На пятый год после войны...

Алексей Думанский
2011 год.

      -Деда, деда, расскажи что-нибудь. Расскажи про охоту на кабанов. Они большие?

-Да.

      -А какие большие?

 -О-о-о-чень - Алексей Александрович улыбнулся и эта улыбка тут же проявила на его лице миллион морщин - Принеси вон тот альбом с фотографиями, я тебе покажу.

      Его внук Димка ловко соскочил с широкого подлокотника кожаного кресла на котором сидел, и побежал к книжному шкафу, сильно стуча по полу ногами.

      -Нет, не этот, другой, да, да, вот этот. Смотри, вот он какой, кабан.

      Алексей Александрович раскрыл Альбом на первой странице, показывая черно-белую фотографию, на которой был изображен парень, лет двадцати с ружьем, и убитый кабан рядом.

 -Видишь, это я с ружьем стою.

      -Дед, а это кто? - спросил Димка, показывая на другую фотографию, ниже. Она была точно такой же, только там, рядом с парнем стоял улыбающийся бородатый дед.

      -А это мой друг, Дядя Боря. Мы с ним вместе охотились. Это он меня научил. Это вот, мотоцикл был у нас такой, немецкий - Продолжал Алексей Александрович, листая страницы с фотографиями - мы на нем ездили на охоту и возили кабанов. Некоторые были такие большие, что даже в люльку не влазили. Это мое первое ружье. Старенькое. Ну в смысле уже тогда было старенькое.

      Димка разглядывал фотографии с интересом, внимательно слушая, и следя за пальцем деда, старался рассмотреть все детали. Его поднялся от дедового пальца к запястью, там были наручные часы. Увидев сколько времени, Димка вздрогнул.

      -Ой, оказывается уже восемь! Ладно я пойду. Но ты мне потом все до конца расскажешь?

      -Расскажу. Когда будешь уходить, поверни там замок, чтобы автоматически закрылся. И орехи на кухне возьми.

      Когда внук ушел, и замок щелкнул, Алексей Александрович снова взял в руки фотоальбом, и продолжил разглядывать фотографии. Он перелистывал страницы, крутил его, так, чтобы глянцевая бумага не блестела под светом люстры, по-стариковски щурился. А потом вдруг резко захлопнул альбом, и бросил его на стоящий рядом диван. Алексей Александрович опустил голову, посидел так с полминуты, а потом откинулся на спинку, разложив руки на подлокотниках, ладонями вверх. Он прикрыл глаза, выдохнул, так и замер; ненадолго, на пару секунд. А через пару секунд вдруг дернулся, выгибаясь всем телом, резко открыл глаза, хватнул ртом воздух…

 

1950 год.

Лешка дернулся, выгибаясь всем телом, резко открыл глаза, и хватнул ртом воздух. Он оглядывался, ничего не понимая.

-Извини – буркнул шофер – яму не заметил, не обрулил. А ты проспал почти всю дорогу.

-Так мы уже почти приехали? – спросил Лешка, приходя в себя.

-Ну да, я ж говорю, всю дорогу проспал. А я ж тебя и взял-то только для того, чтоб хоть было с кем поговорить. Ну да ладно. Я тебя прямо тут оставлю, а то у нас прораб злющий, увидит постороннего человека в машине, душу вынет.

Грузовик медленно остановился прямо на дороге, движения здесь все равно не было, и это никому не мешало. Лешка выпрыгнул из кабины, хлопком закрыл за собой дверь и крикнул в окно: ,,Спасибо!,,. Машина тронулась, Лешка замахал ей вслед, и шофер, посигналив, дал газу.

Лешка еще постоял, глядя вслед грузовику, а потом повернулся и пошел в сторону своего дома. Он шел по широким и пустым улицам, от нечего делать, пробегая взглядом по домам. Дома здесь были разные, и избы, и глиняные мазанки с плоскими крышами, иногда встречались и новые – кирпичные. Та улица, что вела к дому, персекалась с главной. На перекрестке Лешка глянул вдоль нее налево и направо. И слева, ближе к центру города теперь стояло несколько новых зданий – школа, сельсовет и магазин. Хорошо, конечно – думал Лешка – вроде жизнь налаживается. Но все же, первое, что бросалась в глаза тут – та же самая нищета. Вроде бы уже пять лет, как война кончилась, а люди кажется живут так же, может только не голодают. И то еще надо спросить…

Он быстро дошел до дома, да и недалеко было. Тут же, из ворот ему в ноги бросился мохнатый черный песик. Лешка опешил.

-Филя, ты?...

Вообще-то он хотел спросить ,,Ты еще живой?,, но оборвал эту фразу на слове. Почему? Он просто не сказал это, как не сказал бы и человеку. Сколько же лет этой собаке? А ведь Лешка думал, что Фили уже давно нет в живых.

Он сел на корточки, погладил пса, запустил руку в кудрявую шерсть на шее. Филя встал передними лапами ему на колени и завилял хвостом, хитро поглядывая на Лешку. Пес стоял спокойно, гордо и великодушно позволяя рассмотреть и себя. Лешка глядел на умные глаза, завитушки на ушах, потрескавшийся нос, и поседевшие, как у человека усы.

