Пашу Брылёва хоронили в четверг в 3 часа пополудни. День был серый, из нависших над кладбищем туч сыпался мелкий нудный дождичек. Может, из-за этой непогоды и народу на кладбище было немного. Степанида, мамаша Брылёва, несколько её подружек - соседок по дому, Полынцев Виктор Петрович - это от работы, где ещё несколько дней назад Паша трудился. И Мария. Прежде - Брылёва по мужу, нынче же... Кто его знает, как нынче, по-любовному... Полынцев и Мария стояли поодаль от Степаниды и её подружек. Когда холмик могильный справили, Виктор Степанович и Мария цветочки положили и ушли в дождь.
К своему призванию Брылёв пришёл в армии. В воинской части в/ч 95702, куда его привезли, оглоушенного новым и непривычным статусом, новобранцам предложили заполнить анкету. В графе "Образование" рядовой Павел Брылёв честно и искренне написал:"Никонченае симелетние абразование". Командиром части полковником Курковым Н.С. в верхнем левом углу написана резолюция: "Посыльным при штабе".
- Брылёв! Срочно капитана Сидорчука в штаб!
- Брылёв! Увольнительные на третью роту отнеси!
- Брылёв! Замполитов рот немедленно к командиру!
- Солдатик, миленький! Ефрейтора Петю Кузькина из 1-ой роты позови, пожалуйста. Скажи, Люся его на проходной ждёт.
Так вот набегается он за день, одно утешение: осознание собственной значимости и необходимости. К концу службы даже напевать стал: "А без меня - и ни туда, и ни сюда!" Так вот и образовалось у него призвание.
Когда безделью дембеля Брылёва пошёл второй месяц, Степанида Петровна, мамаша, стала высказывать недовольство. Да и то, право слово, сынку уже и 22-ой год пошёл, ни профессии-специальности в руках, ни помощи какой по дому. Отправь его в лавку за булкой-хлебом, вернётся с вопросом:
- Мам, а какой брать-то? Батон или аржаной?
Легче самой идти. А попросить убрать хоть свою комнатёнку? Ведь всё разложит в таком беспорядке, что уж лучше бы и не просила.
Одни потребности у Пашки. Раньше-то, пока малой был, так и потребности маленькие. А нынче? Армия развратила. То ему на сигареты дай, то на пиво после бани... Вот и стала Степанида всё чаще и чаще капать Брылёву на мозги, мол, работать иди, горе ты моё луковое!
Обрывок газеты "Вестник Мозжуйска" нагло и вызывающе обращён был разделом "Требуются" прямо в лицо Брылёву. Тут есть которые в судьбу не верят, одним словом, агностики, простите за выражение. Случай с Пашей Брылёвым как раз и опровергает противников существования Судьбы. Глаз зацепился за строчкy: "Отделу культуры при горисполкоме города Мозжуйска срочно требуется курьер". Что же это, как не судьба?
Отдел культуры распологался на улице Пржевальского, известного путешественника и натуралиста. Известно, что сам путешeственник останавливался в Мозжуйске, о чём свидетельствует запись в книге почётных посетителей краеведческого музея города Мозжуйска от 22 октября 1871 года.
Для Пашки Брылёва плюсом было то, что отдел культуры находился в 15 минутах ходьбы от подворотни дома. А также то, что - "курьер" - это же... это же – призвание! И это был второй плюс.
Минусы, минусы... Был и минус... Злые языки, знавшие Пашку со школьных лет, поговаривали, что культура и Брылёв есть вещи несовместные. Клеветали, конечно же, поклёп злобный возводили. Потому что и в Брылёве с его "симекласном абразаванием" был и культурный багаж. Так зимой он выходя в мороз любил повторять то вслух, то про себя: "Шалун уж отморозил пальчик:Ему и больно и смешно,А мать грозит ему в окно..." При этом он оборачивался и в окне видел мамашу, Степаниду Петровну...
А бывало по весне, когда душа пела, он запевал вместе с душой;
"Травка зеленеет,
Солнышко блестит;
Ласточка с весною
В сени к нам летит.
С нею солнце краше
И весна милей...
Прощебечь с дороги
Нам привет скорей!"
Поэтому зря, конечно же, наговаривали...
В отделе культуры мало кто и обратил внимание на его "аттестат зрелости", обратили внимание на военный билет, где в графе "учётная специальность" значилось: "Порученец". Что свидетельствовало в первую очередь об исполнительности. А с курьера большего и не требовалось.
Брылёв Павел Тимофеевич был зачислен в штат с выделением ему служебного помещения(закуток сбоку от лифта), а также мебели(список прилагается: табуретка - 1 шт.; столик - 1 шт.; телефон - инвентарный номер Т-3023; амбарная книга для записей; авторучка - 1 шт.)
