- А где Роден? – папа зашел в комнату.
- Какой? – я посмотрел на него.
- Франсуа Огюст Рене.
Я думал, ты ему позируешь. Если нет,- то убери кулак от подбородка и сделай лицо попроще, а то как-то тревожно на тебя глядеть, - папа сел рядом, - О чём задумался, детина? Не в смысле «ребенок», а в смысле «красиво сидел».
- Думаю, - возможно, ли для человека познать историю человечества?
- Не думай. Невозможно.
«История человечества для человека, напоминает слона для муравья на его спине. Видно лишь то, что видишь, но это не слон».
Кроме этого, - зачем? «История лишь научит тому, - ей учить нас - бесполезно».
А для желающего окунуться в неё, надо помнить, что она, – «зрелище - постыдное для человечества ». Она - «перечень постыдных событий, которые надо было бы избежать ему», - папа сидел на диване, положив руки на его спинку, и с улыбкой смотрел на меня.
- Можешь ещё? – я тоже улыбнулся и повернулся к нему.
- А, запросто!
Пустым делом занят ты, - придется рыться в «выдуманных рассказах о реальных событиях». «Нет большего лгуна в истории, чем она сама».
«Единственно чему может научить история, так это тому, как её фальсифицировать», а тебе это надо? – папа не менял позы.
- Резко! – я «хмыкнул».
- Хочешь ещё? – папа насупился, убрал руки со спинки дивана, - «Кто смеётся над «тупостью» своих родителей, тот плачет над «умом» своих детей». Или, кто «со смехом провожает прошлое, тем со слезами придется встретить будущее».
Я перестал улыбаться.
- «Новый царь всегда глупее предшественника», а «два плюс два – четыре».
- А это к чему?
- Возьми-ка карандашик и ручку.
Помнишь, что такое теорема? Вот ты мне и докажи, что «два плюс два – четыре». Только не надо мне про яблоки, про камешки, про спички. Вон бумага и карандашик. Вперёд! Можешь доказывать от противного, что «два плюс два – не четыре». Я потом почитаю, что ты там «наваял».
…Не думай! Невозможно! Я про историю. И заметь, я иду и смеюсь над тобой. Заметь, – «я»! Заметь, - над «тобой»!
И не делай «такое» лицо, с ним ты, как «Мыслитель» - голый и как «Демон» - глупый.
…Ни одеться, ни табуретку купить, нельзя нам мужикам на холодном сидеть, ни на что полезное у вас времени нет, а вот сидеть, палец в нос, засунув, - это вы можете. Вот это вы можете…
Папа ушел, а я никак не мог вспомнить, глядя на листочек бумаги, прижатый карандашом, о чем я думал до его прихода.
Голова удобно лежала на кулаке, локоть удобно стоял на коленке, …., короче, сам «я» удобно сидел предназначенным местом в мягком кресле, слегка покачиваясь.
Мне показалось, что я напоминаю внука Мишку. Только тот, башибузук, ногой «болтает», когда о чём-то думает.