В дверь мою постучали. Не то, чтобы громко, но уверенно. Я ждала визитера и поэтому сразу распахнула дверь, даже не посмотрев в глазок.
Единственным словом, вполне отражающим мое состояние, было «оторопь». Но так как я стараюсь избегать подобных вульгаризмов, я отбросила в сторону и «оторопь», и само это состояние и, задержавшись у порога не более чем на мгновение, с великолепной светской улыбкой, отступив на шаг, приветливым жестом пригласила следовать за мной.
Мужчина ступал так тихо, что пока я не дошла до гостиной, я не была уверена, идет ли он или остался за дверью, сраженный моей невозмутимостью.
Надо сказать, я живу одна. И подобные приемы «тет-а-тет» позволяю себе довольно редко. Однако, уступая приятельнице моей многоуважаемой матушки, уверяющей меня, будто подобное знакомство окажется весьма занимательным, согласилась. И даже в эти первые минуты уже не была разочарована.
Гость был одет в отличный, сшитый на заказ, глубокого темного цвета синий костюм, мерцающий ненавязчивыми серебристыми искрами. На ногах у него блистали лаковые, с узкими носами туфли цвета южной ночи. Когда он присаживался, чуть приподнимая брючины, можно было разглядеть (точнее, нельзя было не заметить) ярко-желтых шелковых носков с тонкой бордовой полоской сверху. Галстук у него тоже был желтым, с такой же бордовой полоской, но наискосок. Это уже немного попахивало снобизмом. Но что за мужчина без недостатков?!
Узел на галстуке был мягок и, скажем так, застенчив, видимо, потому, что соседствовал с замечательной светло-серой муаровой рубашкой. А со стойкостью ее воротничка могла поспорить только моя стойкость.
Ибо я глядела на все это великолепие и при этом ни разу не сбилась. То есть я, конечно же, протянула ему руку для рукопожатия – никаких пошлостей. Рука у него оказалась довольно крупной, крепкой, но не жесткой, без царапин, мозолей и выпирающих костяшек. Ногти отполированы и покрыты бесцветным лаком. В общем, вполне достойная мужская рука.
Я предложила ему присесть, и сама первая назвала свое имя.
- Ева.
В ответ он назвал свое.
- Доминициан-Варрава.
- Что ж, - сказала я, - вполне подходит к носкам и галстуку, но позвольте мне называть вас как-нибудь не столь продолжительно.
И он великодушно, как и подобает мужчине, разрешил называть его Домиком (так звала его в детстве мама).
Я принесла три чашки и приготовила кофе с коньяком и тонкими кружочками лимона. Мы стали болтать о том, о сем очень весело и непринужденно. И уже через несколько минут я и забыла, что могут существовать мужчины с одной головой.
Да. У моего Домика их было две, и обе очень милые.