15 августа 2006 года.
Встали по будильнику, стали собираться. Ехали в 101 автобусе с Ингой — не опоздали. На планерке узнали про особый режим работы, в вагоне поняли, что забыли одежду для переодевания, и я второй горшочек в холодильнике не взял, позвонили маме, попросили привезти на посадку.
Перед отправлением я в Викторию ходил, а потом главному пожарнику попался (на станции формирования поезд перед отправкой всегда проверяет комиссия), который то ли уволить , то ли переэкзаменовку мне устроить решил, потому что у меня дверца Титана была неплотно закрыта и из нее концы дров торчали.
Мама приехала, постояла с нами на посадке. 40 человек сели, а потом двух в Гвардейске, двух в Знаменске, так понемногу вагон наполнился. Я переоделся перед Черняховском, но толком не поспал, больше просто лежал и читал «Повести последнего времени».
Ехали на тройку с Наташей. Вечером заступил на два вагона. Высадил 3 человека из Наташиного и 2 из своего в Молодечно или в Смаргони, потом до Смоленска не было выходов. От выходивших узнал, что уровень жизни в Краснодаре выше чем у нас, и что Кениг на их взгляд мрачный, холодный город.
16 августа 2006 года.
В Минске в оба вагона посадил людей. Так что и там и там теперь 52 человека — полный комплект. Спал до Орши, да и от Молодечно до Минска спал. Света спала до Ярцева, а потом я пошел спать.
Что интересного — как только вышли люди, тут же на их место зашли другие, в Орше зайцы до Смоленска просились, взял двоих, жалею теперь, что еще мужика не взял в Смаргони, но это из-за Минска (кто едет из области в Россию, получают УПД литовское бесплатно, а кто едет в Белоруссию, должен покупать визу, поэтому обычно люди берут билет до Смоленска, даже если выходят в Минске, и на их место проводник может посадить кого угодно, но не дальше Смоленска).
Спал я хорошо, перед Москвой второпях складывал белье, Света мыла гору стаканов. Туалет нерабочей стороны засорился. В Москве все пошло по привычному порядку — уборка. Сви не пришла. Оказалось, что у нас график неверный смены дежурств, я ходил в штаб переписывать. Передач не несут, зато торгаши заплатили за сумки с товаром 200 рублей (чтобы мы не заставили взвешивать и багажную квитанцию брать) и бабушка с копом по собственной инициативе заплатила нам еще 200 рублей, чтобы мы на таможне о компе не говорили. Мы и не просили ее об этом, но... деньги взяли.
После отправления долго где-то стояли, Смирнов злой был. Оказалось, что в 15 вагоне сняли ремни генератора (на практике это значит, что осмотрщик на промежуточной станции придрался к тому, что на ощупь ремень греется и предложил снять. Ехать можно было и так, но он хотел от ЛНП денег, они не договорились о сумме и осмотрщик написал акт и снял ремни, то есть полностью обесточил вагон. На такие случаи предусмотрена запитка от генератора соседнего вагона через магистраль. От нас ЛНП с ПЭМом решили запитать, но без включения люма, Титана и туалетов в 15 вагоне, то есть только для целей тусклого освещения и работы контрольных систем — противопожарной, контроля нагрева букс).
Мы со Светой из-за этого по очереди в ресторан ходили. До Вязьмы она не ложилась спать, а в Вязьме ПЭМ включил генератор, и велел мне дежурить в 15 вагоне.
Там и сижу, и вместе с ПЭМом мы долго электрощит смотрели, причину искали, но не нашли. Приборы (амперметр и вольтметр) врут, туалеты включили.
17 августа 2006 года.
Новый день встретили с ним вместе, измеряли все его мультиметром, потом его сожгли, а может предохранитель только. В Смоленске к бабушке одной гости пришли, а вообще 103 человека до области, 1 до Смаргони — оба вагона полны. Наконец-то я время в Дневнике догнал. Сижу у нее в служебке, после Орши к себе спать пойду. Утром везде приберусь, кипятильник в 15 растоплю дровами и кондитерку, может, оформлю.
