Интернат. Студенческие будни

Светлана Корчагина-Кирмасова
Славка крепко спал после ночного бдения с сокурсницей Наташкой Котовой и досматривал свой, можно сказать, эротический сон, потому как, только во сне она была более доступна ему, чем наяву. Но резкий стук в дверь оборвал его сладкие грёзы. Он вскочил и закричал:
- Какого лешего! Кто там в морду захотел? – парень схватил и швырнул тапок в сторону голоса.
- Славка! Тебе телеграмма, вахтёрша не даёт, сказала только в руки.
У него сразу засосало под рёбрами и давно забытое ощущение подступило к сердцу. Так было, когда не стало отца, пять лет тому назад, потому что мама странно качалась и выла. Он всё понял сразу. И сейчас Славка уже знал, что мамы нет, он ждал этого.
Вячеслав Жуков учился в педагогическом институте в Москве на втором курсе на преподавателя математики. Его взяли без экзаменов, благодаря отцу, погибшему на границе. Мама осталась в Благовещенске, а он решил изменить свою жизнь, выучиться и, наконец, стать опорой своей семье. Ему предсказывали великое математическое будущее.
Пока мать помогала, он жил сносно, даже шиковал; водил Наташку в кафе и кино, но реальность – тётка злая и бездушная. После похорон Славка остался без средств существования. Стипендии не хватало даже на пропитание. Наташка как-то сразу отстранилась и перестала оказывать ему внимание. Однажды в вестибюле у колонны он поймал её:
- Натка, ты что, бегаешь от меня. Пошли, погуляем?
- Слав, я хотела тебе сказать, ну, знаешь, мы сейчас с ребятами из ВГИКа встречаемся. Извини.
- Нат, ты шутишь?
- Нет, Слав, прощай.
Слово «прощай» прозвучало так, как будто он умер и на нём, вернее в него вбили огромный железный крест.
- Стерва, – выругался юноша, – пошла ты, у меня будет ещё море таких как ты, он зло плюнул и пошёл на лестницу, чтобы закрыться в пустой аудитории и снова решать теорему Ферма. Он всегда так делал, когда ему было лихо. Это помогало. Он успокоился и спустился в сквер на Пироговке, где медики и «педики» смолили табак, не взирая на огромный плакат, висящий у входа в педагогический институт. Там были нарисованы две руки одна в другой, детская и взрослая с сигаретой и написано: «Помните! Они берут пример с вас!»
Ребята из группы «перетирали» последние новости – уход девчонок к киношникам. Серёга Гуреев орал:
- Бойкот им объявить, – он жадно затянулся и обратился к Славке, – О! Наш Архимед идёт! Славка, ты как, с нами?
- Да идите вы! Мне работу надо искать, а не в салки с девчонками играть.
- Слушай, а что мама тебе ничего не оставила? – спросил с сильным кавказским акцентом Алик Атарбеков, – У нас на каждого ребёнка отара – двадцать пять баранов, продал – много денег.
- Это у вас там калым-балым, у нас всё общее! – опять заорал Сергей.
 Вдруг Максим Ребров, слывший самым практичным в их группе, хлопнул себя по голове и выпалил:
- Дурья башка, я же снял объявление у медиков, – он стал шарить в карманах и достал крохотный листок, который призывал медбратов на ночное дежурство в интернат для персональных пенсионеров.
- Ты что, Макс, – возмутился Сергей, – какой он медбрат? Он – математик, можно сказать, светило! А ты его к покойникам?!
Если бы знал Максим Ребров, как он был прав и прозорлив. Славку взяли, несмотря на его не тот профиль. Может из-за того, что был он в отца сильным, высоким, сказались жизнь на заставе и спорт. И ему было удобно: работа с восьми вечера до восьми утра, потом там можно было поужинать и позавтракать. К тому же Оля Естелина – буфетчица, явно положила на него глаз, и прикармливала. Так что он ещё и в общагу ребятам носил яйца, сахар, хлеб, а иногда и котлеты перепадали. Днём Славка ходил на лекции в институт. Всё было бы ничего, да только старики часто умирали и почему-то ночью или под утро. И ему с медсестрой Ниной Фёдоровной приходилось отвозить умершего на каталке в морг. Сначала на лифте, а потом через весь подвальный, узкий тоннель в маленькое тесное помещение – холодильник. За это им платили по три рубля.
Как-то заступив на дежурство Славка увидел молодую, очень эффектную женщину. Она подмигнула ему и сказала:
- Привет, напарник, ух ты какой! Прямо Жан Маре!
- Здравствуйте, а где Нина Фёдоровна?
- А ушла, уволилась. Я теперь за неё. Женя Сизова, – она хохотнула и пощекотала его, сделав пальцами «козу». – У-тю-тю, какие мы скромники. Ничего, парень, жить будем хорошо, главное весело! А теперь запоминай: перестилать будем утром, чего тебе сраньё нюхать, спи, учи свою математику.
- Как же так? Нужно и на ночь, – возразил Славка.
- Тебе что сказано! Слушайся, малыш, а то накажу.
Вообще-то на этаже были в основном ходячие, но пять человек – лежачих. Славка облачался в маскхалат, так он его называл: маска, шапочка, фартук, перчатки. Сестра обрабатывала больных, а Славка ворочал их с боку на бок, если нужно сажал и поднимал.