Черт возьми, Филя, живой…

Сразу после войны для Лешки было такое время, когда все казалось ему ненастоящим, как во сне, и ему требовались доказательства того, что все происходящее реально. Это было давно, но вот теперь Филя был самым лучшим, живым доказательством. Филя помнил все – дедушку, отца, Лешкино детство, мирное время, да вообще все, что было до войны. Эти умные и хитрые глаза видели все то же, что видел, и чем грезил Лешка.

Он все улыбался, глядя на пса.

-Черт тебя побери, друг мой, черт тебя побери…

Филя повернул морду в сторону дома, Лешка за ним. Там, на крыльце стояли две старухи. Лешка сказал как-то растерянно:

-Ну вот, а это я…

 

* * *

 

Вернувшись домой, Лешка взялся было за хозяйство – поправил ограду, попилил на дрова весь сухостой, перекопал часть огорода, которая была некопаной, потому что некому было. Но этот запал был недолгим, как и само возвращение домой. Еще в первый день мать и бабка сразу же выдвинули Лешке свои претензии, требования и условия. Они были какими – то бредовыми, и непонятными: то жениться, скорее, как можно скорее, то не жениться никогда. То ремонтировать этот дом, то съезжать куда – нибудь. Лешку заставляли, или пытались заставить давать какие – то дурацкие обещания – не рыбачить с лодки, забыть про девок, не иметь дел с каким – то Сашкой с Кирпичной улицы, которого он и не знал, а может знал, да забыл. Лешка думал: ,,Во как! Ладно, война с людьми еще и не то делала. Ее уже пять лет нету, а они все отойти не могут. Ну пусть еще чуть-чуть время пройдет, увидят, что все хорошо, поймут.,, Не поняли…

Последней каплей стало вот что. Как то Лешка сидел в углу и заряжал патроны. От деда осталось охотничья двустволка. Он называл ее тулкой. В войну, когда по деревням собирали партизанские отряды, все оружие забирали. Бабка ружье не дала, спрятала на чердаке. Теперь Лешка иногда охотился с ним. По осени на разливы налетали огромные стаи уток и гусей. Лешка иногда бил их в лет, иногда, притаившись в камышах, ждал пока сядут. Он всегда старался взять одним выстрелом двоих, патроны были в цене. Хотя, что там патроны, их ведь и вообще не продавали. В цене были капсюля и порох. Остальное делали сами. Вот и сегодня Лешка нашел в сарае старый валенок, и нарубил из него пыжей. А позже вызвался отвезти на пасеку продукты, и привез от пчеловодов большой кусок воска – заливать патроны.

Он устроился в углу, и молча занимался своим делом. Бабка, обмотавшись миллионом шалей сгорбилась над печкой. Она все ныла и ныла что – то свое.

-Э-э-э, про-о-о-опал ты, как человек. Жалко – жалко. Не тебя, конечно, труд свой жалко. Все зря. Зря с тобой мучились. Ты деда в могилу свел. Да дед – то умер, и черт с ним, а вот нам как жить? Да, хотя мы уж как-нибудь проживем, а ты что будешь делать? Ты же уже человек решенный. Ты плохо кончишь, или в тюрьме, или под забором где дойдешь. Я это точно знаю, потому что в тебе кровь гнилая. Вон твой отец, не курил, не пил, а что толку, где он сейчас? А ты кури-пей, чтоб быстрее сдохнуть, да освободить нас. А вообще, уходи куда-нибудь, сдохнуть – то ты сдохнешь, это уже дело решенное, так хоть не на наших глазах. Уходи, сейчас Советская Власть дает и работу и жилье всем, если только не предатель. Не хочешь? А за что мы кровь свою проливали в революцию, да в гражданскую войну, да с фашистом зачем дрались? Чтоб вам условия создать. А ты теперь и пользоваться не хочешь?

Лешка закончил заряжать патроны, сложил все, как положено, и вышел из дома. Он постоял немного, посмотрел на Филю, и вдруг резко повернулся и зашагал к сараю. Там Лешка взял лопату. Недалеко от огромного вишневого дерева он начал копать яму, небольшую, полметра на полметра. Через пять-десять минут он уже закопался по колено, земля здесь была мягкая, и работа шла легко. Лешка не останавливался. Выходя из дома, он подумал: ,,Филя уже совсем старый, а дело идет к зиме, и по всему видно, холодная будет зима. Наверное Филя умрет от холода, его же почти не кормят. А если умрет, они же не закопают его даже. Да нет, конечно, не закопают, земля у нас простывает сильно, не укопаешь. Наверное выбросят в овраг, куда носят все, что не едят свиньи, и что не горит в печке. А так по-честному будет.,,

Уходя из дома, поправляя ружье и солдатский мешок он сказал:

-Зимой если Филя умрет, так хоть похороните, как положено, я вон яму вырыл.

Бабка покосилась в сторону вишни, где лежала куча свежей земли.

-Ишь, еще чего выдумал, собак я не закапывала. Яма хорошая, я в нее буду навоз сваливать.

Лешка, ушел ничего не ответив. Так он навсегда ушел из дома, который всю жизнь считал своим. Ушел, выкопав могилу для любимой собаки, которая еще была жива, да и не собиралась умирать.

В голове у него прочно засела одна фраза: ,,Ты плохо кончишь!,,. И Лешка думал по-детски упрямо, с точностью до наоборот: ,,Нет-нет-нет, я кончу хорошо,,…

Продолжение следует.