А пока запишу, что видел и слышал.
А слышал я историю ПЭМа, который до Горбачева был кавторангом, а теперь хочет 4 года до пенсии доработать, чтобы еще корпоративную получать 2000 за выслугу 20 лет.
И видел в Смоленске ночной вокзал с товарняками, электричками, светящимися окнами в здании и деревьями, под фонарями листву. А еще ночную дорогу с темными стенами леса по сторонам. Военный грузовики, за ними разные машины, темнеет и оранжево-красный закат. Подмосковные вечера...
Тут дорога на запад, а с другой стороны столицы, в сторону Рязани, Владимира. Там Русь накрывает с головой. Побывав там, если ты европеец вроде кенигсбержца, видишь, чувствуешь какую-то простую русскую правду, если блуд совсем глаза не застил. Интересные мысли приходят в пограничном состоянии сознания, когда сильно хочется спать. На кромке яви и сна.
Моя Русь с тучами комаров и июльским солнцепеком хватает прямо за сердце и держит эту нежную плоть в своих любящих, но твердых руках так, что ты замираешь, и это не передать словами. Эти избы, поля, перелески под луной, ночные перегоны, полустанки, дороги среди сел и городов, далекий свет фар у опушки леса.
Только нельзя мертвить душу блудом, и ты поймешь этот туман Подмосковных вечеров — и Русь сожмет твое живое сердце наполненным гулом шмелей полем и разнотравьем по опушкам лесов...
Я пишу про одно и тоже. Всю жизнь и — словно пью ледяную родниковую воду и все не могу напиться, никогда не напьюсь ею.
Забыл еще написать, что в Сафоново ПЭМ ремни генератора ощупывал, а потом, когда поехали, я через окно помахал рукой знакомой начальнице станции, и она мне в ответ — зеленым фонарем.
После Орши спал до Минска, потом до Молодечно. Встал позже обычного, убрал два вагона, начал писать расход кондитерки, но уже приехали в Гудогай. Нас проверили первыми из всего состава, в этом году неохотно достают гражданские паспорта, все загран показывают (это было важно для меня, потому что продавать драники и блины я мог только после проверки пассажиров погранцами. Но еще надо было, чтобы время до отправления осталось минут 10-15. В загран паспорта погранцы ставят печать, а гражданский просто смотрят, что быстрее, поэтому, проходя по вагону и предупреждая о границе, я просил всех гражданские доставать. На литовских и нашей в области границе по гражданским проезжать нельзя, только в Белоруссии можно).
Я прошел два вагона и на 540 рублей продал, столько еще ни разу не было. Поспать не удалось, потому что в Вильнюсе сели ревизоры и техническая комиссия. Сдавать к ЛНП вдвоем ходили, поели в ресторане. Сначала прошла комиссия, потом ревизоры — уже без меня. Интересный мужичок был ревизором, уже пожилой, с седыми волосами, с очень смуглой кожей и голубыми прозрачными глазами. По русски с акцентом говорил — типичный лабус.
Я лег и проспал Нестеров, дальше тоже спал. Проснулся за час до прибытия, складывал горы белья, хорошо, что поезд немного опоздал. Одного полотенца у нас не хватило.
Мама встретила, но нам нечего было ей дать отвезти домой на машине. Стали убирать вагон. Все быстро сделали. Можно было отдыхать. Я сходил к Раисе за зарплатой, потом относили Тамаре забытое у нас вино т.к. сразу забыл про него (забытые пассажирами вещи мы сдавали в ДОП).
Гуцалка с Галей сказали, что я дежурю до 22.00 и должен проследить, чтобы из 17 вагона кондитерку всю забрали, но ЛНП назначил дежурить Юлю Воеводу. 15 вагон отцепляли и заменяли, мы поедем на тройку с Воеводой, и я ей скручивал матрацы в новом вагоне, а Жилина помогала все перенести. Потом я обещал перенести все одеяла на 53 место и пошел сдавать белье. Я был последним (в очереди проводников), а считать было некому.
