Я хронический эгоцентрик. Я воспринимаю мир посредством анализа собственных переживаний. На окружающих смотрю с любопытством, они на меня тоже – словно я редкостный зверь неизвестной породы. Однако, так было не всегда, ведь любая хроническая болезнь начинается с острого периода. Острый период моего эгоцентризма пришёлся на школьный период, когда меня вообще никто не интересовал, кроме того уникального человека, чьи переживания и стали предметом моего ежедневного изучения.
И вот, обратившись в прошлое, я стараюсь вспомнить что-то о своём детстве, об одноклассниках. Но отступившее в прошлое равнодушие к внешнему миру и склероз сделали своё дело. Я понимаю, что не помню почти ничего. Один-два коротеньких эпизода, касающихся того или иного человека – и это почти всё, присутствует только общий портрет, манера держаться, характерные ужимки. А где всё остальное? Словно его и не было… А ведь со многими из этих ребят я проучилась десять лет кряду.
Всё началось год назад, когда мне сообщили, что умер Валера Волков. Помолившись за упокой души, я подумала, что надо вспомнить про Валеру что-то хорошее. Но после долгих мучений, налаживания порвавшихся связей между нейронами мозга я вспомнила только один эпизод. Первый класс. У нас проводятся ежемесячные праздники – отмечаются дни рождения тех, кто родился в текущий месяц. И вот как раз такой праздник. Детвора толпится вокруг. Ко мне подходит Валера и зачем-то с самодовольным видом плюёт мне в правый глаз. И я начинаю к нему после этого эпизода относиться как к бескультурному верблюду, и совсем не уверена, что за все десять лет мы сказали друг другу хоть слово. Не хотелось. После школы как-то раз пообщались, а тогда – нет.
Меня несколько удручило, что я не могу вспомнить ничего хорошего про Валеру, хотя мальчик он был неплохой. И я стала пытаться вспомнить что-то про других одноклассников. И оказалось, что дело обстоит совсем плохо - что я не только эгоцентрик, но ещё и злопамятный эгоцентрик. Потому что в памяти моей по большей части осталось либо то, как меня обидели, либо то, как человек повёл себя в той или иной ситуации глупо или нелепо, либо он оказался крут, очень крут, и я этому остро позавидовала и запомнила на всю жизнь. Меня это характеризует, конечно, ужасно. Но из песни слов не выкинешь. И вот…
Аня Яковлева. Первый класс. Пятёрки и двойки ещё не ставят. Но учительница решает мотивировать учеников и обещает каждому, кто отлично сделает работу, наклеить на обложку тетрадки звёздочку. Первую звёздочку – за хороший почерк – получила Аня. А я всегда писала коряво, и как же мне обидно стало, ведь русский язык я знала лучше всех! Навечно оскорбление в анналы! Пятый класс. Мы пишем сочинение на тему, кто кем хочет стать, и оказывается, Аня хочет стать стюардессой. Шок! Почему не пилотом?
Халит Абдулкадеров. Мальчик-татарин. Его фамилия на протяжении первого класса менялась несколько раз. Сначала Абдукадыров, потом Абдулкадыров, и только после этого родители останавливаются на третьем, окончательном варианте. Халита я, не знаю почему, поцеловала в первом классе в щёку, после чего мальчишки вокруг заржали. Начался урок, я спряталась от стыда под парту и полурока делала вид, что что-то там ищу. Ещё была ревность к фамилии. Мне нравилось быть первой, но как ни крути, Халит в журнале оказывался всегда впереди. Впоследствии оказалось, что это очень удобно – если кто-то из учителей вызывал Абдулкадерова, нужно было ухо держать востро. Возможно, начинался опрос по алфавиту.
Коля Рота – цыган. Из осёдлых. Коля был старше всех на три года, так как пошёл в школу в 10 лет. Физкультурнику нравилось шутить над его фамилией: «Рота, равняйсь!» Не знаю, был ли Коля его любимчиком, хотя точно должен был им стать. Гибкий, сильный, на городской «Зарнице» он подтянулся больше ста пятидесяти раз, оставив всех далеко позади. Но комиссии он не понравился, и они не зачли ему это упражнение, так как он выполнял его спиной к судьям. Тогда Коля повернулся к ним лицом и подтянулся ещё около ста раз. Однажды я была у него дома. Мама моя, классная руководительница, обходила учеников со сложным семейным положением. Помню, удивило, что брата Коли звали тоже Колей. И ещё помню, как его отец добродушно уговаривал мою маму выпить с ним пива.
