Памяти великого чеченца, драматурга и писателя
Абдуллы Хамидова, посвящаю…
Самый красивый, зеленый, уютный, многонациональный город на земле, с совершенно не песенным названием "Грозный", бурлил, гудел, будоражил, трезвонил.
Трамваи мелодичной трелью звонко перекликались между собой, оповещая и приветствуя горожан и гостей столицы. Автомобили грузовые и легковые « Победы», «Волги», «Москвичи», клаксонами исторгали из под капотов целую гамму волшебных звуков, как будто играл уникальный многоголосый инструментально-симфонический оркестр, рождая новое музыкальное произведение.
Магомед стоял на центральной автобусной станции города и задумчиво, с грустным видом, нервно курил сигарету.
Красная пачка «Примы» была уже на исходе.
Денег на покупку следующей пачки в кармане не было, только что за тридцать копеек он приобрел в кассе, простояв в длиннющей очереди, билет на автобус домой, в свое село, что находилось за сорок километров.
На автостанции толпилась масса разношерстных людей, одни приезжали, другие уезжали.
Этот непрерывный, нескончаемый процесс, как правило, не прекращался с самого утра до позднего вечера.
Звуки человеческой речи, резкие и спокойные, гортанные и хриплые, громкие и приглушенные, быстрые и медленные на языках- русском, еврейском, чеченском, татарском, ингушском, дагестанском, азербайджанском, армянском, грузинском и ,еще Бог весть на каком, летели ввысь, образуя интернациональный хор.
Все это создавало весьма интересную картину, которую для неравнодушного человека наблюдать было бы одно удовольствие.
Но Магомеду было совсем не до радостей созерцания столь насыщенной, буйной картины жизни в одной оживленной точке города.
В потертых карманах установилась полная, гнетущая пустота и тишина, если не считать звона нескольких трехкопеечных монет.
И настроение отнюдь не из веселых.
А в животе, между тем, торжествует такой голод, как будто кто-то шваброй и веником прошелся по внутренним стенкам кишок.
Так хочется поесть, желудок ноет, сосёт нестерпимо и нет мочи дальше терпеть эту муку голода.
Вот хотя бы булочку, да котлетку одну проглотить и горячий чай выпить, вмиг полегчало бы.
А еще, под завязку, бутылку свежего пива и пачку хороших сигарет с фильтром.
Ну, об этом приходится только мечтать, оно выглядело бы слишком хорошо, чтобы стать явью.
От этих сладких мечтаний на душе Магомеда становилось пусто, мрачно и тяжко.
Нужда – тяжелая, гнетущая вещь.
Кто не испытал на себе её горький, полынный вкус, тот не знает самой жизни.
Хотя Магомед давно привык к такому положению, к жизни впроголодь, внатяжку.
Но сегодняшний день тяжек по особенному...
До отхода автобуса оставалось около часа и Магомед размышлял, чем бы себя занять.
В небе чувствовалось свежее дыхание летнего дождя, который мог внезапно начаться, но мог и пройти мимо, если вдруг подует ветер.
А завтра надо идти на работу, где он трудится бухгалтером-счетоводом районной больницы.
Он не был доволен своей скучной и малоинтересной работой, но за отсутствием иной, тянул эту обременительную ношу, несмотря на нищенскую зарплату, из - за чего постоянно приходилось экономить во всем.
Вот и сегодня, получив зарплату, отпросился и впервые в этом году вырвался в город. Купил в универмаге фуражку, брюки, носки, а на туфли совсем не осталось.
Так что придется до зимы дотаптывать старые башмаки.
А за это время может и накопит каких-нибудь средств.
Невеселые мысли блуждали в несчастной голове Магомеда.
По внешности Магомед очень напоминал главного героя знаменитой комедии известного драматурга Абуллы Хамидова «Бож Али», имевшей в республике огромный, оглушительный успех.
