, потребуется время на перестройку, кого-то нужно будет переубедить и т.п., но возврат к здоровой логике, думается, нам еще предстоит.
Интересно, а как же сегодня наши учёные экономисты определяют понятие и используют термин «народное хозяйство»? Для этого обратимся к формально наиболее авторитетному на сегодня научному источнику, который определяет народное хозяйство следующим образом: «исторически сложившаяся в определённых территориальных границах система общественного воспроизводства. Термин «народное хозяйство» употребляется и как синоним «экономики страны» («национальной экономики»). Материальная основа народного хозяйства - совокупность производительных сил. Социально-экономический тип народного хозяйства определяется господствующим способом производства. В широком толковании народное хозяйство охватывает все отрасли и формы общественного труда» (Экономическая энциклопедия, М., «Экономика», 1999, стр..457).
Не говоря уже о том, что эта дефиниция не сходится с позицией классиков русской политической экономии начала ХХ-го века, то есть когда ни о какой «системе общественного воспроизводства» и речи не было, её внимательное прочтение показывает, чего, то есть какой «идеологической окрашенности», стесняются нынешние экономисты-теоретики. Чтобы это понять, обратимся к другому источнику, содержащему определение термина «народное хозяйство», сформулированное незабвенным Тимоном Васильевичем Рябушкиным. И вот здесь мы, разинув рот, наталкиваемся на полное совпадение текстов (Экономическая энциклопедия. Политическая экономия, под ред. А.М.Румянцева, М., «СЭ», 1979, Том 3, стр.. 27.). Конечно, уже того, что эти тексты через 20 лет оказались абсолютно тождественными без каких бы то ни было кавычек и ссылок на первоисточник, естественно и безусловно следует стесняться, как всю жизнь стеснялся гениальный Альберт Эйнштейн, «слизнувший» без каких бы то ни было ссылок (объясняя впоследствии это «молодостью лет») идеи для своей теории относительности из статьи Анри Пуанкаре «Измерение времени».
Но главный вопрос на самом деле в том, как, каким образом одна и та же дефиниция, не изменив в себе не только «идеологической окраски» но и ни буквочки, ни запятой, перескочила пропасть между плановым хозяйством и рыночной моделью экономики!? Неужели тот, кто внес эти строчки в новую энциклопедию, за 20 лет ни разу не выглянул в окно, не включал радиоприёмник и телевизор, не читал газет?!
Обращаясь к другим самым что ни на есть «свежим» определениям понятия «народное хозяйство», замечаешь, что и от них тянет вполне госплановским запашком. Вот два примера. Первый – «народное хозяйство – это взаимосвязанная система отраслей общественного производства страны» ( abc. informbureau. Com). Второй – «народное хозяйство (нем. die Volkswirtschaft) – исторически сложившийся комплекс (совокупность) отраслей производства данной страны, взаимосвязанных между собой разделением труда» ( Википедия – свободная энциклопедия.). Думается, для практических целей все эти определения мало применимы и не из-за того, что несут в себе рудименты планового хозяйства и его терминологии, а по принципиальным соображениям.
Рассмотренные выше дефиниции понятия «народное хозяйство» объединяет одно качество: все они строятся на организационных, технологических, отраслевых, «институциональных» и прочих подобных признаках. Это было удобно и позволительно в условиях планово-административной экономики, когда вопрос о собственности не стоял и не обсуждался. Совсем не то сегодня, когда в условиях относительно свободного рынка снова – то есть через 90 лет - вышли на первое место и стали детерминирующими главные регулирующие факторы экономики – собственность, цена, условия обмена. Благодаря влиянию этих условий масса единичных хозяйств становятся общественным организмом, в котором они выступают двулико – и как объект влияния, и как влияющий субъект. Этот общественный организм или «совокупность юридически свободных, но связанных обменом единичных хозяйств образует собой то, что называется народным хозяйством» (Туган-Барановский М.И. Основы политической экономии, М.: РОССПЭН, 1998, стр. 32). Современник и единомышленник М.И.Туган-Барановского С.Ю.Витте, портрет которого, кстати, не зря расположен на видном месте в кабинете академика Л.И.Абалкина, определяет рассматриваемое нами понятие следующим образом: «Совокупность всех частных и общественных хозяйств данной станы, которые всегда находятся между собою в более или менее тесной зависимости и связи, составляет народное хозяйство» (Витте С.Ю. Конспект лекций о народном и государственном хозяйстве, читанных его императорскому высочеству великому князю Михаилу Александровичу в 1900-1902 годах, М.: Фонд «Начала», 1997, стр. 32.). То, что современные экономисты стали пренебрегать термином «народное хозяйство», заменяя его различными суррогатами типа уже упомянутой «национальной экономики» и т.п., связано и с тем, что они перестают использовать и такой термин, как «народ». Как верно подметил В.Г.Гребенников, этого термина больше нет в экономической литературе, «народ» заменили «экономические агенты» или кое-что похуже.
