Я скажу несколько слов о своем спецкурсе («История атеизма») и вообще о замысле. Почему я считаю этот курс нужным для катехизаторов? Дело в том, что 22 года назад (лекция была прочитана в сентябре 2010 года), когда мы праздновали 1000-летие крещения Руси, была некая эйфория, священники говорили, что у них каждое воскресенье крестится по 100 человек, и было ощущение, что нация повернулась к Богу. Тогда еще был жив о. Александр Мень. А затем произошло убийство о. Александра Меня, потом были какие-то скандалы, авторитет Церкви стал падать, и уже не 100 человек в неделю крестилось у батюшки, а, дай Бог, 1-2, люди занялись бизнесом, произошел дефолт – один, потом другой – и уже было как-то не до Церкви. За это время выросло новое поколение, которое было совершенно не готово воспринять христианские идеи: молодежь повернулась в сторону Запада; западная музыка, западные фильмы – а тут еще произошла информационная революция, появились компьютеры. И, в общем, молодежь мы потеряли. Не знаю, как это конкретно произошло, но Церковь не смогла транслировать свое послание, свои идеи молодому поколению. Но всё-таки перестройка имела и свои плюсы, безусловно. До перестройки я работал в Библиотеке по естественным наукам, систематизировал литературу по физике. Это продолжалось до 1988 года, и я даже не мечтал тогда обратиться к студентам с какими бы то ни было лекциями. Тогда не было принято, чтобы философию преподавали люди беспартийные. Но на волне перестройки всё оказалось возможным. В 1990 году я стал преподавать в Московском физико-техническом институте, сначала на кафедре истории культуры, потом на кафедре философии – и это продолжается уже 20 лет. И 20 лет я наблюдаю за молодыми людьми. По глазам, по репликам, общаясь с ними по Интернету, я старался понять, что происходит в душах этих молодых людей – студентов и аспирантов.
Сначала мне казалось так странно, что есть неверующие. Ведь это же так хорошо – верить. Но потом я заметил, что, оказывается, не всё так просто. У меня на потоке в среднем 75-80 человек – и едва ли 1-2 человека верующие. Сначала верующих было чуть больше, а сейчас, пожалуй, до нуля дошло. И главное, что студентов не интересует эта тема. Разговоры о религии вызывают какое-то напряжение. И вот спрашиваешь себя, почему атеизм оказался столь естественным состоянием для молодежи? Я понимаю тех людей, которые не могли попасть в Церковь, потому что церкви были закрыты. Но сейчас церкви открыты. Вот я иду с 19-летней студенткой мимо церкви, и она не хочет туда зайти, и на лице у нее напряжение и страх. И я понимаю причину этого страха: войти – это значит измениться. Т.е. для них это какое-то эмоциональное потрясение, которое они не хотят испытать, по крайней мере, сейчас. Потом, может быть, когда выйдут на пенсию... Короче, «я подумаю об этом завтра».
Я должен сказать, что я имею дело с молодежью, и со специальной частью молодежи. Молодежь бывает разная. Может быть, в гуманитарных вузах другая обстановка. Я не хочу драматизировать ситуацию. Я ведь преподаю в Физтехе. Там такая ситуация (которую я только что описал). Когда я преподавал (по совместительству) в Консерватории (вел там гуманитарный курс «Христианство и философия» с 1994 по 2004), там, конечно, много было верующих и среди пианистов, и среди струнников, и даже среди духовиков. По крайней мере, интерес был. Некоторые студенты спрашивали, что такое «Magnificat» (потому что им никто не мог объяснить, что это такое: сейчас такой проблемы нет, потому что есть Википедия). Это было довольно давно, сейчас остался только Физтех, больше я нигде не преподаю (лекция отражает мое положение на сентябрь 2010). И я зациклился немного на этой теме атеизма, потому что я вижу, что это естественное состояние очень многих молодых людей. Причем упертое: «Не надо мне про вашу религию, слышали уже... видели... не надо. Всё это чушь собачья». Ссылаются при этом на Ландау, который, кажется, не отличался религиозностью, и на Виталия Лазаревича Гинзбурга. Т.е. физики оказались очень упертыми атеистами. Атеизм сделался своеобразной идеологией. Поэтому я решил посвятить свой спецкурс истории этой идеологии, выяснить, когда вообще появилось безбожие: ведь не с Виталия Лазаревича Гинзбурга оно началось. Оно, конечно, было уже в XVIII веке (Дидро и пр.), но я решил взять предельный случай. Т.е. я хочу добраться до истоков. Я не беру сейчас Адама и Еву, Каина и Авеля, но я взял Платона и его сочинение, которое называется «Законы».
