Мясо, яйки, млеко, сало!

Рагим Мусаев
        В начале ноября приход фашистов в город стал очевиден. В связи с этим в шахтах демонтировали водоотлив и вентиляцию, ценное оборудование затащили в глухие штреки и завалили. Механизм, позволявший спускаться под землю и подниматься наверх, разобрали и сбросили вниз. Сильнее досталось нефтебазе. Пришлось сжечь 318 тонн нефтепродуктов. Сожгли и элеваторы, на которых оставалось более 8000 тонн зерна. Правда, перед самым приходом немцев, часть зерна успели раздать жителям.

        Жители тоже готовились к приходу фашистов. Прежде всего из города постарались эвакуироваться работники госучреждений, члены партии, шахтеры, которых при новой власти почти заведомо ждал смертный приговор. Оставшиеся как могли запасались продуктами, спешно закапывали ценные вещи, закапывали или уничтожали документы и фотографии.

        - Дед, про вещи я понимаю – чтобы не отобрали, про документы тоже – чтобы себя обезопасить, а зачем уничтожать фотографии?
        - Фотографии – те же документы. Если бы немцы увидели на фотографии человека в форме красноармейца, то этого человека однозначно ждал расстрел, да и семье могло достаться.
        - А в нашей семье вещи закапывали?
        - Конечно. Спрятали в огороде документы, некоторые вещи. Зарыли старую охотничью берданку, боялись, если немцы увидят в доме ружье, примут за партизан и расстреляют. Твоя бабушка – моя будущая жена закопала свою швейную машинку «Зингер».
        - Ту самую, на которой она мне детские костюмчики шила?
        - Ту самую.

        Вспоминает Л.Северова: «страх прочно поселился в сердцах людей, страх перед нашествием гитлеровцев, о зверствах которых уже было известно». 15 ноября 1941 года началось «нашествие в буквальном смысле слова. Такого количества людей, техники, машин всевозможных - от легковушек на двух человек до огромнейших грузовиков - мне никогда больше видеть не приходилось. Целая их лава двигалась по улице Коммунаров в сторону Товарково: регулировщики, выставленные на перекрестках, показывали только это направление.
        Жители города как вымерли, все попрятались по подвалам и домам. До нас доходили слухи, что вслед за войсками всегда двигаются каратели. И, надо сказать, уже примерно через неделю после захвата города на площади в районе нынешнего ресторана «Садко» была поставлена виселица, повешены два партизана. Слава Богу, что немцы в городе пробыли всего месяц, и поэтому каратели не сумели развернуться в полную силу».

        Для начала жителей собирали и сообщали, что теперь они подданные великой Германии. О том, как проходили эти «сборы» вспоминает И. Козарь: «Часов в десять утра, когда наша семья завтракала, в землянку вторгся «новый порядок» в шинелях мышиного цвета. Немцы начали бесцеремонно осматривать землянку. Выбросили всё из сундука, но поживится было нечем. Потом увели отца и брата … Всё население посёлка собрали в районе отвалов шахты N 54. Для устрашения установили два пулемета, один перед строем людей, второй - на терриконе породы. Вокруг - оцепление солдат. В страхе за мужчин пришли сюда женщины и дети. Стояли мужики в великом раздумье под дулами автоматов: то ли смерть придет через минуту, то ли пожить удастся при новом порядке».

        С 6 вечера до 8 утра устанавливался комендантский час. Коммунисты, комсомольцы, руководители предприятий, учреждений, организаций должны немедленно зарегистрироваться в комендатуре и ежедневной являться для отметки. Объявили и о том, что за каждого убитого немецкого солдата будет расстреливаться 10 жителей города.

        Расстрел можно было получить и просто так. Вспоминает житель колхоза им. Степанова И.Корякин: «Молодой парень В.И.Бабкин, подстриженный наголо, показался им подозрительным и тут же был расстрелян, прямо около дома, на огороде, в присутствии родителей».

        Из воспоминаний жителя деревни Павловка Г.Боровикова: «начался самый настоящий грабеж. Кур резали во всех домах. Придут «Русс! Куры». Пришли к одному колхознику за гусем. Он сказал, что гусей у него нет. Но тут, как нарочно, гусь загоготал. Немец: «Русс партизан! Капут!», а сам на револьвер показывает. Испугался колхозник и двух последних гусей отдал… К школе подошли два немца… Из классов начали выносить мебель: столы, парты, стулья, рубить их и топить ими печь… дни потянулись однообразно. Одна часть уезжала, другая - приезжала, и требования выставлялись одни и те же: «Мясо, яйки, млеко, сало!»

        - Дед, а как вели себя местные жители?
        - Пытались выжить. Офицеры и солдаты занимали дома и квартиры, хозяев сгоняли в одну комнату, а то и вовсе выгоняли из дома. Местным жителям выпадала честь готовить и стирать для солдат Вермахта. Гости чувствовали себя полными хозяевами, и не стеснялись присваивать содержимое сундуков и комодов.
        - Неужели они не брезговали чужими вещами?
        - Какое там, тащили всё, что только видели, не брезгуя самым простым и неприглядным.

        Еще бы, сам Гитлер освободил своих солдат от всякой ответственности за их действия при выполнении плана «Барбаросса»: «Никакие действия служащих вермахта … не подлежат пресечению и не могут рассматриваться как проступки или военные преступления…». Одни солдаты уезжали, другие приезжали, и все начиналось заново.

        Вспоминает Варвара Введенская: «Офицеры стояли в нашем доме дней десять. А затем они съехали и у нас поселились солдаты. Их было много. Нас они согнали в одну комнату, забрали все подушки и одеяла. Вели себя очень грубо. С первых же дней проверили все шкафы и полки, забрали продукты и всё то из вещей, что им попадалось на глаза. Страдали очень от вшей и вечерами нередко приходили в нашу комнату и трясли над керосиновой лампой своё нижнее бельё».

        Грабили и просто на улице, раздевая и разувая прохожих. Прежде всего отбирали теплые вещи, поэтому народ стал хитрить. Валенки и шапки обматывали рваными старыми тряпками, верхнюю одежду специально пачкали в грязи. Помогало, но не всегда.
Варвара Введенская: «Утром, 15 ноября, мы вышли погулять. Видим, на плотину въезжают... фашисты. Мотоциклисты остановились, подошли к пожилому мужчине, один из них протянул руку. Тот, очевидно, решил, что с ним здороваются, замешкался, растерялся, но тоже протянул руку. Фашист сдернул с него рукавицу, вторую мужчина отдал сам. Другой фашист сдернул с его головы шапку».

        За месяц оккупации грабежу подверглись 3974 семьи района.