10
В три часа ночи Семёна Базарова разбудил короткий позывной будильника наручных часов. Он сбросил ноги с дивана, прислушался к звукам в спящем доме и подошёл к окну, выходящему на сторожку. Там горел дежурный прожектор, освещающий пятак перед и за воротами. В окне будки охраны просматривался стол, на котором, положив стриженную голову на руки, крепко спал одетый в униформу Валентин. Всё было тихо.
Семён тенью скользнул в прихожую, нашёл в свете мобильника свои кроссовки, вернувшись к дивану, обулся и стал терпеливо ждать. Спать не хотелось. Вспомнился конец предыдущего дня, по-прежнему наполненный мало уместной в этом роскошном особняке говорильней – новый виток горячих споров за ужином, правда, обретших вполне доверительный тон. Всех подкупил, увлёк базаровский тезис о достоинстве и совести, как источнике свободы. Резко зауважавшая нежданного гостя семья Кирсановых, кроме, конечно, надменно кривившего губы депутата, не хотела оставить его в покое ни на минуту. Приставали с бесконечными вопросами о тактике пропагандистской работы, о структуре и численности организации, источниках финансирования и с прочих глупостях.
Больше всех горячился студент Аркадий. Восторженный юноша хотел скорее записаться в «новые нигилисты» и рвался в массы. Портретист, отчего-то, тоже расчувствовался, расфантазировался о гордом, свободном и дружном народе. Проговорился, что вырос в простой, работящей симбирской семье. Дед-рокер сбегал наверх и вернулся к столу весь в чёрной, клёпанной коже с бесчисленными ремнями, карманами, орлами , свастикой и в крагах. Стал вспоминать какие-то подробности про Заратустру и Сакко с Ванцетти, но неожиданно задремал.
Анфиса с мадам Одинцовой, чтобы не вызвать подозрений, от мужчин не отставали. Долго рассуждали о методах, которыми можно и нужно будить в людях совесть. Чтобы богатый устыдился своего неправедного богатства, как стыдится любой нормальный человек на крыльце супермаркета своих пакетов с деликатесами, оказавшись среди голодных детей. Чтобы он почувствовал, наконец, не превосходство, а подлость и низость своих бездуховных страстишек. И чтобы бедный не слишком уж гордился своей бедностью и не держал богатеев за людей третьего сорта, относился к их малопочтенному занятию по возможности снисходительно, без презрения.
Вспомнилось Базарову, как вся семейка дружно отправилась провожать его на ночлег. Как ругали Валентина со Стасом за неосторожность при пересадке с каталки на диван… Тьфу, пакость! Все кружком встали, как в цирке. Даже надменный депутат маячил неподалёку в дверях, и в его взгляде Базаров уловил, вместо прежней враждебности, смущённое удивление. Вячеслав Петрович ушёл последним, но охранника в холле, как в первую ночь, не посадил, услал во двор.
Мысли Семёна вернулись к настоящему, точнее, предстоящему, и нервы напряглись. Какое-то невнятное, но мощное чувство горячило мозг и заставляло сердце усиленно гнать кровь по жилам. Стараясь понять происходящее внутри, Базаров не узнавал себя. Никогда прежде он так не мандражировал, даже когда однажды глядел в чёрный, бездонный глаз бандитского ТТ. Что же случилось? Ведь всё прошло идеально, даже лучше, чем можно было ожидать. Проникновение состоялось. Бдительность хозяев усыплена, вплоть до готовности к дружбе и сотрудничеству. И охрана усыплена, уже в прямом смысле. Молодец, Анфиска, чисто сработала…
Да, это первая в его жизни экспроприация. Но она совершенно логично вытекала из идеи справедливости, бесспорной аксиомы приоритета всеобщего над частным. Она абсолютно соответствовала высшей морали: общее благо важнее интересов группы, тем более группы личностей ничтожных, беспросветно бессовестных. Откуда взялась эта сумятица чувств?