Герои комедии стали вмиг знаковыми и в силу этого узнаваемыми на улицах каждым жителем.
А имена главных героев спектакля – надменного и гордого Бож Али, жадного, хитрого Сутарби, двуличной Маймы стали именами нарицательными.
Как и у Бож-Али, у Магомеда были черные, как кузбасский уголь глаза, а орлиный взгляд из-под взмаха густых бровей, черные, пышные усы, крупный нос с горбинкой выдавали в нем жителя горной республики.
Был он такого же, чуть выше среднего роста, худощавый, со строгой, неторопливой походкой, медлительный в повороте головы и выверенных движениях рук.
И одевался всегда строго, по форме: чистые, отутюженные брюки, пиджак, белая рубашка и галстук и всегда гладко выбритое лицо.
Посмотрев на него со стороны можно было подумать, что это какой-то партийный или советский чиновник среднего уровня.
Но так же, как и Бож Али, Магомед был беден.
Хотя никогда не унывал и на жизнь никому не жаловался.
Жил со своей матерью в маленьком, старой постройки сельском доме из самана, построенном его отцом ещё в шестидесятые годы, после возвращения из ссылки.
…А на автобусной станции всё так же толпился народ. С центрального рынка, кишащего, как пчелиный улей, сюда непрерывно перетекали людские реки.
И вся эта масса людей собиралась здесь и здесь же грузилась, кто победнее - в автобусы, кто чуть состоятельнее - в такси и все со своими сумками, баулами, чемоданами, авоськами.
А толчея создавалась немереная, где, как говорится и «яблоку негде было упасть».
Весь погруженный в свои невеселые мысли, Магомед стоял у стены серого здания автовокзала, чтобы не мешать потокам торопливых прохожих.
Вытащив последнюю сигарету, Магомед, скомкав пустую пачку «Примы», обреченно и небрежно бросил ее в рядом стоящую урну.
В нескольких метрах, напротив, он заметил обращенный к нему напряженный, цепкий взгляд средних лет мужчины, здоровенного, плотного телосложения, с густой, вьющейся шевелюрой головы.
Незнакомец внимательно, во все глаза, всматривался в Магомеда, напряженно изучал его, словно пытаясь что-то вспомнить.
Когда через несколько минут, Магомед, плюнув на догорающий кончик сигаретки, затушил и бросил её в урну, он неожиданно почувствовал тяжелый хлопок по плечу и громкий из- за спины голос басом с хрипотцой, пророкотал:
: "Асса-ла-ма А-лей-кум!"
Магомед, удивленно обернувшись, увидел того самого, минуту назад вглядывавшегося в него человека, но, не подав никакого вида о своем неудовольствии явно панибратским отношением, бодро, невозмутимо, в русле местного этикета, ответил:
" Ва Алей-кум Асса-лам!".
Двухметровый бугай, сверху вниз, дружелюбно улыбнувшись, взглянул в глаза Магомеда и крепко заключил его в свои мощные объятья, как будто они были знакомы всю жизнь.
Объятие было настолько крепким, что у Магомеда хрустнули позвонки и слегка закружилась голова.
Он даже не успел ничего спросить, как незнакомец, радостным голосом, не произнес, а на одном дыхании, выпалил:
"Да будет благодарен тебе Великий Аллах, мой дорогой Израил...!
Как я рад, что, наконец тебя нашел!!
Огромное дело ты тогда сделал для меня..."
Взглянув в напряженное лицо Магомеду, в том же духе продолжил:
"Век тебе этого не забуду!
Благодаря твоей милости я тогда разрешил очень важную проблему.
Большое баркалла (спасибо) тебе, Израил!
Передай семье и всем своим родным от меня горячий Салам Маршалл (привет)...!"
Он еще раз обхватил Магомеда и вновь крепко прижал к себе.
Находясь еще в объятьях, он почувствовал, как правая рука незнакомца осторожно, почти незаметно, скользнула в пустой карман потрепанного пиджака Магомеда.
