Дневник IV-20 Петя Старчик очень умён, его всегда интересно слушать.
1998 год
Жизнь хороша, особенно в конце
Арсений Тарковский
Петру Старчику
1
Конец Тарусы. Изумрудные аллеи
Царицыно, трепещущие светом
Листвы, стволы деревьев чёрных,
На петербургские похожие деревья.
Не жизнь всегдашняя, отчаянье так близко,
Хотя покой души не покидает.
Прошло, провеяло, ломоть огромной жизни
Отрезало. Болят воспоминанья.
На свете ТОМ кого окликну я?
Пётр, милый Пётр, ещё мы не знакомы,
Ещё лет восемь ожидает нас
До встречи. Стану ученицей,
У ног твоих на маленькой скамейке
Я сяду, музыке твоей внимая.
О, кто тебе подобно, может к небу
Поднять меня, пронизанную светом,
Наполненную музыкой безмерно?
Ты мой учитель. Как печальна жизнь,
Прекрасна как, особенно в конце.
2
Полупустая болтовня. Скупые
Записки в дневнике. Порядок слов
Стиль образует. Бродский умер.
Не встретились мы в радостной Тарусе,
Такой щемяще-русской. Вот Москва.
А жизнь прошла, осталось так немного.
И эта остающаяся часть
Стремительно и ярко промелькнёт,
Как та, что промелькнула незаметно.
Давали люди жизни полноту.
Без них печальный мир был бы несносен.
Что перевесило: удача иль несчастья?
Ещё жива, ещё могу заплакать,
Блаженного заслушавшись Петра.
А время исцеляет иль казнит.
Пусть я умру, о Боге вспоминая,
Под музыку Петра, прощая всех,
Кто сеял боль, моё пронзая сердце.
А лучше – вообще не умирать.
3
Оргия листьев, пыльный ветер.
Как мы беспомощны - злые дети.
Снова весна без конца и без края.
И о Петре я опять вспоминаю.
*
Что такое анахорет? Это — удалившийся от мира человек, отшельник, пустынник, который уединённо живёт в пустынной местности, по возможности чуждается всякого общения с другими людьми и ведёт аскетичный образ жизни.
Деревья, слово «люблю»
Только вам подходит
Ольга Седакова
Нет, не хочу я быть деревом.
Оставь меня человеком.
А, может быть, лучше ангелом
Мне достаточно стать?
Дерево не летает,
Не плачет, не хочет не жить.
Дерево может быть другом.
Но оно пожалеть не может,
И оно не может прощать...
*
С дождём смешался плач.
Как мучиться я смею?
Кто мой земной палач?
Отчаянье сумею ль
Я отогнать? Пора.
О смерти помышляю
Уже давно. Игра
Кончается, я знаю.
Отвержена. Дай пить.
За прошлое — расплата?
А, может быть, любить
Учусь сквозь вихри ада?
90-е годы
В молодости меня томили скорби, пустота и бездомность, бесконечные влюблённости, причиняющие боль. Сейчас у меня есть дом, где жили чужие люди.
Игрушки Тарковского — две обезьяны
Кораблик из кости слоновой на полке,
Изысканный профиль Ахматовой, Гёте,
Портрета старинного строгий овал.
Отца фотография, чёрные чётки,
Пластинки и ценные книги в шкафу.
За стёклами лики жены и детей.
Он ласково смотрит и шутит прелестно.
Мы слушаем музыку, часто смеёмся.
Дружны мы. И я узнаю в нём себя...
90-е годы
Разве влюбляешься в тело?
Нет, любишь душу в любимом.
Тело — души отраженье.
90-е годы
11 мая. Звонила Дана. Мы делились с ней мыслями о моём дне рождении. Дана сказала: «Они такие, у них тормоза нет... Ты среди них девчонка. Все старые. А ты молодая... Мужчин в России нет, все лучшие мужчины за границей или в монастырях...
Мы искали не столько Бога в молодости, сколько любви, и любви божественной. Августин сказал, что упокоится человек только в Боге. Хотелось бы в этой любви абсолютно пребывать. Наверное, нет этого на земле. Больше такие дни рождения не проводи. Тебе нужны другие люди.
Я имела общения с мужчинами душевные, духовные. Душа моя требует радости, любви и красоты. Не возлетала душой давно, всё бремя, бремя...
Ты была изумительна, прекрасна, ты всем послужила. Они такие куцые... Они тебя не видят. Должно быть чудо в душе. Чудесно, когда в человеке есть чудо. Ты есть чудо, оно и светится, оно и сверкает, оно тебя озаряет, ты вспыхиваешь тысячами огней. Огромное тебе спасибо».
И когда было сказано: «Кончено»,
Вот тогда-то всё началось,
И доныне оно не кончается.
Что искали мы в жизни — Любовь..
Ту божественную и светлую
Абсолютную. В ком? В человеке.
Ошибались мы, там ли искали мы?
Всё кончается в мире подлунном.
Всё кончается смертью и старостью.
Или всё начинается вновь,
В новом качестве? Телом владеючи,
Мы могли бы так много свершить.
15 мая. Ночь. Музыки полна душа моя. Что я хочу получить от жизни сейчас? Я хочу петь чаще, трогать сердца людей думами о Боге.
Я хочу путешествовать с хорошим человеком любого пола. Я хочу жить в другой квартире в хорошем зелёном районе, иметь балкон в кирпичном доме. Я хочу философствовать с другом знающим, глубоким, любящим Бога.
Я хочу знать европейские языки. Читать в подлиннике Данте, Вергилия, Гёте, Шекспира — этого я на земле не успею. Я хочу верить в людей, я хочу, чтобы земля вздохнула от муки, в которую её погрузили глупые, низкие, хищные люди.
Мы с Мариной Им. занимались стихами Тютчева. Я обнаруживаю в себе, занимаясь с ней, неожиданные для самой себя находки. Я могла бы хорошо научить читать стихи тех, кто захотел бы у меня научиться. Но учеников у меня кроме Марины нет.
16 мая. Долго говорили по телефону с флейтистом Юлианом Антониевичем Грамши, о чём только мы не говорили. Он очень хорошо во всём разбирается, очень умный итальянец.
17 мая. Мне снился дьявол, он всячески меня терзал, я с ним боролась, крестила его, рука моя цепенела. Потом раздался голос моего друга Никиты Гаранина, я обратилась к нему: «Никита, помоги!» Я проснулась, перекрестилась, стала молиться, я забывала слова молитв. Это был кошмарный сон.
18 мая. С Петей Старчиком были мы в доме Васильчикова. Я объявила Петра, и он спел четыре своих песни, потом мы с ним спели вместе Шаховского «Ангелов». Петя много говорил. Он очень умён, его всегда интересно слушать. С нами был Игорь Галкин.
19 мая. На Алексеевской гимнастике пианист Г.М. меня обнимает. Я кричу ему, что обнимать меня нельзя, у меня плохо с рёбрами. Мужчины так и норовят прикоснуться к женщине.
20 мая. Я вижу во сне Костю Кузьминского. Он не толстый и не старый, потускневший какой-то, бесцветный. Мы здороваемся с ним. Мимо идут две женщины. Одна из них говорит: «Галя Грибакина...». Я подхожу к ним и спрашиваю: «А кто это?» В ответ слышу: «Поэт». Я говорю им: «Я тоже Галя Грибакина». Женщина читает мне стихи Гали Грибакиной. Я во сне не знаю, мои ли это стихи.