Сначала я скажу несколько слов о диалогах Платона в целом. Платон, как вы знаете, ученик Сократа, и в большинстве диалогов Платона главным действующим лицом является Сократ, как, например, в диалоге «Государство», где приводится проект идеальной республики, в которой есть три «касты»: земледельцы, стражники и философы. Почему три касты? Потому что у человека есть голова, грудь и живот, т.е. человек делится на три части и общество делится на три части: голова – это философы, грудь (сердце) – стражники, живот (чрево) – земледельцы. Или еще один вариант: разум, воля, эмоции. Разумные люди (философы), волевые люди (стражники) и эмоциональные люди (земледельцы). Эмоциональные – самые низшие, потому что ими управляет живот (чрево), они вожделеют, т.е. не могут справиться со своими инстинктами. А раз не можешь сам справиться, должен быть под началом человека разумного. Соответственно, диктатура разума. Диктатура философов. Стражники – у них тоже не хватает интеллекта, но зато у них избыток мужества. Их надо направить. Т.е. им надо указать врага, указать цель, и они пойдут воевать. А цель им укажут философы. Вы скажете: ведь это страшно. И за это Карл Поппер ругал Платона в книге «Открытое общество и его враги». Можно ли вообще всерьез говорить о Платоне после Поппера? Поппер считает, что Платон – отец тоталитаризма. Почему? Потому что у Платона государством управляют философы, а стражники и земледельцы беспрекословно им подчиняются. Интересно, что у Платона кастовая система не принимает такую форму, как в Индии. У Платона сын земледельца может иметь «душу философа». Надо только этого ребенка распознать и воспитать из него философа. При этом сама схема воспитания у Платона жестко регламентирована. Даже музыка должна звучать не какая-нибудь, а та, которая влияет в нужном направлении. Что это нам напоминает? Наши 1930-е годы: «Нам песня строить и жить помогает». Сейчас мы это воспринимаем с иронией, но тогда... Платон говорил: признак культуры – это умение водить хороводы и петь. Но водить хороводы надо не с кем угодно, а с теми, с кем положено, т.е. с друзьями и единомышленниками. Взявшись за руки, как корейцы на мессе. Но не протягивать руку Ким Чен Иру (когда читалась эта лекция, он еще был жив). И петь надо нужные песни, правильного содержания и с пристойными мелодиями. И, можно сказать, что всё это внешне похоже на тоталитаризм. И поэтому Поппер не так прост: его критика небезосновательна. Хотя Поппер – агностик. Т.е. Поппера тоже можно вписать в историю атеизма.
Итак, мы рассказали о диалоге «Государство». А теперь перейдем к «Законам». «Законы», о которых я и собирался сегодня говорить, это как бы продолжение «Государства». Т.е. рассматривается та же модель идеальной республики, но только речь идет о том, какие законы будут действовать в этой идеальной республике. Как эта республика будет устроена? Т.е. здесь речь будет идти о политической технике или, если можно так выразиться, о «политтехнологии». Т.е. речь пойдет о конкретных рецептах управления этим идеальным государством. Вот, например, вопрос: как быть с инакомыслящими? Вот заведется какой-нибудь «Вовочка» из анекдота... И для таких инакомыслящих (упорных) предусмотрена тюрьма, которая называется «софронистерий» (дословно «вразумилище»), т.е. место, где «вправляют мозги». Сочинение «Законы», кстати, тоже построено в форме диалога, только Сократа уже нет среди участников. Приезжают на о. Крит афинянин и спартанец, и местный житель (критянин) объясняет им, как устроено их критское общество, а затем афинянин начинает излагать проект законов идеального государства. Диалог «Законы» состоит из 12 книг (частей), и 10 книга посвящена законам о религии.