После этого, здоровяк, улыбаясь, неожиданно резко двинулся прочь. Уже находясь на небольшом расстоянии, слегка обернулся, приветливо махнул рукой и исчез, слившись с толпой.
Магомед так и не успел толком сообразить, что же произошло.
Какой Израил?
Может он ослышался, и тот произнес его, Магомеда, имя...?
Но, нет... Нет!
Произнесено было именно имя «Израил» и довольно таки отчетливо.
Как ни старался Магомед, он не мог вспомнить какого либо важного, значимого дела, сделанного им и соответствующего такой восторженной эмоции.
Значит, его приняли за другого человека.
А зачем он в мой пустой карман руку просунул? Странно.
Там же ничего нет, если вдруг он что-то думал найти...
Медленно уйдя за угол здания, Магомед осторожно, но как бы невзначай, засунул руку в тот карман, где за несколько секунд раньше побывала рука незнакомца.
Пальцы уперлись в пачку бумажек, по ощущению похожих на денежные банкноты.
Осторожно посмотрев по сторонам и не заметив за собой наблюдения, Магомед, повернувшись лицом к зданию, слегка вытянул на свет из кармана первую попавшуюся бумажку.
Это были три рубля.
Затем так же незаметно, не вынимая содержимое из кармана, пальцами руки пересчитал остальные купюры.
Получилось еще сорок девять штук.
В итоге, путем простого умножения он вывел приличную цифру.
Получалось целых сто пятьдесят рублей, что было вдвое больше его месячной зарплаты.
Таких больших денег он еще не держал в руках.
Жар охватил сердце Магомеда, учащенно забившееся после пересчета купюр.
Вот это привалило, думал он, не веря неожиданно свалившемуся с неба богатству!
Как будто там наверху его тяжелое состояние увидели.
Магомед бродил в гуще толпы, старясь быть подальше от того места, где его обнимал странный незнакомец.
Он опасался появления этого бугая вновь, вдруг понявшего, что Магомед вовсе не Израил.
Но, слава Богу, пришелец испарился, так же, как и появился, незаметно и, по всей видимости, даже не думал больше искать своего «благодетеля».
Шепотом повторяя слова искренней благодарности Всевышнему за столь неожиданно привалившее богатство, Магомед спешно направился в кафе, находившееся рядом с автостанцией.
Еле сдерживая во рту слюну, взял на первое - тарелку пахучего супа-харчо, на второе – порцию бефстроганов, шесть кусков черного хлеба, две бутылки свежего искрящегося на свету пурпурным блеском, щекочущего ноздри белопенного "Жигулевского" пива и пачку сигарет «Лайка» с желтым гладким фильтром.
Досыта пообедал, по пути с удовольствием выкурил сигарету, которая показалась ему самой сладкой и вкусной из всех сигарет, ранее им выкуренных и, как раз, вовремя успел к своему автобусу.
Сел на сиденье у большого окна.
По улицам радостно и резво проносились автомобили, по тротуарам шли улыбаясь, люди...
И уже за городом, вдали над горизонтом, в сизой дымке красивый, неповторимый, сказочный ландшафт вытянувшихся в стройную цепочку кавказских гор в лучах заходящего солнца манил, радовал и веселил душу.
Вот это жизнь!
Вот это да!
Сегодня она точно удалась!
Почаще бы так!
Но мысленно, перед Магомедом, неотступно и неотвязно, не выпуская из своих крепких, мощных объятий, нависал во весь свой богатырский, двухметровый рост незнакомец и с восторгом в глазах благодарил его за когда-то оказанную услугу.
А в ушах вечным гимном человеческой благодарности звучали незабываемые, нетленные, словно высеченные из уральского гранита, немеркнущие слова:
«БОЛЬШОЕ СПАСИБО ТЕБЕ, ИЗРАИЛ!»