Закуток, что на официальном языке числился как служебное помещение, Пашкой был прозван "Офисом". И если кто спрашивает по телефону где его черти носят, он с оттенком обиды ответствовал:
- Мы - в Офисе.
Вот тогда-то после уточнения месторасположения курьера Брылёва по телефону внутренней связи и отдавались ему указания То пошлют его в типографию, заказать афиши, то к артисту разговорного жанра, певцу, музыканту - подписать договор или график календарный ихних выступлений, обязательно под подпись, с оставлением копии графика. Да мало ли обязанностей у курьера, которые почте не доверишь. Иногда разадавались звонки "конфедициальные":
- Слышь, Павлуша, будь человеком, у меня сигареты кончились. сгоняй в ларёк, да не забудь - я "Лайку" люблю.
А то женским голосом пропоют:
- Пашенька, нам бы к чаю лимончика да печенья, кабинет триста восемнадцатый!
Изредка, совсем уж юный голос шёпотом верещал:
- Паша Тимофеевич, тут молодой человек должен подойти очень приятной внешности, спросит Надю, Пашенька, сразу отзвонись в четыреста пятнадцатый кабинет, умоляю, Паша!
Много, много обязанностей у курьера! Всем он нужен, всем необходим вот сей же момент! Вот отсюда и осознание своей значимости. А там, где осознание - там, конечно же, и недалеко до использования своего служебного положения в личных целях. Грех, грех не спросить котрамарку, а то и две на концерт у артиста-певца-музыканта. (для себя и Степаниды, маманьки, потом уже и для Марии) Так и приобщался к культуре. Особенно нравились артисты разговорного жанра, весело, смешно, да и рассказывать об услышанном соседям по двору приятственно.
По улице Пролетарской в направлении улицы Октябрьской жарким июньским днём шёл Павел Тимофеевич Брылёв, мужчина лет сорока - сорока пяти. Его переполняло и чувство исполненого долга, и чувство собственной правоты. Ровно семь минут назад Паша собственноручно вручил пакет под расписку согласно предписанию Петрухи Николаеча, из кабинета номер четыреста семьдесят третьего. Долг был исполнен и совесть Пашкина была чиста. А поскольку до конца рабочей смены оставалось минут тридцать пять, то заглянуть в "Стекляшку" он не только имел право, но был просто обязан.
На перекрестье Пролетарской и Октябрьской улиц располагалось учреждение. Городскими властями это учреждение официально называлось : "Предприятие общественного питания пивной бар "Золотой хмель" . Но жители окрестных улиц прозвали это заведение "Стекляшкой". И правильно. Потому что ведь не будешь на следующий день похваляться перед всеми, что, мол, был вчера во "Хмелю". А "Стекляшка" - и архитектура обозначена, и ориентир. И любой пацан, стоило матери высунуться в окно и крикнуть: "Колька! Беги в "Стекляшку", кличь отца, скажи - ужин на столе!" - без всяких директив бежал в известном ему направлении.
Вот туда-то, минут за тридцать до окончания "вахты", и держал свой путь Брылёв Павел Тимофеевич.
Клавдия, буфетчица, ещё в дверях заприметев Пашу, привычно нацедила ему кружан "Жигулёвского" и подвинула ему навстречу с блюдечком подсоленных сушек. Он подхватил кружку и двинулся прямиком к стойке , прилаженной к застеклённой стене. Здесь, когда смотрел он сквозь стекло на суетных пешеходов, на авто,такие же суетные, как и пешеходы, появлялось чувство степенности, важности. Мол, "бегаете без толку, а я пивком балуюсь."
Однако, и самому пора поспешать. Он вышел из "Стекляшки"и направился к Конторе. Ходу до неё минут десять. По дороге он вытащил из кармана мятный леденец, "запустил" его в рот - это чтоб Петрович, швейцар, не учуял.
С тех дембельских лет столько годков пробежало... И Павел Тимофеевич Брылёв в Учереждении настолько стал привычным, что, казалось вот-вот присвоят ему инвентарный номер и включат в реестр инвентаря. И для него учереждение стало подобно домашнему обжитому очагу, где и телесно, а главное - душевно отогреться можно.