Саша Беляев – помню только, как стоит в углу, весь опущенный, с оттопыренными ушами. За что стоит – не помню. И ничего другого о нём больше тоже, увы, не помню.
Света Иванова – с детства любила лошадей. Любила – не то слово. Она была одержима ими. Рисовала их на всех подряд уроках, и получалось у неё это мастерски. Однажды и меня она научила рисовать лошадь. Поэтому кроме детсадовских домика и ручки-ножки-огуречика, я умею ещё изображать лошадь. Может быть, строгий критик скажет, что она больше похожа на корову, но в любом случае по моим рисункам ясно, что это парнокопытное, а не кролик или птица, которых меня рисовать никто не научил. В четвёртом классе Света Иванова поехала в Павловск, чтобы поступить в бюджетную конную спортивную секцию. Однако, место было одно. И туда взяли сельскую девочку, которая смогла вспрыгнуть на ходу на идущую рысцой лошадь. Света целый год жёстко тренировалась, сидела на страшной диете, голодала в столовой во время обязательных обедов и завтраков, но на следующий год она поступила в конную секцию. Через пару лет после школы мы встретились в бане – оказалось, она устроилась на работу жокеем.
Катя Нечаева – щупленькая, худенькая, но при этом очень выносливая девочка. Во время безумно тяжёлого похода на Лемболовские высоты она полдороги тащила на себе изнемогшую от усталости Оську.
Таня Иванова – мы просидели все десять лет за одной партой, но я помню только, как её выбрали в четвёртом классе звеньевой. Единогласно. А мне было очень-очень завидно. Ещё бы – она и тогда была одной из двух самых добрых девочек в классе. Нет, ещё помню, как на экзамене по химии она сидит страшно красная, так как вытащила единственный билет, который не знала. Наша учительница по физике подходила к каждому, кто впадал в ступор, и подсказывала – спасла Танюху. Кстати, после школы лет через десять мы встретились и очень даже подружились. И дружим до сих пор.
Гера Густышкин и Саша Радкевич – помню, как они дразнят Оську «Котофеичем», задирают, толкают, дёргают за косички, а она в отместку царапается. Оба они пришли на Оськины похороны в восьмом классе, а у меня духу не хватило.
Лена Лыжина – круглая дура и дылда. Однажды грязно обозвала мою маму, и мы зверски подрались в Каменном коридоре школы, в тёмном закутке у кабинета пения. Била я её изо всех сил, и волосы рвала, но она была сильнее и свернула мне шею. Весь класс наблюдал, и никто не вмешался. Правда, через много лет после школы мне сказали, что все болели за меня.
Была и другая драка. С Серёжкой Булановым. В 4-ом классе. Надя Барулина дала мне рукописный журнал с чем-то вроде комиксов, в чём я разбираться не стала, а положила в свой портфель. Дома мама этот журнал увидела и спросила, чей он. Я сказала, что Надин, понятия не имея, что там такое. Впрочем, я и сейчас не знаю, что там такое было, но догадываюсь. Наде очень попало дома, а Серёжка полез ко мне драться – типо заступился. Помню, что он пытался прижать меня к полу, а я не давалась, и от него страшно разило табаком. Он вообще курил с первого класса и умер от лейкемии в 16 лет. Мама его работала в нашей столовке. Он получал, как все, бесплатное молоко, но не выпивал, а уносил домой. И хлеб тоже. А у Нади Барулиной висел на груди крестик, это я тоже помню. Это меня удивило.
Катя Фёдорова. Нет более домашней девочки. Руманая, сдобная, белая и пушистая. Безумно удивило её сочинение на тему «Чему я научился на летних каникулах». Катя Фёдорова научилась водить мотоцикл, он был у её отца. Отец её работал в типографии, которая располагалась во дворе нашей школы, поэтому в день сдачи макулатуры на первом месте всегда оказывалась Катя Фёдорова – она сдавала по полтора центнера бумаги. Ну, а я оказывалась на втором, так как в течение нескольких дней тащила макулатуру за четыре остановки в обеих руках.
Валера Ефимов – прирождённый карикатурист. Всё время рисовал. И рисовал отменно. Однажды он изобразил серию комиксов с неизвестными мне персонажами – волком и зайцем. «Ты не знаешь, кто такой «Ну, погоди!»»? – изумился он. А у нас телевизора не было, и я с этим мультиком познакомилась позже всех в классе. Валерка мне однажды поклялся в вечной дружбе. Он ходил во всех наши походы, и почти всегда его сопровождала его мать – очень симпатичная, спокойная и добрая женщина.
