Курица - не птица

Ольга Дороженко
   "Как хорошо учиться во вторую смену, до начала уроков целая вечность,  рано не подрывайся.  Спи хоть до обеда.  Родители на работе.  Никто на нервы не действует, правда, уроков назадавали  вагон и маленькую тележку,  да и на генеральную  репетицию драмкружка обязательно надо пойти - премьера на носу", -  Аленка,  разбуженная ярким мартовским солнцем  и громким воркованием горлиц,  лениво потягивается.
   Кошка Мотька тоже выгибает спину,  делая верблюда, и принимается умываться.  Скворцы, наверное, на радостях,  что долетели до любимого скворечника, насвистывают какие-то экзотические мелодии.  Вчера из-за этих скворцов  Аленка не успела сделать все уроки,  наблюдала процесс выселения временных  наглых квартирантов. Всю зиму в скворечнике жили воробьи на радость Мотьки, которая сидя на форточке ежедневно  наблюдала, глотая слюнки, за их  счастливой  жизнью.  Возмущенные скворцы безжалостно выкинули  все воробьиные ценности, пожитки разлетались по ветру. Воробьиный крик требовал справедливости и уважения прав  коренного оседлого населения.  Скворцы, блестя черным глянцем, праздновали день победы.  Весна - начало новой жизни. Даже по радио громко зазвучала новая песня:
   "Вы слыхали, как поют дрозды,
   Нет не те дрозды, не полевые,
   А дрозды, волшебники дрозды,
   Певчие избранники России!".
   "Почему дрозды избранники России, кто их избирал? А соловьи тогда кто? - с этими мыслями, кое-как позавтракав, Аленка села за стол делать уроки. - Русский с алгеброй сделаю и побегу на репетицию".
   Слава Богу, осталось два  месяца до конца учебного года, а там прощай школа!
   "Поступлю в университет ...", -  в мечтах Аленка уже была в Ленинграде  счастливой студенткой.
   Птицы за окном устроили филармонию. Тонкий аромат весеннего воздуха манил на улицу.
   "Алгебру успею списать  на перемене у Галки Боженко, нашей Софьи Ковалевской, как ее уважительно называет математичка  Мария Степановна".
   Солнце улыбаясь, подталкивало снять зимние сапоги и  шубу. Аленка в  новом модном демисезонном   пальто и легких туфельках выпорхнула во двор, ощущая себя птицей, готовой взлететь на самое большое дерево двора.  Весеннее настроение испарилось, как роса на солнце:  во дворе стояли соседи, обсуждая печальную новость. Умерла Лидия Захаровна из третьего подъезда, старая одинокая старушка.
   - Вот, Алена, до чего человеческая подлость доводит, - плача, заговорила тетя Шура.
   - А что случилось?
   - Да ведь, алкаш проклятый из соседнего двора, тунеядец Санька Кривой  вчера Хохлатку Захаровны украл, голову ей открутил, сварил и съел.
   - Как? - опешила девушка.
   Все во дворе знали, что Лидия Захаровна жила затворницей, потеряв в войну сыновей и мужа. Одинокая,  безутешная  и безобидная, одевалась, как монашка во все черное. Аленка в детстве даже побаивалась ее серьезную, сгорбленную с клюкой. Лидия Захаровна посадила в память о сыновьях и муже  вишню, яблоню и грушу. Осенью раздавала яблоки и груши всем во дворе. Единственной радостью старушки была рябая курица  Хохлатка.
   - Моя Донюшка, - говорила Захаровна, когда выходила с Хохлаткой на прогулку.
   Три года назад на базаре кто-то выкинул почти дохлого  серого цыпленка. Захаровна подобрала его и выходила.  Цыпленок вырос в красавицу курочку Рябу, именно такая и несла в сказках золотые яйца и была мечтою русского человека. Захаровна, как с собачкой, гуляла с курочкой во дворе, только собак водили на веревке за шею, а Хохлатку - за лапку. Хозяйка привязывала свою Донюшку к груше, и она радовала всех дворовых своим кудахтаньем.  Пеструшка была ручная и очень умная.  Всю зиму Захаровна с ней не выходили, болела Лидия Захаровна, но все-таки дожила до весны. Вчера вышли с воспитанницей послушать пенье птиц и подышать весенним воздухом.
   - Моя Донюшка ведь тоже птица - почувствовала весну, пела, как перепелочка, - сообщила обступившим, улыбающимся соседям Захаровна.
   - И надо же почтальонше было пенсию принести, привязала женщина курицу к груше, чтобы погуляла и пошла домой ненадолго, - рассказывала тетя Шура, - Вернулась, а Хохлатки и след простыл, одна веревочка осталась! Заплакала Захаровна, взяла веревочку и пошла домой. Вот сердце-то и не выдержало.  У Захаровны ведь никого из родных-то не было на этом свете, - вздохнула соседка.
   - А Санька  Кривой?
   - Да что ж ему сделается, проклятому, вон идет, залил  с утра зенки свои бесстыжие, хоть бы подавился Хохлаткиной костью!
   Аленка, не слыша пенья птиц, шла в Дом Пионеров, повторяя: "Мышка бежала, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось.  Бедная Курочка Ряба-Хохлатка, бедная Захаровна!".
   Слезы слизывало солнце...