Сидел и ждал очереди, а Лидия с другими считали и таскали. Потом я стал помогать им таскать тюки, а потом сам считал эконом и купе. Почти два часа провел там, девки помогли сдавать мои вагоны, они выкладывали, а я считал, получается, сам у себя принимал. Я ушел последним, и перед этим еще отнес за угол все мешки и покидал на стол Берлинский поезд. В 21.00 освободился, и мы поехали домой.
Света позвонила родителям, мы помылись, поели. Я лег спать в 23.00, а Света еще стирала и легла на час позже. Будильник поставил на 6.00.
18 августа 2006 года.
Проснулся сам за две минуты до будильника, за окном было темно. Не завтракали, в составе были в 7.15. Поели там до посадки, которая началась в 8.20, нам опять ничего не принесли (передач не было).
Был со Светой до границы, потом лег. Читал, заснул. Окончательно встал после Вильнюса, одуревший от жары.
9 сентября 2006 года.
Сижу у Светы на уроке (с 1 сентября она устроилась учителем математики у 6-9 классов в захудалую окраинную школу, которую заканчивал мой друг Дима, про что я писал в «Моя юность». Проработала там месяца три и ушла, потому что дети были неуправляемы. Я пару раз подменял ее, то есть в моей карьере есть и работа школьным учителем, так у меня ученики разбрелись по классу, потом и по коридору, орали и ничего не слушали), буду дописывать, потому что в последней нашей поездке в Питер не хватило времени, а в Адлер мы уже не поехали.
Так вот, уже кое-что забылось, я проснулся одуревший от жары
18 августа. День в этот раз выдался солнечным, и поезд с утра уже успел накалиться. В этом году это первый раз я сплю жарким днем, а в прошлом так было часто. И я вспомнил это чувство, когда ты засыпал и просыпался, а потом наконец засыпал окончательно, отрубался, и просыпался мокрым от пота, с головокружением, сухостью во рту и какой-то дурной.
Мы договорились с Юлей, что я меняю ее после Молодечно, а я хотел дать Свете выспаться утром, но чтобы она посидела до Полоцка в нашем вагоне. На границе продавал тете Людины блинчики и драники, а потом еще мороженое, но приехала электричка. Уже к концу нашей стоянки всегда на втором пути — на первый путь приходила электричка, загораживая забор и тетушек от нас. В этот раз я сбегал на хвост, чтобы ее обойти, успел. Продал еще у какой-то бабки яблок и 5 мороженых и 3 отдал Юле в ее вагон.
В Молодечно пошел переодеваться. А, забыл написать, что пока я спал, к Свете все приставал мужик, что хочет выйти в Вильнюсе погулять по перрону. Она ему объясняла, что этого делать нельзя. Но он все же вышел в ее отсутствие (этот косяк проводникам от литовцев).. А потом, когда она мне пожаловалась, сказал мне, что никуда не ходил, что она его с кем-то спутала, что она ненормальная. Меня это выбесило, и я обещал позвать сопровождение, оформить акт о нарушении им правил проезда, а также оскорблении славных труженников поездной бригады и высадить к чертовой матери в Смаргони. Тогда он перед Светой извинился. (Тут стоит добавить, что теоретически высадить пассажира можно, как и не пустить его на посадке за какие-то серьезные нарушения. На практике же высадить его я бы не смог, ЛНП не подписался бы, опасаясь жалобы. Я блефовал тогда, говоря про Смаргонь, но, так как был зол и сам себе верил, поверил и он).
Сидел в соседнем вагоне, а Света осталась в нашем. Сидел и читал «Повести последнего времени». Приходили за чаем, за пивом, дети — за чипсами и соком. Я потом деньги забрал, а недостающий товар из нашего вагона принес. Юля в это время мыла пол.