Алла Гласкович – круглая отличница. Сидела сзади меня. На контрольных я вечно вертелась, чтобы списать у неё. А она рукой закрывалась, вредина! В самом деле, замечательная девчонка, и домашку скатывать давала, но только не на уроках!
Наташа Андриянчева. Посмотрела однажды на мои ладони и сказала, что они красивые, а у неё они вечно в мозолях. Так и есть, Наташка всегда была трудяга, но в школе почему-то вертелась в «озабоченной» мальчиками девчачьей компании.
Вова Дементьев. В тот день, когда нас приняли в октябрята, мы стали бузить и толкаться. Я толкнула Вовку и нечаянно сцепила с него октябрятскую звёздочку. Она была пластиковой и сломалась. Вовка очень расстроился и стал требовать такую же. А таких же в продаже не было, в продаже были некрасивые металлические, но со своей красивой мне расставаться не хотелось, и я её зажучила.
Юра Удовыдченко. Хулиган и вор. В 5-ом или 6-ом классе попал под суд и должен был отправиться в колонию за множество своих прегрешений. Моя мама взяла его на поруки. После этого он ходил за ней хвостиком, посещал все дополнительные задания, и в конце 7-ого класса мама настояла, чтобы его приняли в пионеры. Несколько дней он гордо ходил с красным галстуком, а потом снял его.
Света Киреева. Помню, как в течение полугода ходила в школу в голубой шапке. У неё нашли вшей. Моя мама загодя предупредила класс, что от подобных неприятностей никто не застрахован и потому никто не должен обижать Свету. Никто и не обижал, но географичка крайне унизительно оскорбила Свету, а она сделала вид, что ничего не замечает. Правильная политика, которой я до сих пор не могу научиться.
Ира Степанова. В кабинете труда объявлен всеобщий шмон. Кто-то украл иглы от швейных машин. Учительница предупреждает, что проверит у всех портфели. Народ чувствует себя оскорблённым. Но учительница подходит к портфелю Иры, вытряхивает его и находит там пропавшие иглы. Ире я как-то дала почитать «Отверженных» - любимую книгу моей мамы. Увы, с концами.
Андрей Смирнов. В класс приходят киношники и приглашают этого красивого, с большими ясными глазами мальчика на пробы. Его снимают прямо с урока. Он возвращается через несколько дней. Жаль, но пробы он не прошёл.
Вова Бибишев. 4-ый или 5-ый класс. Вову снимают с уроков – у него умер отец. Он возвращается через несколько дней и долгое время ходит одинокий и печальный.
Юля Богуславская – первая из одноклассников, кто побывал у меня на Дне Рождения. Девятый класс. Приехала вместе с Ирой Жарковой ко мне на дачу и подарила пластинку со стихами Евтушенко. Подарок был просто классный. На классных вечеринках Юля была самой яркой фигурой.
Ира Жаркова – комсомольская богиня. Пришла к нам в 8 классе. Отличница, с весёлым, заводным и ярким характером. Больше всего любила физику. Я обычно физику игнорировала. А однажды выпала тема очень сложная, три дня я мучилась, как Витя Малеев, но разобралась в ней. Исключительно из самолюбия. Эту тему даже Ира не осилила. Но я не торопилась поднимать руку, чтобы вызваться ответить. У нашей учительницы была «скверная» привычка – тем, кто вызывается сам, задавать дополнительный вопрос по какой-нибудь другой теме, а их-то я не знала. Но я сидела в развязной позе, демонстрируя своё всезнание и тайно надеясь, что всё-таки вызовут меня. Ан нет! Вызвали как самую умную Иру, а она – ни бе, ни ме. Обидно, признаться, было…
Татьяна Тусти. Родилась за границей. Живёт тоже за границей. Никогда она мне не нравилась. В 8-ом классе у неё случился непонятной природы конфликт с моей мамой, после чего мама отказалась от классного руководства нашего класса. Я спрашивала у Танюхи Ивановой, что там было, но она говорит – ребята и ей этого не рассказывают, так как знают, что она общается со мной.
Вот, пожалуй, и всё, что я помню о своих одноклассниках. У нас было больше ребят, но ни один эпизод с ними не всплывает в памяти, перетряхнув которую от залежей пыли, я с тихим ужасом думаю: а что же они все помнят обо мне?