Мы продвигаемся, как Карл Линней. Сначала философия, потом Платон, потом диалоги Платона, потом «Законы» и, наконец, 10 книга «Законов». И это уже «горячо», почти об атеизме. Потому что из 10 книги «Законов» мы узнаём, что атеизм во времена Платона уже существовал, причем в развитом виде, почти как у Виталия Лазаревича Гинзбурга. Хотя прошло почти две с половиной тысячи лет, но ничего существенного не прибавилось. Основные тезисы атеизма были те же самые. Атеизм, пишет Платон, бывает трех видов. Первый вид атеизма: человек вообще не верит в то, что есть боги. Не верит в существование богов. Вообще не верит. Нет богов – и всё! Позиция практически неуязвимая. Наука начинается с сомнения, с декартовского сомнения. И какие бы аргументы мы ни приводили, они натолкнутся на этот скептицизм, как на каменную стену. Единственное, что можно заметить по поводу этой позиции – не получается ли так, что человек, занявший такую позицию, зашоривает своё восприятие мира? По Фрейду происходит бессознательное «затеривание» вещей, с которыми связаны какие-то травмирующие воспоминания. Может быть, и у атеистов происходит аналогичное «затеривание» Бога. В самой этой скептической позиции, в том, что человек ее сознательно выбрал, быть может, уже наличествует какой-то бессознательный психологический подтекст. Человек может «заматереть» в своем атеизме, «закальцинироваться», как туберкулезный очаг после правильного лечения. Но если человек «закальцинировался», он уже неспособен воспринимать какие-либо суждения, которые идут вразрез с избранной им позицией. Разумеется, всё это может случиться и с верующим.
Tаков первый вид атеистов. Люди, которые отрицают существование богов и вообще всего сверхъестественного. Но есть и другой вид атеистов. Они допускают, что боги есть, но считают, что боги о людях не заботятся. Эту позицию занял впоследствии эпикуровский атеизм (любопытно, что «эпикурейцы» существовали задолго до самого Эпикура!). Вот позиция самого Эпикура, но чтобы ее понять, надо вспомнить, как греки определяли богов. Описание богов мы находим еще у Гомера. Главные эпитеты для богов у Гомера – «блаженные» и «бессмертные». А люди, согласно Гомеру, смертны и несчастны – и этим отличаются от богов. Люди подвержены всяческим бедствиям, а потому часто плачут. А боги не могут плакать, они могут только смеяться (отсюда «гомерический хохот»). Конец первой книги «Илиады»: Гермес на Олимпе приносит богам чашу с нектаром, они пьют, и радуются, и смеются. Но если боги будут заботиться о людях, то они утратят это состояние блаженства. Почему? Потому что если люди будут обременять богов своими проблемами, от блаженства богов не останется и следа. Они погрузятся в проблемы людей, начнут им сострадать. И их блаженство закончится. Позднее, впрочем, у греков появляется идея страдающего бога (Дионис): бог страдает вместе с людьми и гибнет вместе с ними. Но если мы отвергаем идею божественного страдания, то мы вынуждены признать, что боги не заботятся о людях. Люди сами по себе, и боги сами по себе. Таково мнение Эпикура: боги существуют, но не заботятся о людях, поэтому бесполезно обращаться к ним с мольбами. И, как мы видим из «Законов» Платона, эта позиция была четко сформулирована задолго до Эпикура.
И последний, третий вариант неправильного мнения о богах: богов можно удовлетворить или ублажить жертвами и мольбами, так что они закроют глаза на любое преступление. Это, согласно Платону, тоже разновидность безбожия. К чему ведет такое неправильное мнение о богах? Человек живет, как он хочет, а не как Бог хочет, но надеется, что ему всё это простится. Есть какие-то техники – магические или какие-то еще – с помощью которых можно как-то это дело уладить. Договориться с Богом. Проще всего – за деньги. Боги любят жертвы, возлияния и прочее. Это всё можно устроить, если есть деньги.