Отмеченное выше отражает «подвешенное» состояние нашей экономической теории, которая должным образом не среагировала на рыночные изменения в стране, не взяла на себя труд тщательно обдумать, широко обсудить эти изменения и предложить общественности новые дефиниции и постулаты. Описанная идеологическая клюква, думается, имеет корнями то, что развитие экономической теории происходит сегодня не традиционными методами творческих дискуссий, а пущено на самотёк, на рельсы мутации – то есть внезапно возникающих естественных (спонтанных) или вызываемых искусственно (индуцированных) изменений.
Рассмотрим это явление ещё на одном примере. Так, явно под влиянием мутационных процессов кроме термина «народное хозяйство» современная экономическая наука почти перестала использовать и начала утрачивать и ряд других понятий, среди которых «управление», «организация производства» и проч., на место которых прут из-за границы различные «менеджменты», «логистики» и тому подобные пакости.
Создаётся впечатление, что при переходе к рыночной модели наши экономическая практика и экономическая наука, увлёкшись тематикой, пребывавшей в тени и забвении во времена планово-административной экономики и прежде всего связанной с отношениями обмена, денег и кредита, стали пренебрегать традиционной проблематикой дисциплин, связанных с производством, предприятием и т.п. Таким образом, наша экономическая наука начала и продолжает игнорировать, а значит терять целые направления исследований. Например, сегодня оставлены без внимания теория «единичного хозяйства» или учение о единичном предприятии равно как и другие разделы науки о производстве, включая комплексы вопросов производственной структуры, управления, технической подготовки производства, организации и оплаты труда, планирование производства, техническое обслуживание и пр. Постепенно уходит в прошлое и термин «управление производством». До определённого времени отношения этого термина с иностранными аналогами были ясны и просты. Так, название эпохального труда Ф.У.Тэйлора “The Principles of Scientific Management” более чем 80 лет переводилось на русский как “Принципы научного управления”. То же было и с “менеджментами” в работах А.Файоля, Г.Черча, Г.Эмерсона и всех других иноязычных специалистов по управлению. Тогда никому в голову и не входило чем-то заменять это понятное и привычное всем русскоязычным экономистам слово.
Что же сегодня? А вот что: в “Экономической энциклопедии” (изд. “Экономика”, Москва, 1999) термин “управление производством” не толкуется, его попросту там нет! По её тексту выходит, что может существовать только управление денежными средствами (в т.ч. кредиторской и дебиторской задолженностями), персоналом, спросом и процессом банкротства. Впрочем, полистав фолиант, можно в конце концов обнаружить, что авторы все же допускают существование принципов, форм, методов, приемов и средств управления производством, но эту совокупность они называют менеджментом. Зачем это? Непонятно.
