Я уже не помню, как он назывался. Обычно у «домов скорби» звучные такие, запоминающиеся названия, а я вот не помню. Да и на кой оно, это название? Рассказ будет не о самом дурдоме. Короче, было так.
— Внимание, сборы! Завтра занятий не будет.
Человек двадцать пограничных волков, уже две недели отмаявшихся в отряде на сборах кочегаров, приглушенно-радостно загудели. Поначалу. А потом настороженно примолкли. Опять, что ли что-нибудь грузить или выгружать? Словно отвечая на наш невысказанный вопрос, отрядный капитан жизнерадостно сообщил:
— Ничего грузить вам не придётся. Вы поедете собирать помидоры!
По ленинской комнате прокатывается волна восторженного гула. Помидоры! Ёхарный бабай! Натырить, сколько сможем, а потом вечером за ужином, как белые гражданские люди... Салат можно сделать. Сольцы там, лучку, масла постного добавить... Кажется, сейчас захлебнусь слюной.
—Но есть одно «но». Собирать их вы будете не в колхозе...
«О, блин! А где же?»
— … а на территории больницы для душевнобольных. Вокруг дурдома, короче. У них там урожай большой, а собирать некому... А чё притихли-то? Наполеонов, что ли, испугались? — И капитан жизнерадостно заржал. — В общем, так: выезд завтра в восемь тридцать утра. Начальнику сборов обеспечить подъём, завтрак, посадку в машину и соблюдение мер безопасности при выдвижении и производстве работ. Вопросы есть?
А что тут спросишь?
...Наутро выехали ровно в половине девятого и через час уже с некоторой опаской вытряхивались из кузова новенького «Урала». Я осмотрелся по сторонам. День был довольно тёплый и солнечный. Вокруг — ни души. От сердца как-то сразу отлегло. Хотя... и чего я опасался? Кажется, всех обуревали похожие чувства. Ну что, начали собирать помидоры. А на завтраке соли с собой прихватили и хлеба. Конечно, угощаемся по ходу дела. Помидоры крупные, плотные, обалденные просто. И как-то оно уже и забылось, где находимся. Ящики наполняются довольно быстро. Сидим с Лёхой Банщиковым на корточках, спиной к жёлтому дому, треплемся, рвём с кустов томаты и вдруг слышим сзади замогильное такое:
— Солдаты-ы-ы-ы... Пограничники-и-и... Люблю пограничнико-о-ов...
Не знаю, как у Лёхи, а у меня от этого завывания буквально кровь в жилах застыла. Мы синхронно поднялись во весь рост — замедленно, как во сне, а потом резко развернулись. К нам шла с непередаваемо обаятельной и бесконечно жуткой широкой улыбкой женщина в бежевом фланелевом халате. Под глазом у неё темнел жёлто-синий застарелый фингал, а исцарапанные руки она тянула к нам.
— Солдаты-ы-ы-ы... Люблю солда-а-ат...
— Э...Эт-то она в к-к-а-аком смысле? — заикаясь, выдавил Лёха, невольно пятясь.
— Ну... нравимся мы ей... н-наверное... — попятился я вслед за Лёхой.
Вот, спрашивается, ну что нам может сделать старая (лет тридцати пяти!) больная женщина, а на нас прямо какая-то оторопь напала. И тут слева:
— А вот я щас заведующему про вас расскажу, а?! Ишь, непотребство какое развели, а?! Ух-х, щас расскажу! Вы чё эта тут, а?! — подкралась ещё какая-то тётка. Нормальная вроде. Ругается, что мы с больной общаемся. А нас инструктировали, чтобы мы избегали всяческих контактов с психами. — Вы, эта, смотрите у меня! Живо из партии вылетите! И — в тайгу, лес валить! Иш-шь ты-ы-ы... развели тут непотребство, а?! Щас, эта, буду в обком звонить, покладёте билетики-то партийные на стол, а?! И в тайгу-у-у-у!
— Солдаты-ы-ы-ы... Пограничники-и-и...
— Иш-шь ты-ы-ы... Развели, б..., непотребство, а?!
Мама дорогая! Вторая-то тоже, кажись, психическая! Мы с Лёхой затравленно заозирались, а вокруг — ни души. Мы специально выбрали себе делянку за углом, чтобы спокойно работать. С перекурами, с трёпом... А то остальные под руководством очень энергичного прапорщика трудятся. Да в комендантской роте вообще все страшно энергичные.
—Солдаты-ы-ы...
—Щас в обком! Ща-а-ассссс, б…!
—Пограничник-и-и...
—Иш-шь ты-ы-ы-и...
—Лёха, по-моему, надо рвать когти.
—Слышь, а чё мы очканули-то? Ну две тётки и что?
—Щас в обком!!! Ишь-шь ты-ы-и!!! — торжествующе взвыла вдруг на пределе восприятия звука «активистка» и ускорила шаги.
—Солдаты-ы-ы....
—Бежим, на хрен! — буквально взвизгнул Лёха, и мы, как два потревоженных тушканчика, скачками понеслись от всё более впадающих в экстаз тёток. Вылетая из-за угла, едва не сшибли плотного коренастого дядьку-санитара.
—О! Вы куда это, хлопцы? Не видали где-нито двух баб часом? Одна усих любит, с фингалом такая... пид глазом. А другая на усих стучит, падла... Та ще матом кроет, скаженна баба! А ране-то чуть не секретарём яким партийным робыла. Так шо, видали?
Мы молча и очень быстро закивали, как китайские болванчики. Дядька внимательно на нас посмотрел и констатировал факт:
—Та я вже розумию, шо таки заметили, га? Та не-э... Эти-то смирные... Добре, шо вы с Председателем не столкнулись! У-у-у… А ще этот у нас е! Муромець! Як пидбежит, подлюка, да як стебанёт по башке, чем ни попадя! Та спокойно, хлопцы. Эти-то пид замком у нас... — Тут дядька увидел «наших» тёток и заорал свирепо:
—А ну бегом до меня, лахудры нестроевые! Вы шо это тут хлопцев смущаете, га?!
Удивительно, но «нестроевые лахудры» смиренно затрусили к дядьке, молча и виновато поглядывая на него с робкими улыбками. Вот приблизились и... как будто нас с Лёхой вообще нет, не сводят с дядьки глаз.
—Ладно, девки, ходим до хаты, — неожиданно добродушно сказал санитар. — Какая ваша вина, болезные? А ото ж дежурной по этажу хвитиль вставить трэба!
Дядька неторопливо пошёл к входу в корпус, тётки мелко засеменили перед ним. Любительница «солдат-пограничников» вдруг оглянулась, вновь растянула губы в широчайшей улыбке и послала нам с Лёхой нелепый какой-то, очень замедленный воздушный поцелуй. Да ещё так вильнула задом, что...
Дядька это заметил:
—А ну не балуй, Касьянова! Ты ж бачишь: прошла любовь, собрали помидоры! — Собственный каламбур очень дядьке понравился, и он довольно засмеялся.
А мы с Банщиковым почти до конца сборов то и дело выскакивали друг на друга из-за угла с протянутыми руками и выли, как два придурка:
—Солдаты-ы-ы... Пограничники-и-и... Люблю пограничников!
Пока я не выскочил таким образом на начальника сборов. Мы вздрогнули одновременно. А через минуту он пошёл по своим делам, а я — готовиться к внеочередному наряду на гарнизонную кухню.
А вообще жалко их, которые в «жёлтых домах». Врагу не пожелаешь.