Так что Платон перечислил три вида неправильного мнения о богах, три вида безбожия, три вида преступлений против религии. За эти преступления надо строго наказывать. И далее в 10 книге «Законов» Платон подробно описывает, как именно будут караться преступления против религии. За это Поппер и назвал Платона «отцом тоталитаризма». А как относились к книге Платона «Законы» в Советском Союзе? Как это ни парадоксально, «Законы» Платона были напечатаны в 1972 году (до этого они выходили в конце 1920-х годов) тиражом 35 000 экземпляров. Не отдельной книгой, а в составе трехтомника Платона (который фактически являлся четырехтомником, так как третий том вышел в двух книгах). Редактором был Алексей Федорович Лосев. Он, как говорится, «пробил» это издание в «застойный» брежневский период. В предисловии к «Законам» Лосев написал, что это замечательное произведение, к сожалению, недооцененное, что в нем Платон как бы подытоживает все свои мысли. Вышли «Законы» – и никакой дискуссии! Ни за, ни против. Никаких волн, ни даже маленьких барашков. Хотя на самом деле в этом произведении заложена бомба, которая может в любой момент взорваться.
Попперу, конечно, не надо было дожидаться, пока «Законы» Платона издадут в Советском Союзе: на английский язык весь корпус сочинений Платона был уже давно переведен и неоднократно издавался. Я не могу себе представить ни одного университета в Англии (во времена Поппера), где бы не изучали Платона, причем как следует. И Поппер понимал, что пока он не тронет Платона, эту «священную корову» философов, он не сможет идти дальше. А почему нельзя было в Англии трогать Платона? Почему до Поппера никто не решался? Ницше решился, но это было в Германии. А в Англии: Платон – ученик Сократа, а Сократ – мученик, презренная чернь приговорила его к смерти, он мужественно выпил чашу с ядом... Ну как может такой человек быть плохим? И ученик такого человека не может быть плохим. Поппер же выдвинул против Платона страшное обвинение: обвинение в фашизме. Понимаете, что значит в наши дни обвинение в фашизме? Конечно, Платон не мог ответить... Но если такое обвинение выдвинуть против живого человека, то оно может иметь очень страшные последствия. Английское общество, впрочем, не восприняло чересчур серьезно обвинения, выдвинутые Поппером в адрес Платона. Платона продолжают изучать в университетах, его сочинения по-прежнему издаются и комментируются. Но в масштабах всего мира уже проявилась раскладка сил.
Поппер и Лосев. Давайте сравним этих двух мыслителей. Лосев – ученик о. Павла Флоренского, верующий, православный, тайный монах, издал в 1930 году за свои деньги (тогда еще можно было) книгу «Диалектика мифа», за что подвергся нападкам на XVI съезде ВКП (б), арестован, осужден и отправлен на строительство Беломоро-Балтийского канала. И жена его тоже была арестована и тоже отправлена в лагерь. Не знаю, кто выхлопотал его освобождение в 1933 году: его вернули в Москву, и жену его вернули в Москву: они жили вместе на Арбате (где теперь музей «Дом Лосева») до смерти жены в 1954 году. После войны с ними жила ученица Лосева, которая помогала им (и в научной деятельности, и по хозяйству) – Аза Алибековна Тахо-Годи. Аза Алибековна еще жива, но уже на пенсии, а в свое время преподавала в МГУ древнегреческий язык (среди ее студентов был С.С. Аверинцев). Лосев умер в 1988 году. Он сумел издать не только Платона, но и Владимира Соловьева (в 2 томах). Но это было уже последнее свершение Лосева, его лебединая песнь. Он давно пробивал это издание (еще при Андропове), но его всё время тормозили. В конце концов пробил и умер. Вот судьба Лосева.
И Поппер. Конечно, не монах. Поппер, опасаясь преследований со стороны нацистов, уехал из Австрии в 1937 году в Новую Зеландию, чтобы преподавать там философию. Всю войну Поппер провел в Новой Зеландии. Видя, что творится в Европе, эти ужасы гитлеризма и сталинизма, Поппер написал книгу «Открытое общество и его враги» (книга вышла в 1945 году). Поппер в предисловии к этой книге пишет, что он нарочно не упоминает в ней имен Гитлера и Сталина. Потому что Поппер считает, что не они одни ответственны: истоки тоталитаризма находятся глубже. И начинает книгу с критики Платона.