У меня был один выходящий в Полоцке в ее вагоне — мужичок, который ехал с Молодечно без постели. Под вечер я решил-таки уложить Свету спать и остаться один на два вагона, хотя ЛНП и должен был идти (в пути следования начальник поезда несколько раз делает обход состава, проверяя, все ли в порядке, делает запись в ЛУшке о проверке работы проводника. Время его обходов известно всем и не меняется из раза в раз, даже если он по какой-то причине не идет вечером, мы специально оставляли пустую строчку в Лушке, чтобы утром он пришел и внес свою запись). Решил, что погулять пассажиры в Полоцке выйдут через хвост — там только тамбур перейти и дверь открыта.
Света переоделась, чтобы спать, и мы уже ехали в пригородах Полоцка, как поезд вдруг затормозил, но не экстренно (как если бы кто-то сорвал стоп-кран), и остановился. Сначала никто не знал, в чем дело, потом прибежала Галя и сказала, что сбили человека, попросила передать по цепочке (по цепочке передавали информацию, Лушки, газеты и прочее — это значит, что проводник идет в соседний вагон, говорит работающему там проводнику информацию или передает что-то для него и для всех остальных, кто за ним вагонов). Я передал, а потом открыл дверь и сначала увидел двух мужиков с фонарями, идущих вдоль состава, а потом (тут часть Дневника — небольшое описание — я опускаю)...
(Поезд сбил двух человек, которые почему-то стояли на рельсах и не отошли в сторону при приближении поезда, может быть, им зажало ноги стрелкой. Два мужика с фонарями были машинистом и его помощником, а так как тормозили не экстренно, потому что помочь сбитым уже было нечем, а покалечить еще несколько человек в составе, упавших бы при экстренном торможении машинист не хотел. Поэтому большинство вагонов проехало по сбитым, и их останки оказались как раз под моим, когда я открыл дверь. Описывать тут нечего, увидев, я резко закрыл дверь. Хоронили их скорее всего в закрытом гробу, а меня трясло...)
Доехали до моста через реку и снова остановились. Я услышал какие-то звуки в тамбуре, хотя там должна была быть тишина, и вышел туда. Мужик из Молодечно, который выходил в Полоцке, открыл секретки в обе стороны, и теперь дергал двери, пытаясь их открыть, чтобы выйти из поезда (он боялся, что еще долго простоим, а так как был без вещей и до вокзала оставалось с полкилометра, решил пройти пешком, чтобы было быстрее). Тут поезд снова поехал.
Если бы я не закрыл дверь на ключ (а про это ясно говорится в инструкциях, но иногда проводники ленятся и закрывают только на секретку), он смог бы выйти из вагона, и внезапно поехавший поезд на этом узком мосту мог отрезать ему ногу, а то и голову, и это было бы уже на моей совести — кроме того уголовная статья за халатность, повлекшую … , была бы. Мне было страшно, и я разозлился. Я стал орать на него, «тупорылого дурака, который и сам … и меня ...». Света услышала и тоже вышла, он начал жаловаться ей на меня, но она не поддержала его, а сказала тоже самое, что и я , только в более сдержанных выражениях. Но он был крепко выпивши, и, скорее всего, нас не понял.
В Полоцк прибыли с опозданием, но стоянку не сократили, потому что к нам прицепляли вагон «Полоцк-Санкт-Петербург». Это было впервые, раньше все садились в наш состав, поэтому я сначала удивился, когда люди спрашивали про 19 вагон. Которого в составе не было.
В Полоцке я поговорил с женщиной из нашего вагона о работе учителя в школе. Посадили со Светой 2 человека в наш и 4 в Юлин — студенты до Витебска. Я решил немного отдохнуть, попросил Галю посадить пассажиров, если будут, на малых станциях, разобрал себе 53 место и лег до Витебска. Там высадил парней, посмотрел на пустой перрон и поставил будильник до Дедовичей — первый выход утром.
Это был риск, остановки маленькие, человек может остаться перед закрытой дверью, не успев добежать до соседнего вагона. Но машинист ведь тоже не без глаз, заметит пассажира на пустом перроне. Понадеявшись на него и на Галю, я лег спать.
