...Я вспомнила тот день.
Тогда в наш «аквариум» влетела Наташка.
Вообще-то, говорить о Наташке – пустое дело. Ничего не будет понятно, поскольку её надо видеть.
Наташка состояла из двух огромных глаз, двух сапог, обернутых каким-то мехом, и двух… как бы это сказать… Функционально – это были ноги, соединяющие глаза с сапогами.
Смею заверить, что тот, кто однажды увидел Наташку, тот никогда не забудет это прекрасное чувство удивления, которое так редко посещает нас в обыденной жизни. Внутри сразу появляется слово – «кузнечик», но, тут же, исчезает, задавленное внутренней культурой и воспитанием.
Поэтому к ней ничего не прилипло кроме «Наташа».
Если кто-то хотел сказать, что видимое или слышанное им где-либо – «абсурд» и обосновать это, а в сказанное нельзя было вложить весь накопленный в жизни сарказм, иронию, а в некоторых случаях и ненормативную лексику, он грустно и притворно говорил: - «Наташа!», разводя руки в стороны.
Все затихали, потом начинали оглядываться, напуганные тишиной, будто в поисках гроба, который в такой обстановке должен был бы стоять где-то тут обязательно.
Когда все уже к ней привыкли, почему-то стали выяснять, откуда она появилась у нас в издательстве.
Оказалось, что она – проходит практику, как студентка – филолог, но… Но, никто не помнил, кто выписывал ей пропуск, кто подписывал, а самое главное, что в «отделе кадров» не было на неё никаких бумаг, и это все притом, что у нас даже переход с этажа на этаж осуществляется по пропускам.
Кого-то из руководства заподозрить в неформальных связях с ней ни у кого, ни у кого, и это притом, что всеми нами, всеми... когда-то писались небылицы, не хватило фантазии.
...Она на этих ногах ещё и могла ходить.
Но этого мало. Она где-то нашла джинсы, которые были у неё, видимо, единственные, впрочем, они, похоже, были единственными в мире.
Опять же, смею заверить, что среди нашей пишущей братии, вряд ли найдется достойное перо, чтоб описать это явление – Наташкины ноги.
Сказать, что они были тоньше её рук и были абсолютно прямыми на всей наблюдаемой длине от глаз до сапог - это попытка описать две спицы, торчащие неизвестно откуда, покрытые серо-синей тканью.
И повторяю – она на этом ходила!
...Отношение площади, занимаемой её глазами на лице, ко всей площади лица, - этот показатель у неё был намного выше, чем у стрекозы.
Стоит заметить, что и талант у неё был выше среднего.
Не знаю, как и когда в папку, уходящую наверх в редколлегию, впервые попали Наташкины творения, но факт остается фактом – она стала востребованным автором, не вызывающим ни зависти, ни поддержки других.
В «аквариуме» у нас постоянно находился Наум Ильич.
Это была знаковая фигура. Последние сорок лет он писал передовицы во многие журналы и газеты. Им было написаны тысячи, тысячи статей вот в этом помещении на шестом этаже в этой комнате.
Все статьи шли без его подписи.
Нам крайне завидовали, что мы теперь всю жизнь можем говорить, что "пили с ним чай".
Сам Наум Ильич о себе говорил, что он – «цепная собака заказчика».
«Плюрализм – сторонником которого я являюсь, и который невозможен без дуализма – ярым сторонником которого я имею честь быть, позволяет мне прийти на помощь любому индивидууму, с присохшим языком к нёбу, для ясного выражения его мысли, часто ему самому непонятной, так же, как собака приходит на помощь хозяину, не имеющему зубов - укусить, для исполнения воли хозяина и его желания в отношении противника.»
Такова была его концепция.
А поскольку все мы работали в рамках видения мира нашим работодателем, то, в её же рамках - рамках концепции НИ – Наума Ильича, мы не спорили об её состоятельности.
Когда стало ясно, что Наташку из издательства не попрут, мы «имели честь» услышать и её концепцию.
«Развитие общества осуществляется не равномерно – поступательным движением от одной формы к другой, а в виде «скачка».
В этой ситуации возникает борьба мировоззрений, и именно следование идеям плюрализма, позволяет использовать в этой борьбе все известные человечеству методы борьбы с противником. Ибо, отвергая хоть одну из форм борьбы, какой бы мерзкой и бесчеловечной она ни показалась бы, мы тем самым отвергаем плюрализм, а, значит, мы отвергаем право общества на развитие».
...Поскольку Наташка была – Евграфовна… Да! Ни больше, ни меньше – Евграфовна, - то её концепция у нас имела кодовое название – «НЕ».
...Теперь ясно - почему Наташку «за глаза» называют – «граф Ева»?..
...И ничего в нем, якобы, намекающее на её внешность нет.
...В целом, глядя на нашу жизнь, «тонкости и толстости» её, мы как-то пришли к тому, что наблюдаемый нами процесс, в котором мы живем, можно назвать – «От НИ к НЕ» или коротко – «беспредел».