Но и истоки критики Платона также находятся глубже. Не будем забывать, что уже Ленин говорил, что философия Платона – это чистейшей воды идеализм. Согласно Ленину, есть две линии в развитии философии: линия Платона (идеалистическая) и линия Демокрита (материалистическая). И понятно, на чьей стороне был Ленин. Жданов, идеологический рупор Сталина, сформулировал следующее определение истории философии: «Научная история философии является историей зарождения, возникновения и развития научного материалистического мировоззрения и его законов. Поскольку материализм вырос и развился в борьбе с идеалистическими течениями, история философии есть также история борьбы материализма с идеализмом». Т.е. история философии представляет собой арену борьбы «линии Платона» с «линией Демокрита». Поэтому об издании сочинений Платона при Сталине не могло быть и речи. Но в брежневскую эпоху считалось, что Жданов уже устарел (хотя одна из станций метро в Москве по-прежнему называлась «Ждановская»), и решили всё-таки издать Платона. Может быть, это было чудо. Как это можно себе представить: в Советском Союзе издается огромным тиражом трехтомник (фактически четырехтомник) Платона и в нем «Законы» – полемический текст, где открыто критикуется материализм и атеизм?
Вернемся еще раз к сопоставлению Лосева и Поппера. Лосев, оказавшись на строительстве Беломоро-Балтийского канала, познав жизнь заключенных, увидев зло во всей его неприкрытой жестокости (именно увидев, а не услышав, здесь разница: Поппер услышал, а Лосев увидел!), понял, что человечество, утратив христианские ценности, зашло в тупик. А Поппер в философии Платона, на которой во многом основывалось христианское мировоззрение, усмотрел истоки тоталитаризма.
Понять можно и того и другого. Поппер – еврей, он связан с судьбой своего народа. Судьба трагическая: при Гитлере погибли мучительной смертью миллионы людей, причем евреи гибли только за то, что они евреи. И вот Поппер увидел в «Законах» Платона то, что ему напомнило Гитлера – главного виновника еврейской трагедии. Что именно в «Законах» Платона напомнило Попперу о Гитлере? Попытка выстроить людей, заключить их в жесткие рамки дисциплины, чтобы они пели те песни, которые надо, водили хороводы с кем надо, и чтобы все они слепо подчинялись своим вождям. Т.е. казарменный тип общества. Как у нас говорили в Перестройку: «казарменный социализм». Конечно, в 1970-е никаких казарм уже не было. При Сталине были казармы. Сталину удалось создать что-то похожее на утопию Платона.
Ну и, наконец, религия. Тут очень тонкой момент. Поппер – агностик, и он считает, что право быть агностиком и при этом преподавать, и печататься, и владеть умами, вообще, право атеиста или агностика громко заявить о себе: «Я агностик, и извольте любить меня таким, какой я есть», – это право есть драгоценное завоевание европейской цивилизации. В идеальном государстве Платона такая ситуация невозможна. Платон считает, что если человек не верит в существование богов, то такого человека нужно перевоспитывать. Нельзя таких людей (неверующих) оставлять при их заблуждениях. И Поппер воспринял это как личную угрозу. Обладая богатым воображением, он представил себе, что попал в это идеальное государство, и подумал, где он там окажется. И с ужасом понял, что окажется в тюрьме. И тогда Поппер сказал: «Всё, хватит обращаться с Платоном как со священной коровой. Давайте выведем его на чистую воду и скажем, кто он есть на самом деле». Иными словами, Поппер предложил «ударить, и крепко ударить по платоновщине». Почему? Потому что если платоны придут к власти, то попперы окажутся в тюрьме. Платон – идеологический враг Поппера. Конечно, Платона критиковал не только Поппер. Его критиковал и Ницше, и Ленин, и Жданов – многие его критиковали. Но Поппер интересен тем, что он отражает мышление большинства современных западных интеллигетов. Если Сартр – это левый фланг интеллигенции, то Поппер и Исайя Берлин – это люди, представляющие «средний класс». В отличие от Сартра, они не «леваки» и не предлагают рушить устои буржуазного общества (вспомним, что Поппер преподавал в Лондонской школе экономики). Не будем забывать также, что за политическим либерализмом идет экономический либерализм. У Платона ведь и экономика служит интересам государства. В «идеальном государстве» нет частной собственности и частного предпринимательства. Если бы Платон увидел игру на бирже, он бы, конечно, пришел в ужас. Но сейчас я говорю не об экономике, а о религии, об отношении к Богу. И я вижу, что в античном обществе был атеизм и были проекты борьбы с ним. Уже в IV веке до н.э. И на самом деле ни атеисты не придумали ничего нового, ни средневековые инквизиторы не придумали ничего нового. У Платона всё уже было: и тюрьмы, и ночные трибуналы.