В Невеле она меня разбудила, посадив человека в 15 вагон. Я его утром записал в ЛУшку. Слава Богу, Галя посадила его. Утром я встал по будильнику, занималась заря. У меня выходили трое в Дедовичах, а потом парень в Дне, он все интересовался, не опаздываем ли мы. У него «электричка» отправляется через две минуты после прибытия, а следующая только вечером.
Я убрал оба вагона, высадил троих. Подмел, убрал в рундук мусор и пакет с бумажками из туалета, вытряхнул пепельницы, включил Титаны, выключил свет. Подмел только для вида. Это вся подготовка после ночной смены к дневной.
В Дно опоздали, однако, с другой стороны вокзала парень увидел свой поезд (вокзал Дно стоит посреди рельсов, с одной стороны Питерская сторона, с другой Псковская. Я стоял у вагона, подошла пожилая женщина с билетом «места указывает проводник», я посадил на нижнее. А после нее пришли мать с маленьким сыном и старой бабушкой и такими же билетами. Надо было посадить на нижнее, но я помнил, что их нет. Прошел с ними весь вагон, прося людей поменяться. В конце нашелся парень, который согласился. Вышел на улицу, бабушка в платочке еще стояла у вагона, сказал ей, что посадил ее детей на нижнее. Она поблагодарила и достала старенький кошелек, денег я у нее не взял, а она все благодарила. Я увидел в ней «Русь уходящую». Старая, платок повязан на подбородке узлом, она смотрела в дверь вагона и смахивала слезу с глаз. Занималось прохладное северное утро. Грязный вокзал на с революционной табличкой на стене, грязный поезд за ним. А еще она привыкла полагаться на Бога. Как Бог даст. Пошлет ли хорошего проводника, шофера, продавца. Как Бог даст. И чистота прозрачного прохладного воздуха под бледной чистотой небес. Бабушка перекрестила тронувшийся поезд.
...Мы русские, значит - мы непобедимы!
За реки и пашни, за наших любимых
На вражеский берег заброшены сходни,
В последний десант рвутся черные сотни...
Я разбудил Юлю и пошел к себе в вагон, не дожидаясь, пока она встанет. Света еще спала, а я фотографировал Псковское утро — туман, мокрые кусты и деревья, мокрые от вчерашнего дождя дороги и лужи на них. Солнце встает через дымку и — стук колес.
Не помню, что было потом. Но на подъездах к Питеру я фоткал дороги и вокзал. Точно, что Юля в Питере со своим вагоном разобралась сама, я ей не помогал. Мы убирали свой вагон, когда по составу проходил ПЭМ. Он позвал меня на помощь, как единственного мужчину в бригаде. Не считая его и ЛНП, Свете он сказал6 «Не царское это дело, мыть». И увел меня. Оказалось, что я был ему не нужен, он просто не знал, что это моя жена, и из мужской солидарности решил избавить меня от работы. Я объяснил, что мы вместе, что чем быстрее уберем, тем быстрее вдвоем в город пойдем, извинился, поблагодарил за помощь и вернулся мыть.
Мы были на рынке, пошли обратно. Вроде наш поезд не стоял на перроне, и мы пошли в отстой, но там его тоже видно не было. Мы уже прошли мост, когда, огля...
На этом мой Дневник лета 2006 заканчивается. Очевидно, прозвенел звонок, и я закончил писать на этом месте, а потом так и не нашел время, чтобы продолжить. Сегодня, когда я перепечатывал рукопись, я очень многое вспоминал из описанного, всплывали подробности, которые тут не описаны. Многое помню из наших поездок предыдущего лета, но даты и года путаются, в памяти остаются лишь случаи, события, которые точно происходили с нами, но когда и где — сказать я не могу.
