Не мне судить

               

   Квартира, в которой не бывает солнца, хотя окна выходят на Юг.
 
   Ни салфетки, ни картины на стене, ни фотографии в рамке.
   Черные шторы, черная мебель, даже на кровати – черные покрывала.
   Вы бы смогли жить в такой квартире? 
   А Сандра – жила.
 
   Четырнадцать лет назад ее парализовало, и с тех пор она полностью зависела от сына. Старшая дочь умерла молодой, не успев подарить Сандре внуков, а сын никогда не был женат. Работа и спорт. И  мать. Он ухаживал за ней, как не ухаживает профессиональная медсестра. Он следил за ее диетой – ничего сладкого,  острого или копченого - и не потому, что ей было нельзя, а на всякий случай. Он звонил доктору в любое время, если матери становилось хуже или ему казалось, что  хуже. Следил за действиями медсестры, пересчитывал таблетки, которые она оставляла для Сандры; не отходил ни на шаг, когда ей помогали пересесть с кровати в инвалидное кресло.
   И так – все четырнадцать лет.
   Замечательный сын.
   Удивительный сын.
 
   Каждую среду он куда-то уезжал. Даже Сандра не знала, куда. 
   
   Я приходила к ней трижды в неделю, и среда – был наш праздник. Я приносила ее любимые вафельные трубочки, не забыв потом забрать с собой пустую коробку; открывала тяжелые шторы. Странно: всю неделю могло быть пасмурно, но только не в среду утром, когда солнце врывалось в эту мрачную квартиру на шестом этаже. 
   
   Среда с десяти до двенадцати - наше с ней время в течение почти трех лет.
   Я помогала  надеть ее любимое красное платье и жемчужные бусы, а Сандра улыбалась и просила рассказать анекдот; она спрашивала, как сыграли наши Торонтские «Кленовые листья», и радовалась, если не проиграли. Я готовила  запрещенный сыном кофе и нарезала вредную с его точки зрения ветчину. Сандра рассказывала об оставившем ее когда-то муже; о том, как сын попросил у отца денег на гитару, а когда тот отказал - «В двенадцать  лет  нужно  думать об учебе!», - заявил: «Забудь, что у тебя был сын». И как до самой смерти отца он не разрешал ему прийти, выбрасывал его подарки, отворачивался при случайной встрече. Она показывала мне фотографии дочери...

   А без пятнадцати двенадцать я уничтожала следы наших с ней преступлений, тщательно закрывала шторы и прощалась, стараясь не подходить к Сандре близко, потому что каждую среду она пыталась поцеловать мне руку.

 - Что ты делаешь, Сандра? - поразилась я в первый раз.

 - Благодарю тебя, - ответила она.


   А потом ее сын перестал уезжать по средам. Он лежал на своем диване и молчал.
 
 - Он болен, - прошептала мне как-то Сандра, - проходит обследование. В следующую среду будет результат.

   Мне позвонили из Агентства во вторник:
 - К Сандре не идите. Она умерла.
 
   Умерла?  Ей не становилось хуже. Стабильное состояние в течение многих лет.


   Она не умерла – ее убили. Убил сын, узнав, что у него – быстро прогрессирующий рак.
 
   Они вместе приняли это решение. Сандра надела красное платье и жемчужные бусы, попросила сына открыть шторы и повернуть кресло так, чтобы видеть солнце.

   Он выстрелил сначала в нее, потом в себя.


   Не мне судить.
   Не нужно судить.
 

   Но зачем ты убил мою Сандру?!