Лосев издал «Законы» и сопроводил это издание краткой статьей. Статья эта в целом апологетическая. Смысл статьи Лосева в том, что «Законы» – это очень важное произведение Платона, но, к сожалению, оно мало изучено, историки философии уделяют ему недостаточно внимания. Принято считать, что это произведение стареющего Платона, что у Платона уже не всё в порядке было с умственными способностями, когда он его писал – но всё это неправильно (с точки зрения Лосева). Лосев пишет, что существует множество примеров того, как люди в старости создают великие произведения литературы, искусства, музыки и т.д. Поэтому не надо здесь рубить с плеча, и, может быть, «Законы» Платона – это очень хорошее произведение. Короче, так расхвалил Лосев «Законы» Платона, что хочется открыть и читать. Можно ли сказать после этого, что Лосев рекомендует произведение, в котором высказываются фашистские идеи? Его, кстати, упрекали в чем-то подобном в 1930 году (в «черносотенстве» и т.п.), за что он и сел. Возьмем православие, которое исповедовал Лосев. Оно иерархично, особенно монашество. Там тоже царит дисциплина, как и в идеальном государстве Платона. Монастырь – это и есть «идеальное государство» в миниатюре. То, что сегодня называют деспотическим, авторитарным, патерналистским обществом. Много есть для этого разных слов. Когда человек чувствует себя, с одной стороны, психологически защищенным, потому что он знает, что «товарищ Сталин думает по ночам, не спит», а, с другой стороны, не имеет никакой свободы – как ребенок, за которого всё решают взрослые. Таким ребенком оказывается человек в «идеальном государстве» Платона. Но вот другая крайность – «открытое общество» Поппера, где человек может реализовать любые жизненные проекты, но есть риск анархии, хаоса. Наркотики, рок-концерты, гей-парады – всё это тоже следствия «открытого общества». Что вы хотите? Концлагеря и тюрьмы для инакомыслящих – или водить хороводы с геями? Т.е. нам предлагают два варианта. Аверинцев сказал по этому поводу следующее: когда дьявол предлагает тебе выбрать одно из двух: или-или – спроси его, нет ли у него чего-нибудь получше.
Обычно люди покупаются на попперовскую критику тоталитаризма и говорят: Платон – предтеча фашизма, мы его читать не будем. Платон неинтеллигентный, неумный и просто непомерно раздут историками философии. Но есть и второй вариант: увидеть в Платоне хорошее. Ведь Платон говорит, что целью всякого государства является благо населяющих его граждан. Государство создается для того, чтобы дать возможность человеку быть добрым. Но тогда зло должно быть наказано. Если человек не будет видеть примеры наказания зла и поощрения добра, он добрым не станет.
Таковы первая страница истории атеизма. Атеизм четко сформулирован как позиция и подвергнут критике уже в IV веке до н.э. Платон предложил средство борьбы с атеизмом. И он считает, что никаких других средств нет, что все разговоры, дискуссии ни к чему хорошему не приводят. Общество должно быть так организовано, чтобы атеизм не имел никаких шансов. Таково мнение Платона. И, конечно, сейчас, если мы выступим с теми же тезисами, с которыми в свое время выступил Платон, нам будет очень плохо. Студенты нас не поймут. Но легкий вариант – идти за Поппером – тоже, как мне кажется, неудовлетворительное решение. «Сбросить Платона с корабля современности» – это мы уже проходили. Поппер ведь у нас не жил и не знает, как у нас ругали идеализм. После того, что у нас было, начинаешь жалеть идеализм, и не хочется подпевать Попперу и водить с ним хороводы. И тогда возникает вопрос: а, может быть, есть какой-то третий путь? Я лично третьего пути не нашел, кроме как понять ту и другую позицию и созерцать их. Я вам предлагаю созерцать и увидеть основное противоречие нашей эпохи – противоречие между Лосевым и Поппером. Это два диаметрально противоположных подхода к культуре. Я предлагаю вам выслушать две точки зрения и понять, как непрост оказывается выбор.