В замедленном паденье на диван, я простираю руку к Пустоте.
Уверенно хватаю теплый воздух, сгребаю в горсть, выдавливая косность пошлой скуки.
Безжалостно душу, сжимая пальцами кадык безнравственной весне.
Весне, что за окном прикинулась зимою и выгибает стан в стенании кошачьем, а хлопья перхоти небесной ей влажно выцеловывают круп.
Я рухну на диван, расслабив члены в неге.
Сплетусь, как змей, с мечтой пустой в клубок.
А бестий томных обнаженья виды, мне в рот облаткою протиснет друг мой, грустный Чёрт.
И стынет в топке сердца пепел обугленных воззваний к Богу, что писал я в параноиде ночи рукою изысканно изрезанной о дьявольскую ногу.
Сгнивших лет кувшинки, я скорбно подношу к отёчному лицу и тлена аромат вдыхаю, как амбрэ подмышек милой, труп которой нигде я почему-то не найду(хоть под рукою был, казалось, он совсем недавно.)
Чарующий дурман любви червём изрытой, мне мозг обертывает в опиумный дым.
И крики полоумных чаек, да серый ил прудов в сознание старательно зарытый, дробят видений сложных лики, и милосерден Бог Безумья к счастью-горю моему.
О, Лже-Офелия! Гадюка! Зачем ты утопилась?! Зачем же, злюка?!
Чтоб море отныне ненавидеть я стал из-за тебя?!
И гнусных водорослей смешную икебану любовно составлять на дне себя?!
О, эгоизма дочь, зачем вонзив себя в меня по горло, ты выбросилась в воду словно проржавевший от убийства нож?!
Не отсосёшь из лёгких кощунственный избыток влаги и теперь, увы, тем сердцем, что в ладонях моих билось, играют безразлично в подземный бадминтон прилежные кроты.
Я смеха конфетти и улыбок твоих шальные переливы надежно сберегу во тьме себя.
Развешу платья, что носила ты, в подвале памяти отгладив их красиво, чугунным утюгом тяжёлого ума.
Украшу ими дом пустой себе на диво, чтоб пьяно сквернословить мог от счастья-горя отлетевшего в занебесные края, и резать хлеб воспоминаний криво, запихивая его над шеей в призрак собственного рта.
В замедленном паденьи под диван я рушу напрочь карму таракана.
Любовь которого я в рандеву со смертью не-чай-но локтем превратил.
Прилип кишечный жир его к моим предплечьям - он, как Христос, увы, ушел из жизни рано.
Его немного удивленная подруга, чулки поправив пьяно, уходит прочь, клеймя презреньем этот жуткий мир.
Я ей во след, кричу: "Пардон, мадам! Я виноват, я пьян, но право дело: нечаянно я милого собою раздавил!"
"Оставьте! - отвечает она смело, - Он всё равно бы мне не заплатил!"
В замедленном паденьи на диван роняю душу я меж рёбер.
Выскальзывает сердце на пол, агонизируя, в пыли катается, как карп речной - в муке.
Я задыхаюсь без тебя, а жабры мои - в слизи, и перламутр чешуи уже слетает под кухаркиным ножом.
Но даже в масляных ожогах, предсмертно нежась на сковороде, я слышу шёпот:
- Всё иллюзорно: небытие, мечта, любовь и гениальность! Лишь только твой диван и ты - доподлинно реальны, мой сосед!
Так шепчет мне мой скорбный Чёрт, ухмылкой инфернальной оплавив узор обоев на стене в прихожей, но вижу, как с рогов его свисают стринги нимф, и расплываюсь я в ответ в улыбке злой, его забавной, хитрой роже.
Но выгляни в окно - над головой бескрыло парят крысы, а соколы, по подворотням инвалидно тело волоча, по грязи тащат надежд пустых корыта, в прокопченные лужи сонно окуная размышлизмы.
Везде - помойки летней аромат елейный, кругОм - со скидкой, надушенные черти, билеты предлагают в Ад.
Эй, твари! Где стоп-кран?! Остановите вертолёт, я выйду! Иль кровушкой залью я ваш бедлам!
В замедленном паденьи на диван я смутно ощущаю громыханье мысли и крутится бесплодных дум моих веретено.
Пусть мозг залит на четверть виски, я вижу сквозь туман реальности видение одно: крупный жемчуг слёз, густая медь волос распущенных и ясность лика прекрасной девы у гроба моего.
29.11.2011г
http://www.youtube.com/watch?v=GoXfJEXrOvQ&feature=related