Удовлетвориться авторским объяснением внедрения в нашу привычную терминологию такого рода перевёртышей, заключающемся, по их мнению, в “важном значении селекции, систематизации и соответствующей трактовки громадного массива новых слов, терминов, понятий, бурным потоком нахлынувших за последнее десятилетие в отечественную экономическую науку” (Экономическая энциклопедия, «Экономика», 1999, стр.5 Экономическая энциклопедия, «Экономика», 1999, стр.5), по-видимому, нельзя. Путаница, вносимая нынешней профессурой и научными работниками в систему экономической терминологии далеко не безвредна ибо порождает сумбур и беспорядок в головах учащихся и исследователей. Путаница эта безусловно искусственная и, я бы сказал, наносная. Как правило, она происходит из модного стремления к «смешению французского с нижегородским». Сколько не говори «менеджмент», «менеджмент», во рту не становится сладко, то есть на отечественных промышленных предприятиях всё равно приходится заниматься организацией производства и повседневно решать такие её проблемы, как «организация и нормирование труда», «организация управления», «внутрицеховое планирование», «диспетчирование» и др. Попытки же переименовать уборщиц в «менеджеров по влажной уборке» и выдавать это за новое слово в экономической теории - глупое, бессмысленное занятие, которое, надеюсь, в конце концов останется втуне.
Изложенное выше – это явное свидетельство того, что сегодня в экономическом хозяйстве, в экономических публикациях, и что особенно плохо - в экономических учебниках не стало порядка. Некоторые ученые и профессора перестали заботиться о том, понимают ли их читатели и слушатели, стараясь выражаться то ли помоднее, то ли почуднее. Думаю, что это весьма скоро может привести и приведет, если не вмешаться, к плачевным результатам, как это было, если кто-нибудь помнит, в период строительства печально известной Вавилонской башни.
Думаю, всем нам пора засучить рукава. Сегодня стране нужны новые словари и энциклопедии, эталонные фундаментальные монографии и учебники по политэкономии и финансам, по организации производства и управлению и др. Тут к месту вспомнить, как в сороковые годы И.В.Сталин поручил группе К.В. Островитянова сделать образцовый учебник по политэкономиии. И нам сегодня нужно что-то вроде этого, т.е. начать надо не стихийно, а на основе продуманного и хорошо проработанного решения, если уж и не правительства, то Отделения общественных наук РАН.
Читая эти предложения, кто-то может заподозрить или обвинить меня в попытке предложить насильственное насаждение “единомыслия в России”, и будет неправ. Речь идет не о формировании единой идеологии, а о создании и повсеместном насаждении единой терминологии. Причем терминологии по возможности и максимально русской, оставляя иностранные термины только там, где без них не обойтись. Идеологи же разных научных течений пусть продолжают спорить. Однако спорить они должны на одном (желательно русском) языке, используя одну общую (желательно русскую) терминологию.
И здесь никак нельзя не обратить внимание на новую, примыкающую сюда проблему, поднимающуюся сегодня во весь свой рост, – проблему падения качества русского языка в научных публикациях. Временами кажется, что некоторые авторы просто не понимают или не читают того, что пишут. Возьмём же горсточку примеров из огромной массы языковых и терминологически «новаций», хранимых в коллекции автора, среди которых есть и уже опубликованные (!). Вот они: «разрыв в уровне жизни воспринимается неприемлемо», «коррупционная ёмкость… ликвидирует законодательные акты», «близлежащее население вокруг предприятия», «данная теория находится в достаточно зачаточном состоянии», «потребительское производство», «импортное производство», «орудия потребления», «жёсткая зарплата», «минимизация государства», «рыночная страна» и т.д. и т.п.
В одном ряду с авторами этих ляпов стоят и некоторые любители щегольнуть заграничным словцом, как правило делающие это совсем так же неумело, как бессмысленно и бесцельно. Ярким примером тому может служить встреченные недавно в одной из рукописей слова: «принцип реципрокности». На самом деле, этот отвратительный для русских уха и глаза термин означает ни что иное, как «принцип взаимности». Зачем автор сначала перевёл слово на английский (reciprocity – взаимность, обоюдность), а потом в этом изменённом виде пытается впихивать его обратно в русский язык, так и остаётся совершенно непонятным. Описанная проблема родилась не вчера, и её нельзя решить за короткое время, поскольку она связана с падением общего уровня культуры и грамотности в нашей стране и неизбывным стремлением некоторых к пошлому модничанью. Однако оставлять её без внимания нельзя, поскольку она являет собой серьёзную угрозу для науки в целом. Нельзя, чтобы теория и терминология развивались параллельно, в отрыве друг от друга и подавались научной общественности по ресторанному принципу: «мухи отдельно, котлеты отдельно».