Женя без умолку тараторила, рассказывая ему, что сюда её перевели временно, что она здесь уже «пахала», что тут лежат очень «большие» люди и тихо добавила:
- Племянница самого Ленина – Мария Фёдоровна Мошенко – та самая, потом прима-балерина Алтухова из Большого, архитектор Кремля, министр путей сообщения, но сейчас они никто.
- Они люди, прежде всего, – возмутился Славка.
- Это они люди? Да они, мальчик, так жили, что тебе и не снилось, получили всё сполна за сотни таких как ты. Вот ты где жил?
- На заставе, с родителями.
- Значит, охранял их.
- Не их, а Родину. Не смейте так говорить, вы не имеете права, – Славка сжал кулаки.
; Что?! Что у тебя там было? Ах да, Фёдоровна говорила. Прости.
Славка выскочил из сестринской и отправился к семейству Дотц. Эта пара доживала здесь свой век. Он – знаменитый инженер – строил мосты по всему миру: в Индии, Китае, Японии, Европе, Бразилии. В Рио-де-Жанейро жил и работал их единственный сын. Его встретила Мария Андреевна Дотц:
- Славик, опять будете решать эту злосчастную теорему, а знаешь ли ты, сынок, что она так же эфемерна и необузданна, как само её Величество Бесконечность.
- Знаю, поэтому и решаю, хочется нырнуть туда с головой, Мария Андреевна.
- Ныряйте, ныряйте, только посмотрите, как бы Александр Иосифович не нырнул с балкона.
Старик перевесился через перила и, если бы не его «птичий вес», точно бы упал вниз. Славка подхватил старика и на руках внёс в комнату, усадил в кресло и сказал:
- Александр Иосифович, придётся решётку ставить, что же вы так?
- Нет, нет, не надо, прошу тебя, не говори никому, – попросил пожилой человек, – иначе совсем тюрьма.
- Пообещайте, что не будете висеть на перилах, – строго отчитывал Славка.
- А что, не сыграть ли нам в шахматы, Славик.
- С удовольствием, Александр Иосифович.
Пока расставляли фигуры, стилизованные под японское нэцкэ, Мария Андреевна поведала удивительную историю. Эти костяные шахматы подарил ему сам император страны Восходящего Солнца за построенный мост между островами. Неожиданно в комнату ворвалась Женя:
- Вот ты где? Пошли, ты мне нужен.
Славка заметил, что она была сильно возбуждена и безумолку болтала:
- Я тут картину видела, умрёшь. Сидят на диване Мошенко и Алтухова, ножка на ножку, в драных балахонах и беседуют, одна на английском языке, другая – на французском. И знаешь, они понимали друг друга, вот потеха. Цирк.
- Этим людям можно только позавидовать, потому что они уже вне времени и эпохи. Они там, где язык не помеха для общения. По-моему, это высшая степень духовности.
- Какая духовность? Маразм в последней стадии.
- Вы зачем меня позвали?
- Малыш, хочешь повеселиться? Веселуха есть, – она сунула руку в карман и на её ладони появилась маленькая круглая таблетка, – под язык и жди.
- Что это?
- Обезболивающее, наркотик, только слабый очень.
- Откуда?
- Отсюда, малыш.
- Я не буду.
- Ну и зря. А спиртику мензурку?
- Нет, спасибо.
Она обиженно поджала губы и процедила:
- Как хочешь, только держи язык за зубами, а то накажу.
Молодой человек понял одно, что старики не получили обезболивающее на ночь, жди сюрпризов. И они появились ровно в три часа ночи. В бельевую, где спал Славка, влетела Женя и заорала:
- Алтухова померла, тащи каталку, денежки приплыли!
Славка досыпал на диване, пока врач констатировал смерть.
Покойница была женщиной грузной, а после смерти – неподъёмной. Славка и Женя еле-еле перекатили её на каталку. Он закрыл её простынёй, как бывало раньше, но Женя сорвала её:
- Тебе что, платить хочется за неё? Оттуда не возвращают.
И они покатили. Спустились в подвал и тут в Женьку словно бес вселился. Она запела «Тореадор» и понеслась по коридору, толкая перед собой несчастную Алтухову. На повороте в морг каталка накренилась, и тело свалилось, издав при этом странный звук, напоминающий чавканье свиньи. После чего обоняние Славки коснулся запах, который вызвал у него рвотные позывы.
- Ты, дура, ненормальная, пережрала таблеток, наркоманка чёртова, сама теперь поднимай!
- Не горюй, малыш. Я быстро, сейчас слесарей позову, а ты подожди здесь.
- Я не останусь. Я пойду, а ты стереги…
- Сиди, сказала!
Минут двадцать прошло, как ушла Женя. Парня раза три стошнило, а при мысли, что тело нужно поднимать, его опять выворачивало. Наконец лифт опустился, и два тщедушных мужика с пропитыми лицами предстали перед Славкой.
- Малыш, но деньги придётся отдать им.
- Пусть забирают, я пошёл.
- Нет-нет, они не справятся, ты должен помочь.
- Пошла ты, сама поможешь, я больше здесь не работаю. Прощай, крошка. Адью, – помахал он рукой и вошёл в лифт.
На следующей неделе Жуков Славка вышел на работу в ночь на хлебокомбинат. Там теорему Ферма решать было некогда.