Я останавливаюсь у пешеходного перехода, равнодушно наблюдая за нескончаемым потоком машин. Их огни похожи на разноцветную елочную гирлянду, протянутую через ночь от края до края. Совсем рядом — поворот, и свет фар непрерывно ударяет мне в лицо. Когда вокруг поздняя осень, а позади полный суеты и усталости день, нет ни сил ни желания всматриваться в облетевшие листья. Но я пытаюсь различить их изломанные силуэты в неярком свете фонаря. Потому что они способны заставить мое время остановиться. Запах влаги и умирающих листьев всегда о чем-то напоминает мне... Но я забылась, а надо спешить. Хотя и невозможно постоянно держать в голове мысль, что дома болеет мама, а ты выбежала в эту ветреную ноябрьскую почти-ночь, чтобы снова купить обезболивающее. Жестоко, но есть у меня двадцать волшебных минут бега по тротуару, года я слышу ночной город, а не стоны. Человек способен уставать не только от собственной боли.
Грохочущий поезд с вагонами, которые невозможно сосчитать, стремительно пересекает мою жизнь, разделяя ее на «сейчас» и «потом». И мне все кажется, что стою я на перроне и отчаянно пытаюсь рассмотреть за мелькающими вагонами будущее. Иногда мне удается различить по ту сторону рельсов моих смеющихся детей и мужа, который улыбается мне. Эта улыбка такая теплая, что кажется, я никогда ее не встречала. Но состав ускоряет свой ход. Свет и краски с той стороны меркнут и передо мной снова только слившаяся воедино вереница вагонов. Безжизненных и пустых.
«Граждане пассажиры, просьба отойти от края платформы!»- раздается в призрачных динамиках. И ты осознаешь, чего может стоить попытка перебраться на ту сторону. Тебя либо отбросит, изодранного в кровь, либо порывом ветра затащит вниз, и ты даже не успеешь ощутить, насколько тяжелы колеса сотен вагонов. А перехода в моем видении не предусмотрено.
В аптеке неестественно светло и пахнет чем-то стерильным, хотя на полу разбегаются и путаются следы покупателей. Такая уж погода. Такие уж силы и зарплата у старенькой уборщицы, обреченно водящей по кафелю шваброй.
Фармацевт убегает за каждым пузырьком и упаковкой, пока я перечисляю названия. Меня всегда восторгает ее безукоризненная вежливость, несмотря на осунувшееся к ночи лицо и усталый взгляд. Эта фармацевт улыбается на удивление искренне. Вспоминаю наставления моей второй экс-половинки, чтобы я перестала «таращиться на симпатичную продавщицу» и пересчитала сдачу.
Что-нибудь еще?
«Билет на другую сторону», хочется добавить мне. Но я улыбаюсь в ответ и отрицательно качаю головой. И ухожу, так и не пересчитав сдачи.
Фраза «Когда ж ты наконец зарегистрируешься?» преследует меня ежедневно. Месяцев шесть удалось протянуть с этой нелепой процедурой, но у всех отговорок уже истек срок. Да и пора уже как-то устраивать личную жизнь. Время поторопиться с мыслями о ребенке, пока не стало поздно совсем.
Поторопиться... Как с этим можно поторопиться? Жизнь — не будильник, заведенный нашей рукой. Хотя я слышала, что кому-то подобное удается. А еще слышу, как они теперь жалеют об этом.
Мерцание монитора почему-то успокаивает. Регистрация и правда занимает немногим более минуты, но она незабываема. «Я, девушка, ищу...» а теперь нужно выбрать из феерического набора категорий. Улыбаюсь. Для самых отчаянных беглецов от одиночества есть формулировка «все равно кого». Козу и статую Свободы? Нет, до этой категории я еще не созрела.
Ну вот. Теперь болтается моя анкета во всемирной Сети — ни дать ни взять, уставшая осенняя муха, безропотно повисшая в клейкой западне паутины.
Мама смеется над моей ежедневной фразой «Что там море намело?», с которой я открываю анкету. Я не очень.
На экране мирно светится текст. Предложение куннилингуса с выездом на дом «в любое удобное для вас время». «Ответные чувства не требуются», при этом автор зачем-то добавляет «я не альфонс». Три послания в том же духе отправляются в «черный список». Следующий просит «отхлестать ремешком». Кликаю дальше.
«Извините пожалуйста, дико неудобно обращаться к вам с таким. Но как вы смотрите на то, чтобы поделиться опытом? Мне 22 и у меня еще не было девушки. Простите пожалуйста, если оскорбляю вас таким предложением.»
Трогательно. Но не верится. Будь мне даже двадцать.
«Извини, но с этим не ко мне»
«Тебе не за что извиняться, это ты меня прости.»
Надо же. Неужели правду написал? Пару минут сижу задумавшись, представляя невидимого собеседника.
Призывно мерцает оранжевый список сообщений.
Сергей. Посмотрим.
«Привет. Мы два крепких молодых парня. Рост 190-198. Положительные во всех смыслах. Познакомимся?»
Хохочу, проливая кофе и с наслаждением стучу по клавишам.
«Привет. Я бородатый мужик. Рост 190. Член 26. Положительный во всех смыслах. Куда выезжать?»
Молчат. Еще парочку непристойных предложений отправляю в корзину.
Море выносит незнакомца в огромных черных очках.
«Очки зачем?»
«От одной особы скрываюсь.»