Но это и не важно, потому что про работу проводников я рассказал и довольно подробно. Про то лето - тоже, про Украину, Москву, деревню, про нас - молодую семью российских студентов начала 21 века. Таких Дневников у меня несколько, и сейчас я впервые их все перечитал. Один вот и перепечатал. Но другие не буду, потому что нового они скажут не так много, пойдут повторения лиц, мест, дел. Жизнь, как ни разноображивай ее поездками, новыми людьми и местами - в большой мере рутина. Просто у кого-то эта рутина проходит по принципу "работа-дом-работа" с одними и теми же декорациями за окном, а у других жизнь бьет ключом "ночной клуб-путешествия-друзья-родственники-города-поезда..." но и это рутина, только декорации меняются чаще. Потому что рано или поздно начнутся повторы.
Меня удивило другое. Я несколько лет писал Дневники в детстве и юности - в лучшие для себя дни, в деревне, в поездках - когда был счастлив. А сейчас перечитал и на несколько дней оказался в прошлом. Ведь настоящего нет. Это также непостижимо, как бесконечность. Есть прошлое, часть моего описана выше. И оно есть, потому что так было, я не придумал этого. Возможно, есть будущее, но оно закрыто от нас. Настоящего нет. Это момент, в который секунду назад бывшее будущим, перешло в прошлое.
Где нам жить? Последние несколько дней я провел в прошлом, не имеющем будущего. Я ездил в деревню с бабушкой, сестрой, тетей. Там жила бабушка, а родителям нужно было решить вопрос с нашим летним досугом, а еще мы хотели общаться друг с другом, и для этого было место. Потом я ездил в деревню несколько раз, когда уже умерла бабушка, когда у меня и у сестры появились свои семьи. Я ездил в деревню, когда потребности в этом уже не было, потому что я люблю деревню. Но любовь эту было уже не реализовать.
Тут я только приближаюсь, только приоткрываю для себя тайну бытия. Об этом моя миниатюра "Родные места". Я люблю поездки по России, поэтому ездил автостопом, но потребности в этом не было. Я приезжал и уезжал. Когда мы работали проводниками, я тоже ездил, но тогда потребность была. А без потребности нет счастья. Без потребности есть пресыщение. Любовь к объекту невозможна без потребности у объекта в Любви. Невозможно счастье.
А если знать, что настоящего нет и родных мест тоже нет, можно легко найти однозначный ответ на вопрос "что делать?" - Создать потребности, делающие место родным. Но для этого нужно жить в будущем. Нужно материализовать то, чего еще нет. А для этого нужно это несуществующее пока - представить.
Человек, живущий в настоящем, которого нет - функционирует. То есть решает проблемы, возникающие перед ним. Мы так живем. Решаем, где взять денег, как вылечиться, устроить детей, себя, как отдохнуть. Не видя будущего, нельзя ответить на вопрос "зачем?" Вся жизнь уходит в бесконечное настоящее, которого нет. Восточные религии видят выход в прекращении бессмысленности (выход в нирвану, разрыв круга сансары). Но это не так. Все их техники неверны, потому что предлагают жить "здесь и сейчас", но это невозможно по законам устройства мира. И тогда они винят мир и говорят, что из него нужно выйти. Чушь! Мир не виноват. Виноваты их техники, сначала загоняющие в тупик, а потом говорящие о бессмысленности жития и самоубийстве - как выходе.
Проблема - потеря родных мест. Решение - создание новых (тут важно понимать, что деревню детства родным местом не сделать. Мы там отдыхали, а сейчас потребность возможно создать только в труде, ведь детство прошло) родных мест. Тактика - жизнь в будущем (когда текущие проблемы вроде зарплаты или выпавшего зуба не самоценны, а лишь препятствия на пути к цели, которые надо преодолеть). План готов - вперед!
А Дневники? Сейчас они - тоже помеха, с ними живешь в прошлом. Это, конечно, лучше чем жить в настоящем, потому что прошлое хотя бы есть, в то время как настоящего не существует. Но это все равно проигрыш, потому что новое рождается только из будущего. Поэтому больше никаких Дневников. Пока. А там видно будет.
...И можно тихо сползти по холодной стерне,
И у реки, срезав лодку, попытаться бежать,
И быть единственным выжившим в этой войне,
Но я плюю им в лицо, я говорю себе: "Встать!"