"Эра малиновых пиджаков" наступила резко и сразу. Не терпит природа монотонности и однообразия, поэтому и сменяется одна эра другой. Была "эра освоения космоса", была - "эра развитого социализма". Теперь же для разнообразия и убыстрения ритма жизни, настала "эра малиновых пиджаков". С "малиновыми пиджаками" поначалу исчeзло из названия "Исполнительный комитет Городского Совета депутатов города Мозжуйска". Депутатов "корова языком слизнула, исчез Совет, а с ним и исполком. А потом и "Отдел культуры" из названия исчезло... Времена настали смутные. И были у этого времени лица, были! И звались эти лица "малиновые пиджаки" Мишаня и Колян. И не учереждение посылало гонца в типографию, а типография обивала пороги Конторы, умоляя разместить заказы. Издательства присылали немыслимые предложения об издании любых бумажек, только присылайте, актёры да музыканты прибегали с проектами договоров, только дайте им возможность выступить. Телефон в "офисе" Брылёва замолчал. И даже "конфедициальные" звонки прекратились. Как-то неуютно стало Паше в его "офисе", а телефон представлялся какой-то насмешкой. В один из дней, прийдя на работу, занял он привычную "позицию тягомотного ожидания" звонка. Дверь в закуток была приоткрыта, поэтому все разговоры от парадных дверей до площадочки перед лифтом доносились до него чётко и ясно. Эх, знать бы заранее, "подстелил бы соломки", прикрыл бы дверь от греха подальше. Да не судьба, и пришлось ему выслушать невзначай то, что и услышал:
- У тебя, Колян, теперь одна задача: стадо проредить. У нас теперь почти в каждой комнате кампутеры стоят, - говорил "пиджак" по имени Мишаня другому "пиджаку", - избавляйся от инфузориев, и начни с этого, как его, с инфузора туфеля, - Петрович! Подойди-ка! Слышь, Петрович, как этого, который у вас на побегушках?
- Пашка, что ли? Пашка Брылёв...
-Во-во! Спасибо, Петрович! Ты, Колян, Петровича к себе вызови, поговори с ним, он много знает, поможет тебе.
Лицо Павла как кипятком обожгло. "Как это? Да что же это такое - "инфузор туфель? Да ведь я...я... я здесь пол-жизни прожил!" Ему стало душно. Выглянув в коридор и никого не увидев, он быстрыми шагами вышел на улицу. Он шёл и знакомые улицы казались ему незнакомыми и чужими. Да что улицы? Ему вдруг показалось, что и город ему совсем незнаком, чужой и враждебный. Но чем дальше уходил он от Конторы, тем отдалённей доносились до него отголоски случайно услышаного разговора и спокойней становилось на душе. На одном из домов мелькнула вывеска: "Сберегательная касса" и память всколыхнулась именем "Мария". А вместе с памятью вернулась и обида, правда, не такая острая, а лёгкая, как дымка... "Это ж сколько лет пробежало, как Манюся ушла? - подумал Павел, приостановившись у здания с знакомой вывеской.
А тогда он только что из армии вернулся. И вот "мамушка", как называл мать Фёдор, а для всех остальных - Степанида Петровна, отправила сына "платить по счетам". То есть - заплатить за комунальные услуги. Очердь его к окошку "Комунальные платежи" подходила долго, да он привычный, торопиться некуда.
- Гражданин! За что платим? Квиточки-то мне отдайте!
Он очнулся от мягкого бархатистого голоса, подал квитки в окошечко и сам вслед за квитками заглянул в него. В окошке сидела девушка. Девушка эта была из его солдатских ещё снов: с ямочками на щеках и ещё одной на подбородке. "Так не бывает - уговаривал себя Брылёв, - это мне опять снится!" А девушка тем временем взяла квиток и стала читать вслух: "Брылёв П.Т.,, улица Стахановцев, дом три, квартира семнадцать - вы, наверное, Пётр Тимофеевич? " Пашка заморгал глазами и отрицательно покачал головой. Операторша из соседнего окошка звонко рассмеялась и сквозь смех сказала :
- Манька, глянь, твой клиент аршин проглотил! Не будь дурой, Манька, хватай жар-птицу за хвост, просись к мужчине в жёны!
А что, Надюха, а вот и напрошусь! Вас, наверное, Павлом зовут?- Брылёв опять заморгал глазами и закивал головой уже утвердительно, - А что, Паша, возьмёте меня в жёны?
И тут у Брылёва вырвался сиплый крик: - Дааа!!!
Тогда не только соседка Марии рассмеялась, но и все, кто в очереди стояли.
Паша выскочил на улицу, а в голове - сумятица: " Вот ведь как! Столько раз снилася, а тут - наяву!" И уже придя домой, он так и не мог понять явь это была или сон.
Но на следующий день ближе к вечеру раздался звонок в дверь. Степанида открыла и замерла в недоумении: стоит девушка, с виду - симпатичная, а у ног её стоит чемоданчик. И уж совсем озадачилась Степанида, когда девушка произнесла: - Я к Павлу Тимофеевичу, они приглашали...
Так и появилась в жизни Павла Тимофеевича Брылёва Мария, Манюся, как он её звал. "Лимитчица",- так называли приехавших в большой город из деревни.
