А-гыть! Глава 2

Лицо Лупского было носатым и худощавым. В те короткие промежутки времени, когда его папаша находился в отпуске без содержания под стражей, физиономия Толика обычно была украшена живописными фингалами.

И в тот день под левым глазом парня наливался очередной элемент отцовского воспитания.

– Шоб не повторял ошибки родителя, – приговаривал Лупский-старший, имея в виду не свой воровской стаж, а умение лучше заметать следы.

Мы, конечно же, подумали, что на лице  одноклассника красноречивое свидетельство того, что в милиции так и не узнали наших фамилий, кличек и явочных квартир. Про юбилейные рубли никто и не вспомнил. Такая мелочь в сравнении со свободой.

На следующей переменке мы окружили Толика в мужском туалете. Он многозначительно курил «Беломор», а мы без слов понимали, какова она, суровая правда жизни.

Гораздо позже, после окончания школы, кто-то из нас, случайно встретив Лупского в разливухе за стаканом молдавского портвейна, услышал откровенный рассказ о том, как Толик притащил эти десять юбилейных рублей домой, как его пьяный, но чутко реагирующий папаша услышал тихое звяканье из кармана  куртки сына и как отобрал всё, поставив в благодарность тот самый фингал под левым глазом.

– Будешь так неудачно грОши прятать, – прокомментировал папаша, – сядешь после первой же попытки.

Но тогда мы ни словом, ни намёком не выразили Толику своё недоверие.

*** 

В тот же день на большой переменке в школу пришёл высокий мужчина в шляпе и пальто. В спортзале по его просьбе собрали только пяти- и шестиклассников.

Это был наш будущий любимец, организатор и бессменный глава клуба юных моряков «Бригантина», Андрей Данилович Николенко. А тогда он показался нам каким-то несовременным и немодным. Куцее пальтишко из кадров кинохроники довоенных лет, шляпа, сдвинутая чуть на затылок и влево, широкая, искренняя улыбка подвыпившего сельского гармониста.

– Ребятки, – мягко произнёс он, и мы заулыбались вместе с ним.

Ну, пацаны там, ну, мужики. Ну, товарищи школьники. Или пионеры, к примеру. Шестой всё же класс. А тут – ребятки. Не захочешь, а улыбнёшься.

А мужчина продолжал:

– Ребятки! Кто хочет учиться морскому делу? Вязать узлы? Изучать морскую азбуку? Ходить на вёслах и под парусом?

Хотели  многие.

– Но только, ребятки, с двоечками и троечками мы не возьмём.

Вот тут энтузиазм поубавился. Ряды слушателей поредели. Да и остальные засомневались. Никто ж не был застрахован, кроме двух отличниц.

– Я не совсем правильно выразился, ребятки, – сразу сориентировавшись, добавил Андрей Данилович. – Всякое бывает. Вот, меня ваша учительница поправляет. Чтобы в четверти двоечек не было. И троечек минимум. Две-три. А?

Так это ж совсем другое дело! Улыбки вернулись на наши лица. Кое-кто даже снова подтянулся из коридора.

Записалось человек пятьдесят. Ребятки обоих полов. А чего ж? Выписаться никогда не поздно, а взглянуть интересно. Дело-то новое.



– И чего вы там забыли? – сплюнул под ноги Лупский, когда мы собрались после школы в беседке детского сада, вытащив из дупла старого дуба пачку «Беломора» со спичками и закурив.

Все пожали плечами.

– Айда сегодня берлинский поезд встречать, – предложил Толик, сверкая фингалом.

Желающих не нашлось.

*** 

В субботу после уроков состоялся первый сбор. Базой клуба стал Дом культуры «Химик».

– Только я вас умоляю, – взывала к нам заведующая Нелли Григорьевна. – Никакого мусора. Чтобы я после вас узнала подотчётное мне здание!

– Ребятки уже совсем взрослые, – улыбнулся ей Данилыч, и она растаяла.

Так началась для нас совершенно другая жизнь. Нет, была школа, футбол, уроки, друзья, но клуб сразу же занял первое место. Не у всех, конечно. Половина вскоре отсеялась. И среди них все шесть девчонок. Так бывает всегда. Случайные люди никогда не задерживаются, подыскивая  себе более близкое по духу занятие.

Не знаю, стоит ли упоминать о том, что не было никаких взносов, поборов с родителей и, тем более, платы за обучение. Мало того, и сам Данилыч не получал за это никакой зарплаты.

Бывший морской офицер, ещё не старый пенсионер, списанный на берег из-за какой-то только ему известной болячки. Одинокий, но полный сил и нерастраченной душевной теплоты. Краем зацепивший войну, недолго походив в сорок пятом юнгой на минном тральщике.

Многие из «ребяток» вскоре впервые узнали, что такое настоящий мужик.

Данилыч не терял времени зря. После первого вводного занятия он уже в понедельник появился у нас на уроке труда. С огромной сумкой, из которой, пошептавшись с трудовиком, извлёк на свет моток сталистой проволоки и отрезы материи трёх цветов – красного, белого и чёрного.

С этого дня мы целый месяц не сверлили и не драили напильниками дверные петли. Мы мастерили под руководством Николенко бескозырки и флажки для семафорной азбуки.

Данилыч пригласил портного, который снял со всех «ребяток» мерку для пошива морской формы. Материал оплатил ДОСААФ, а недорогую работу – наши тихо внимающие своим восторженным детям матери. По каким-то своим связям в Севастополе Николенко заказал для нас тельняшки.

Буквально через три месяца состоялся первый общий сбор курсантов в форме. Мы вышли из домов и квартир и, поджидая друг друга, очень стесняясь своего непривычного вида, кучковались у входа в Дом культуры.

Прохожие, особенно школьницы средних классов и их молодые матери, сворачивали головы, рассматривая группу юных моряков. Надраенные пастой гои бляхи ремней, начищенные ботинки, новенькие, своими руками сделанные бескозырки с самодельными ленточками, на которых золотой краской через трафарет было оттиснуто «КЮМ «Бригантина», отутюженные брючки и курточки. И главное, плотно облегающие наши морские души и те места, в которых они трепыхались, тельняшки!


(продолжение следует)