Вырыли его в Казахстане, в карьере, разрабатываемом американской компанией, немецким роторным экскаватором производительностью что-то под пять тысяч кубов в час, и запаниковал первым русский оператор, Клим, сказав, глянув на монитор, а потом – с сорокаметровой высоты — на выгрызаемое немецким монстром:
— Едрена вошь.
— Cela qu'est-ce que c'est ? — спросил Себастьен, поддаваясь настроению напарника.
— Да мне почем знать… — развел руками Клим. — Кабина наполнилась паническим дребезжанием предупреждающих сигналов, мониторы подернулись мигающими алым световыми завесами.
Наверное, так и было – по крайней мере, во многочисленных статьях сцена описывалась примерно одинаково, да и случившийся краткий диалог потрясенных операторов, состоявший - и в этом были солидарны все – всего из двух фраз, варьировался в изданиях лишь в той степени, в какой мог соответствовать перевод оригиналу.
Обсуждение, кому всё же должен принадлежать корабль, развилось со временем настолько, что породило массу специализированных журналов.
Кипы периодики, описывавшей событие, захламляли квартиру до той поры, пока Инга не выдвинула Егору ультиматум. Он выбрал вариант мирного сосуществования с супругой, согласившись отсканировать нужное с сожалением букиниста, которому предложили оцифровать библиотеку, а поистрепавшиеся тома снести на помойку. В итоге всё поместилось на одну флешку, избавленная от покосившихся и то и дело разваливавшихся журнальных стопок квартира вдруг предстала перед Ингой во всей своей убогой простоте, каковую Егор объяснял приверженностью к минимализму, а Инга – нежеланием мужа от пристрастия отказаться.
— Ты ничего не замечаешь? — спросила Инга, стоя на фоне фотообоев во всю стену.
— Ты похожа не то на звезду каменноугольного разреза, не то на покорительницу космоса, — сказал Егор, с сожалением оторвавшись от дисплея ридера. Жена, упершись рукой в бедро, другую простирала на пространство позади себя.
Корабль был огромным и походил на выпукло-вогнутую линзу, на вершине которой этаким соском торчала надстройка, похожая на что-то вроде несиммет-рично раскинувшего щупальца осьминога. Впрочем, конструкция могла быть повреждена экскаваторным ротором, ковши которого хоть не прорвали ма-териал конструкции корабля, но всё ж помяли. Фотка была сделана спустя год после события, так что корабль был виден практически целиком, и разбросанные по его дымчато-черному корпусу вагончики многочисленных лабораторий, составленные в разных комбинациях, казались рельефными иероглифами. Высыпавшие из вагончиков люди вскидывали руки то ли в приветствии, то ли заслоняя ладонями солнце – фотограф явно снимал с борта вертолета. Железнодорожные ветки опутывали корабль кривой паутиной, и пятидесятиметровые экскаваторы, нагружавшие вагоны, казались мелкими прислужниками при громаде тёмной туши в центре. Подчищавшие поверхность корпуса оранжевые бульдозеры выглядели, как мелкие паразиты на теле ската.
— А ты ведь раньше на меня так смотрел, — сказала Инга.
— Да, подклеить бы не мешало, — ответил Егор. Этот шов в месте стыка полотен обоев постоянно расходился, и теперь зиял за спиной Инги, как приоткрытый в издевательской усмешке рот.
— Вот ты мне можешь, в конце концов, объяснить, какое тебе дело до это-го? Ну, копают – пусть себе копают. — Инга обернулась, схватилась пальцами за отвернувшийся край обоев, как за губу вражины, и рванула – в руке осталась серпантином закрутившаяся полоска. Инга сбросила ее гадливо, как соплю. — Мы ремонт в этом году хоть сделаем?
— И ты думаешь, что обдиранием мечты ты этому способствуешь.
Глаза Инги округлились:
— Павлов, ты ведь дебил. Точно говорю. Да, и почему ты не на работе?
— Касательно первого: сомневаюсь. Второе: почту жду.
— Ты уже семь лет ждёшь. Так почему именно сегодня – дома?
— Значимость момента предчувствую, — сказал он.
— Ага, твоя мать рассказывала, как ты в двенадцатом году под кроватью конца света дожидался. А тебе уже – сколько? – восемнадцать было. Что, дорогой, опять нахлынуло? Детство заиграло?
— Тебе поговорить приспичило?