Вот и стали они жить. И Степанида была довольна : деревенская, к труду приученная.
Только "жар-птица" оказалась с изъяном - детей у Павла и Марии не было, и, как оказалось, по вине Павла. И он всё повторял про себя:"Какая же в этом вина? Это ж бееедааа!" С виной ли, с бедой ли, Мария примирилась. Вот только одно выбивало её из равновесия. Отправит она мужа в гастроном за хлебом, тот через десять минут звонит из телефона-автомата:
- Манюся, здесь и "кирпичики", и каравай, и батоны есть, чего брать-то?
-Ах, Паша, бери на свой вкус.
Через пять минут - опять звонок:
- Манюся, а какой брать? Белый или серый? Т
Тут уж Мария рассвирипеет: - Пашка, ирод! А у самого где голова?
И после целой недели квиточков да скандальных клиентов не было большей радости для Марии, чем повозиться на огороде, что Павла покойный отец Тимофей Николаевич на заводе выклянчил. А Пашка и здесь оказался не помощник. Однажды отправила его Мария на грядку на прополку, так он вместе с сорняками и морковь, и петрушку повыдергал. Из всех поручений ему на огороде - воды для поливки натаскать. А вот это ему в радость. Натаскает он побыстрей воды, сядет потом на табуретку, затянется сигареткой. Смотрит на затухающий день, и такое умиротворение снизойдёт на него... А в ведре, где колодезная вода, бутылка пива холодится.
Не вернулась однажды Мария с работы.
Брылёв и в "Сберкассу" сбегал, и в общагу, и с бывшими её подругами встретился.
Пришла Мария только под утро. Молча прошла она в их с Павлом комнату, в пять минут собрала чемоданчик свой, вышла на кухню :
- Прости, меня, Павел, и прощай...
Накануне днём как всегда сидела она в своём окошке и как всегда принимала квитки. А ведь, и не было ничего в той руке, лишь на тыльной стороне ладони вены чуть-чуть сильнее вздуты("сильные, видать руки" - вскользь подумала Мария), да из-под манжетки рубашечьей выглядывало оконечье якоря. Вот от этого якоря и потянулся взгляд Марии выше, по рукаву рубашки, потом - на грудь - и натолкнулся её взгляд на тонкие губы, чуть-чуть растянувшиеся в улыбке, и на глаза - серые, со стальным отливом. Сердце у Марии "ёкнуло" . И всё. Мужчина исчез. Ну исчез и исчез, да только Марии весь день мнилась и эта рука с вытатуированым якорем, и эти глаза. Смена закончилась, уже и вышли все на улицу, и Мария распрощалась с подругами, как вдруг сердце опять застучало так стремительно... С другой стороны улицы смотрели на неё серые глаза со стальным отливом. Мария вздохнула глубоко-глубоко, и направилась на другую сторону улицы.
Это вспомнилось Брылёву и улетучилось лёгкой дымкой. Давно это всё было.
В свой двор он вошёл когда совсем уже стемнело, и лишь в нескольких окнах горел свет. Он направился к детской площадке и присел на скамеечку под "грибком". Отсюда виден был свет из их кухоньки, мамушка, видно, не спала, дожидалась. Паша вытащил из кармана мятую пачку сигарет, с досадой увидел, что оставалась одна, последняя. "Придётся завтра спозаранку в ларёк бежать" - подумал он. Закурил и опять ему вспомнилось:"инфузор туфель!". Обида отозвалась острой болью. Брылёв глубоко затянулся сигаретиной. И упал.
Ранним утром первыми его увидели дети, спешившие в школу. Увидели и увидели, они уже привыкли, что по вечерам их площадку "обсиживают" местные пьянчужки, видимо, один из них и заночевал здесь, "не дойдя до дому". Дядя Петя, дворник, подошёл, но узнав в лежащем человеке Пашку Брылёва из третьего подъезда, бросился к телефону вызывать "скорую" и милицию. Он отродясь не видел Павла среди пьянчуг. Из подъездов стали выходить люди, кто-то уже побежал к Степаниде. Дверь в квартиру была открыта. А её саму нашли на кухне, Свет горел, хотя уже вовсю рассвело. Степанида же сидела на табурете возле стола.
"Обширный инфаркт" - дала заключение экспертиза. Хоронили Пашу через несколько дней. "Мамушка" отошла, соседки поддерживали её под руки, вся в слезах она причитала шёпотом:
- Сыночку, куда же ты ушёл, сыночку... На кого же мамушку оставил...
Народу на кладбище было мало, лишь несколько знакомых да соседей по двору. Пришла Мария. К Степаниде она не подходила. Когда уже насыпали небольшой холмик жёлтой земли, положила на него букет цветов и ушла.