Так, дальше...
Останавливаюсь на белом и пушистом. Ругает правительство и ведет здоровый образ жизни.
Через несколько дней уже болтаем по телефону. Ищу его анкету в социальной сети. Упс! 15 друзей, 15 девочек-малолеток, некоторые еще ходят в школу. Белому и пушистому 40 лет.
Подводя итог моей озадаченности, присылает мне «несколько хороших песен» перед сном.
На видео — палата с танцующими под похабную песенку про правительство душевнобольными, кривляющиеся пьяные продавцы, голые парни, лихо скачущие по кругу, зэк, пытающийся отыметь гаишника в форме.
Сижу несколько минут в полной тишине и оцепенении. Это был романтический подарок? Или меня «прокатили» в очередной раз? Или...
Вспоминается отрывок из песни Сплин «...лучше бы пил и курил».
Следующий кавалер присылает мне ссылку в надежде взломать мою страницу.
Что я тут делаю? Ловлю сачком золотую рыбку в унитазе?
Меланхолично просматриваю анкеты... Сообщение.
На этот раз мне пишет чья-то... голая задница. Большое фото. А задница поменьше. Абсурдность ситуации выводит из депрессии моментально. Задница очень вежливый. Полчаса мы упражняемся в остроумии и расходимся, довольные собой и друг другом. Если бы мне кто-то рассказал, я никогда бы не поверила, что можно так душевно побеседовать с задницей в 12 ночи. Теперь верю. Даже переписку сохранила, чтобы доказать, если что. Потрясающе устроен мир. Больше всего грязи и хамства за этот день я наслушалась от людей с нормальными человеческими лицами. А утешила меня... Мда.
По карнизу стучит ночной дождь. Я лежу, рассматривая в сумраке занавески. Люблю засыпать, когда слабый свет из окна рисует на стенах и потолке призрачные полосы. И больше некуда спешить. И до рассвета никому от тебя ничего не нужно.
Если бы тени умели говорить! Они бы рассказали о всех словах, замерших в этой комнате, когда я была счастлива, когда тосковала, и когда как сейчас. Что может быть выразительней не произнесенных слов? У каждой мечты, каждого чувства, каждого слова —есть своя жизнь. Но не произнесенные живут в сердце дольше. Может быть, именно они и уходят с человеком —все те слова, которых он когда-то не сказал?
Наверно, если озвучить их, тогда и нашелся бы один простой и мудрый ответ на все, что так перепуталось в моей жизни. Но молчат тени. А монотонный перестук капель по стеклу может поведать лишь то, что я и так о себе знаю.
Я шепчу, едва слышно обращаясь к кому-то, кто выше и старше всего, что меня окружает. В доверчивой надежде, что в этих сумерках, закрытая бетонными перегородками, ему все-таки видна моя душа. Погребенная под саркофагом разочарований, но безудержно распахнутая в ночь.
Мне уже совсем не важно, хватит ли сил перебраться на ту сторону. И сам переход уже не имеет смысла, лишь бы был рядом тот, кто все видит и знает, и я верила, что он еще любит меня, на каком перекрестке бы я ни свернула и сколько бы лишних запятых ни поставила в этой «самостоятельной» под названием жизнь.
Может ночь — это единственное время, когда человек говорит себе правду?
Я закрываю глаза, и мои скитания по сайтам становятся пустым и никчемным усилием. Я никого там не ищу.
Мне снится девушка, высокая, нежная. Снится теплый и родной запах ее рассыпанных на груди волос. Я окунаюсь лицом в эти светлые пряди, словно в призрачный дождь. И плачу. Долго, безудержно... От забытой, невысказанной, горькой нежности. Я тихо прижимаю ее к себе, родную и близкую, и замершие на ее спине пальцы оживают, словно провели годы в не тающем снегу. Сумрак под ее ресницами, призрачные очертания ее тела в темноте - цвета моей тоски. Я задыхаюсь от биения сердца — моего потерянного,вырванного когда-то из груди но вернувшегося всему вопреки, и вместо секунд оно начинает отсчитывать вечность. А я знаю, Боже мой, как хорошо я выучила за эти годы, что значит жить без него... Стиснув зубы от боли, я понимаю, что пригрезившийся мне на несколько мгновений рай — это солнце, навсегда нырнувшее за горизонт.
Просыпаюсь. Непослушной еще ладонью скольжу по мертвенному безразличию простыни. Она пуста. И приходит спокойное ощущение того, что просыпаться так придется долго. Возможно всегда.
По утрам я искренне верю, что у меня будет семья. Верю весь день на работе, верю, открывая очередной сайт знакомств и даже, удаляя с него анкету — верю. Обсуждаю с подружками «рынок женихов» и жду своего суженого. И даже соглашаюсь с мамой, которая с мудрой улыбкой говорит, что настоящей любви я еще не встретила. А предыдущий брак был опрометчив.
Мне все, кажется, верят.
Не верит только та девушка из сна. Рожденная моей тоской, оплаканная моей воскресшей нежностью, она стоит со мной рядом на платформе. Я вижу спокойную и ласковую решимость на ее лице и как поворачивается она к грохочущему составу, чтобы сделать шаг.
Она знает, как заставить шального машиниста дернуть стоп-кран. Но я слишком отчетливо различаю мерзкий скрежет многотонных колес по металлу. Я держу ее за руку.
И клянусь, что пальцев не разожму.
18.11.11г