Нам нравилось такое определение.
Потом оно, повинуясь страстью к сокращениям и жаргонизмам, превратилась в «НИ – НЕ», потом в «НИНЕ», потом «Нине», потом в «Нину».
Потом в разговорах можно было услышать – «Как говорит Нина…», «У Нины нет сомнений…», «А, что говорит Нина….».
Потом появились те, кто спрашивал – «А Нина – это кто?» - и было ясно, что это - «зелень лупатая», на которую все махали рукой и советовали не влезать в разговоры «дяденек и тётенек».
...Так вот, – «в тот день в наш «аквариум» влетела Наташка».
Только тогда мы сообразили, что её не было несколько дней.
Подлетев к моему столу, она стала толкать меня тем местом, из которого должны были расти ноги, давая мне понять, что ей нужен компьютер.
Я встала и пошла к чайному столику, а она, сунув дискету, распечатала какой-то текст на двух страничках, сдернула их с принтера и перенеслась на стул напротив НИ.
Взглянув на него, она, буквально – утопив его в своих озёрах, протянула Науму Ильичу эти два листика и замерла.
Следует заметить, что НИ относился к Наташке благосклонно и даже иногда позволял ей потрепаться с ним «о жизни», чего мы никогда не смогли бы добиться.
Единственной возможностью у нас с ним поговорить было возвращение материала из редакции с пометкой «главного» – «НИ! Поговорите с товарищем!».
Поэтому наши разговоры оставляли всегда смешанное чувство, как «наблюдение за падением в пропасть своего автомобиля со своею тёщей».
… Наум Ильич «прошел» «по диагонали» по материалу, посмотрел на Наташку и сказал: - «Нагло. Ложь. Не поверят. Бестолку. Тебе это надо?»
Наташка, подавшись к столу, сказала: - «Надо. Надоело. У меня фотки, диктофон. Поверят. Да, ложь. Да, нагло. А что делать? Жизнь такая. А жить надо. Пускай оспорят».
Тот сказал:«А ну!..»
На что Наташка вытащила фотик «Самсунг» и диктофон «Грюндик».
Потом потыкала пальцем в фотик и протянула Ильичу.
Потыкала в диктофон, и мы услышали знакомый голос:«... ни на што, потому шта-а-а-а... понимаешь, есть же министры для этого!..»
Наум Ильич поправил очки и спросил Наташку, ткнув пальцем в фотик: «Это ты?»
Наташка кивнула.
– А что у тебя на там на голове?..
– Каска.
– Зачем?
– На атомных станциях все в касках ходят.
– Тебя как туда занесло? ..Разве каска поможет?.. Если это...
– Надо было!.. ..Не поможет!
Наум Ильич откинулся на спинку кресла и покачался в нем.
– Тогда так и начни:«Наш корреспондент спросил у президента во время визита на…»
– Я не "их корреспондент", – перебила его Наташка.
– А кто? – Наум Ильич перестал покачиваться.
– Конь в пальто! – процитировала Наташка вошедшее тогда в моду словосочетание спокойным голосом.
Наум Ильич посмотрел на что-то на потолке, потом вздохнул громко, протяжно и грустно...
…Вот так Наташка стала нашим корреспондентом. Она тогда училась то ли на третьем, то ли на четвертом курсе.
… А статья её называлась «Слышат ли министры».
Там было и про «Давайте беречь экологию» - где она притворно, заламывая руки, размышляла о том, зачем нам беречь и от кого «науку об окружающем нас мире».
О контаминациях вообще, о денотативной точности изложения, о коммуникативных качествах речи. В том числе в СМИ, руководителей государства и правительства.
О том, не пора ли уже вернуть, «приколотив намертво с первого по последний класс в системе обязательного образования», предмет - «Русская речь» и где-то нашла для иллюстрации старый учебник с репродукцией Шишкина «Рожь».
Большая статья была. Потом её перепечатывали. Спорили. Потом…
Вот про «Давайте беречь экологию» - я запомнила.
Сейчас, как услышу, - её вспоминаю.
И где-то в конце статьи было – «…я спросила у нашего президента, когда он был..», а он сказал, что «этим займутся министры, но и всем кто говорит, надо об этом помнить».
...А когда мы сидели у меня дома, Наташка сказала, что она ничего и не спрашивала. Не успела.
Как-то пробралась туда с толпой сопровождения, а речь была о выделении денег на реконструкцию станции, вот она и сунула диктофон поближе, а потом в него наговорила всякого – не пойми чего, на фоне этого же шума.
…Вчера пришло письмо, что она приехать не сможет, что дела «захлестнули»,что мотается из аэропорта в аэропорт, что её новый проект в издательстве «Томсон» по русской литературе не дает ей ни минуты свободного времени.
… А я сегодня одна буду пить, присланное ею «Божоле», вспоминать её, а успокаивать меня будет полная уверенность в том, что «вот ноги у меня, в отличие от Наташкиных, – «обалденные»»!..