Дневник IV-34 Каждый человек должен стать для другого богом.
5 апреля 1999 г. Я сказала тому регенту, который выгонял меня в мои рабочие дни из храма, что я оставляю его наедине с его совестью. Руки у него грубые, пальцы толстые, такая же и душа...
Как А.Н., так высоко поющий, может произносить низкие слова? Он гримасничал, играл роли, хохотал. Я очень от него устала. Я сказала ему: «А.Н., неужели Вы не понимаете, что я Ваша полная противоположность?»
В нём живёт два человека: тонкий лирик, тёплый, сердечный певец и — грубый мужик, не любящий интеллигентов.
Я нагло разглядывала А.Н., стоя напротив него.
Мне тебя заменяет солнце,
Ветер, звонкая вода,
Нежность трав, окно колодца,
В небе синяя звезда.
Кто-то правит колесницей,
Кто-то бродит в облаках.
Где же ты? В слезах ресницы,
И душа почти в слезах.
Нет тебя ни в чистом поле,
Ни в хоромах дорогих.
Отзовись! Забудь о воле!
Мир ведь создан для двоих.
7 апреля. Исповедовалась у отца Георгия Ч. — лёгкого, быстрого, летящего. Лицо Гоголя и что-то неуловимое от священника, замученного в Соловках - Павла Флоренского. Вероятно, это мои очередные фантазии. Я прочла по шпаргалке свои грехи, мне показалось, что он их и не слышал. Зачем ему мои грехи? Надо мне ходить в этот храм.
Я читала по телефону свои стихи Тане Тар., она сказала, что Марина Цветаева так себя не выражала. Это был мне комплимент.
8 апреля. Я прочла по телефону А.Н. свою импровизацию о нём, она фантастична, написана так: в одной строфе четыре одинаковых рифмы вместо двух, как обычно принято. «Вот это да!», - воскликнул он.
«Изумительно! Классно!», - сказала мне Лена Карпишева, выслушав эти же стихи.
9 апреля. Смотрела фильм о постаревшем Рихтере. Это человек с ярко выраженной миссией. У него исполинский темперамент. Он творит музыкальную ткань из небесной звуковой субстанции.
Лица Растроповича, Бриттена, Шостаковича, Рубинштейна, Давида Ойстраха — не интересней, чем лицо А.Н.
Аполлонов среди гениев мало. Все выдающиеся люди в основном обладают обыкновенными чертами лица, но черты эти внутренней красотой и горением преображаются, оживляются, трепещут и производят сильное впечатление. Форма реагирует на внутренний мир и меняется.
Я с тобой не разлучалась.
Я ношу тебе везде.
Я с тобою обвенчалась
В небе, пусть не на земле.
На какой-нибудь звезде
Встретимся мы непременно.
Буду снова королевой
Не богатой и простой
Или обернусь мгновенно
Верною твоей сестрой.
Ну, а ты, пока привыкнешь,
Сотни лет, видать, пройдут.
Потерплю. Когда окликнешь,
Путь к тебе опять найду
Через рощи, через Сену,
Через Рейн и через Тибр,
Через Краков, через Вену,
Потускневший мой кумир.
Вновь отринешь – не заплачу,
Закалясь от горьких слов,
Загадав себе удачу,
Заручившись облаков
Кроткой, прихотливой сенью,
Задохнусь стихотвореньем,
Дав фантазии разбег:
Я тебя люблю навек -
Сквозь обиды и смятенье,
Дорогой мой человек.
Каждый человек должен стать для другого богом.
12 апреля. Нашла во дворе храма святых Косьмы и Дамиана моего друга композитора Петю Старчика. Он вёз тачку, руки у него были в перчатках. Одет смешно. Седой мальчишка с синими глазами. «Ты так неожиданно пришла, как ангел», - сказал он мне. «В этом есть своя прелесть», - ответила я. Он подарил мне икону святой Елены. Он просил молиться за Лену (его вторая жена). Я ему дала пасхальное яйцо.
13 апреля. Удар от А.Н. Он вернул мне единственный компъюторный экземпляр моих стихов, сказал, что написал замечания. Они были написаны красными чернилами. Это были придирки, ехидство, непонимание, нечувствие моего внутреннего мира. Он показал себя тупым и даже жестоким человеком, нетактичным, как всегда. Я потрясена. Я долго плакала.
Исчезнуть из его жизни? Он не заметит этого.
14 апреля. Удар силён. За мою любовь я получила возмездие. Тяжело на душе. Я искала спасения от боли. Я весь день была в аду.
Твой двойник искалечил меня.
Как я мучилась, в бездне горя.
Ты души моей лёгкой не тронь.
Не сжигает небесный огонь.
Не по силам тебе песнь моя.
Тку я нити грядущего дня.
Ни о чём не жалею сейчас.
Всё припомнится нам в смертный час.
Лебединую душу мою
Не убьёшь. Я о жизни пою.
Аля В., с которой я посоветовалась об А.Н., сказала мне, что стихи мои тонки и духовны, что я огонёк, светлая душа, летящая. А.Н. груб, он не понимает меня. Кстати, я утром проснулась, а во мне голос звучит четыре раза: «Зависть, зависть, зависть, зависть...»
За то, что гимны я слагал, пробит копьём я наповал.
За то, что песни я певал, разбит мой верный идеал.
Ты мог бы бережнее быть... Не можешь. И не мне судить.
Ты сам свой суд, а я простил. Твою я душу отпустил.
Вновь тишина. А где же ты, в каком краю? Твои черты
Из внешних исчезают сцен. А в глубине души взамен
Любви бывалой лишь покой. Чуть брезжит образ дорогой.
И исчезает понемногу. Прощай! А мне пора в дорогу.
Я ничего не знаю о скрытых проявлениях этого человека — А.Н. Он оцарапал меня львиной, тигриной лапой. Что с него взять — это его уровень... варвар, дикарь...
16 апреля. Приходили мысли о нём. «Уйди. Я не хочу говорить с тобой. Я отдаю тебя Богу», - говорила я А.Н. мысленно. Строй моей души ему чужд.
В храме встретила поэта Льва Болеславского. «Пиши о том, что ты сейчас переживаешь», - говорит он мне. «Я так и делаю».
Петя Старчик, когда я ему рассказала, смеялся надо мной. Как всё им легко, когда их не касается. Человеку страдающему необходимо сочувствие. Кто его проявил — только Таня Т.
Боль раздавленного самолюбия во мне налицо.
17 апреля. ПАСХА.
Как трудно любить равнодушных священников.
Меня изранив, он себя казнил.
Когда же время зрячести придёт?
Увидит ли он все свои потери?
Боюсь, что поздно будет. Я всё знала.
Чужой. Непониманье. Совпадений
Отсутствие. Но как к нему влекло,
К душе его. Платон об этом
Писал трактат. Как это драматично.
Но юмор вспомнив, как это смешно.
И время надо мной смеётся глухо.
Фотография часовни в парке Северное Тушино, снимала я.