— Ну, напоследок-то, почему бы и нет?
— Уходишь, — сказал он, подумав, что с вопросами они зачастили.
— Нет, бля, улетаю! — вскричала она, брызнув слюной. Егор отвел взгляд – раздражало не перекошенное лицо жены, резала по сердцу выдранная со стены полоска. Скрученный обрывок лежал у ног супруги, и Егор подумал, что если она на него наступит, он ей ноги переломает.
— Отойди, — сказал он, нажимая на кнопку пульта. С тихим шелестом за спиной жены опустился экран. — Ну, — он помахал рукой, — не стеклянная.
Инга, поникнув, всхлипывая, ушла. Наверное, искала сочувствия, подумал он раздраженно, и возьми себя в руки. Это было не сложно. Он с силой зажмурил веки, активируя линзы, и список писем с экрана словно просыпался в комнату. Шевеля пальцами с наклеенными на ногти пупырышками матово поблескивающих контроллеров, принялся перебирать сообщения, щелбанами отправляя прочитанные в проявившуюся в углу комнаты корзину.
— Я тоже там? — спросила Инга, маяча на фоне калейдоскопа сменяющих друг друга посланий.
— Давно, — сказал он.
«Hundred-Year Starship» - значилось на конверте. Егор заорал, сжав кулаки и потрясая ими в воздухе – фонтан виртуальных конвертов разлетелся по всей комнате. Они порхали на фоне лежащего в угольном разрезе корабля.
— Что? Что? — Лицо Инги словно оплывало в растерянности.
— Надо Аркашке звонить, — щелкнув пальцами, Егор вызвал мерцающее меню видеосвязи, клацнул правыми клыками, включая микрофон. Раздвинув большим и указательным пальцами окошко внешнего видео, поставил заставкой стоянку у подъезда. Натурально, стоянку – машин уже не было, лишь колышущаяся масса журналистов и над нею, как механические колибри, видеокамеры, трепещущие полупрозрачными крыльями с размытыми движением логотипами каналов. Толпа колыхалась в полукольце разномастных фургонов; нацелившиеся в небо спутниковые тарелки были похожи на электронно-механические подсолнухи.
— Летишь, — сказал Аркашка, и Егор едва удержался от того, чтобы не смахнуть пот с его лба, настолько натурально выглядело его проявившееся над толпой журналистов лицо. Аркашка глядел в сторону и казалось, он осматривает толпу с брезгливой усталостью.
— Ох, — сказала Инга, вклиниваясь в их разговор пока лишь мерцающим вопросом на периферии виртуальной картинки: «Подтвердить подключение?». Егор провел по висящей надписи слева направо – да пусть слушает: какая-никакая, а всё ж семья. Стоило бы маму разыскать – всё же удача повернулась к нему лицом благодаря родителям, - да в их сквоттерской общине современные виды связи не приветствуются.
— Самому не верится, — Егор приобнял присевшую на подлокотник кресла жену, и от движения усеянной контроллерами кисти по изображению пошла рябь. Да, обновлять комп ему уже не придется. — Ты, Аркаш, хоть расскажи, как удалось-то.
— Егор, не углубляясь, могу сказать, что тебе проще действительно улететь на этом корыте, чем на Земле оставаться. Вернешься – будем надеяться, всё утрясётся. Да он, корабль, и не нужен никому – всё, что хотели, узнали. Ну да, прорыв, ну да, новая эра. Не уничтожили друг друга – и то ладно. Мне кажется, остановило сумасшествие не осознание значимости человечества – каковой значимости в масштабе космическом грош цена, - а страх, страх животной смерти. Тот, что загнал меня в этот бункер вместе с семьей. И имей я возможность и мужество из него выбраться, я бы убил тебя за то, что мои дети никогда не увидят мира без посредства проектора.
— Тебя же никто не заставлял затевать эту бучу, — Егор подумал, если бы техника могла передавать ненависть, он бы уже корчился в предсмертных судорогах. — Разве что жадность, — вышло как-то по-детски.
— Псс, — в уголках губ Аркаши проступила слюна. — Наверное, она мне и не позволила в своё время купить звезду. Хотя помогла заработать на тебе. Инга, — внезапно Аркаша вскинулся и уставился прямо на них, — тебе никогда не приходило в голову пристрелить муженька?
***продолжение следует***
прошу высказываться