Отчего же так гадко, унизительно на душе, словно туда плюнули? Откуда, вместо удовольствия от ювелирно выполненной работы, этот тупой баттхерт*? Что там за мерзость ворочается под диафрагмой?.. Может, где-то в теории сбой? Исключено. Столько раз всё обдумано, обсосано до последней косточки. Дело, которому отдал себя – возрождение гордого народа, холливар* этой сраной власти – дело праведное. Здесь сомнений нет. Как нет сомнения, что, раз дело требует затрат, требует этого презренного бобла, то добыть его у гнусного жулья, обокравшего собственный народ – вещь святая. В высшей степени справедливая.
Да, если потребуется, то и стереть этих паразитов было бы вполне справедливо, удалить из жизни без всякой жалости. Это же логика, разум, дважды два! Если с десяток наглых и бессовестных трутней обманули целую многомиллионную пчелиную семью, захватив себе весь мёд и обмазав дерьмом родное гнездо, опутали, разложили рабочих пчёл, а их личинки довёли до вымирания, да ещё кичатся этим, что требует справедливость? Нет, выше: закон выживания? Вариант один: отобрать всё назад и вышвырнуть мироедов из улья.
Впрочем, про пчёл – это зря: у них такой урод появиться просто не может. Они – народец сплочённый… и не свободный. Не ведают выбора. Мамка за них думает... Нет, не надо нам ни ульев, ни муравейников. У людей всё наоборот: чем свободней каждый член, тем меньше шансов вылупиться упырю … Но пока существует болото, пиявок будет в избытке. Они будут жиреть, сосать и гадить, пока не изведут всю болотную живность… Так, как же не отнять у пиявок немного силы, впустив струю свежей воды…
Недюжинная воля Семёна Базарова подействовала и на собственную рефлексию. Он успокоился. Разум победил то тёмное, бессмысленное, что вдруг всколыхнулось внутри. Очень кстати на лестнице послышались шелестящие лёгкие шаги. Белая, пушистая, длинноногая кошечка скользнула в кабинет, прижалась к Семёну всем телом, упругой грудью и твёрдым лобком, попыталась поймать его губы, но Базаров решительно остановил горячий шквал:
– Потом, котёнок. Сперва дело. Ключи достала? – Анфиса обиженно надула, и так пухлые, губки, но сдержалась, торжествующе позвенела связкой ключей, которую только что ловко увела из хозяйской спальни. Это были ключи от секретной комнаты и сейфа. Базаров восхитился: – Ну, ты просто няшка! А шифр так и не узнала? – Просветлевшая было лицом девушка опять надулась. – Ну, ладно, ладно. Ты у меня самая бесстрашная и кавайная киса на всю японию. Иди, отключай сигнализацию. Затем помаши в заднюю дверь сотовым, как договаривались, и – бегом в постель. Береги себя, а то никакого анимэ не будет.
Отчаянная Анфиса все задания выполнила быстро и безупречно: зажгла кнопкой экран мобильника, нырнула, светя себе под ноги, под лестницу, где пощёлкала нужными тумблерами, затем открыла дверь в сад и трижды описала телефоном круги в сторону соседской калитки. Над забором Одинцовых сверкнул ответный сигнал. Девушка по-кошачьи бесшумно вернулась в кабинет, снова на миг прильнув к Базарову, ковыряющемуся с замком потайной, замаскированной под панно, двери, и взлетела на второй этаж.
Спустя минуту в кабинет, стараясь не топать, вошли двое в чёрных тренировочных костюмах с тяжёлыми баулами. Базаров уже открыл дверь крохотной потайной комнаты и сунул другой, очень хитроумный, ключ в дверцу вмурованного в стену сейфа. Поворачивать ключ не стал – оставил это специалистам.
И спецы не подвели: на подбор кода с помощью какой-то замысловатой электроники им потребовалось не более четверти часа. Тяжёлая дверца открылась. В свете фонарика Базаров успел увидеть внутри чёрной ниши стопки зеленовато-коричневых купюр в банковских упаковках, бок красного ларца с золотыми клёпками, но неожиданная резкая боль в затылке погасила окружающий мир…
______________________________________________________
из языка олбанских юзеров:
*Butthurt - (буквально) жопная боль
*Hollywar - (буквально) священная война
гл.11 http://www.proza.ru/2011/12/01/90