В память о маме

Людмила Ермакова
На самом деле я и не думала писать специально рассказ о маме - слишком больно! Просто, готовя материалы к выпуску книги, я заглянула в свои записи об истории своей семьи - это было еще до написания самого первого моего рассказа - раньше-то только стихи писала! В этих записках я написала обо всех близких, друзьях семьи и т.д. Но когда начала писать о маме, не смогла продолжать: душили слезы! И вот, наткнувшись на эти записи, я решила, что хотя бы то малое, что написано было несколько лет назад, я обязана включить в мою книгу! А потом решилась и на страничку поместить, не изменив ни единой буквы. Знаю, что прочитав эти искренние строчки, кто-то вспомнит и о своей матери, и помянет ее добрым словом...



Память сохранила многое из тех далеких-предалеких лет и дней, когда я, юная и наивная девочка, воспринимала счастливые минуты жизни в полной семье, как данность, - думая, что так и будет продолжаться долго-долго – теплые руки мамы, ласковые слова и флюиды доброты, которые исходили от нее; поцелуи, которые она дарила нам на ночь; ее тактичность, ее натруженные руки, ее замечательно красивые волосы - густые, черные, с благородными седыми прядями, ее улыбка.
Такое не забывается! Вот только воспринимается это теперь, как нечто виртуальное – не дотронуться, не погладить, не дотянуться – НИКОГДА! А как мама умела дружить и любить! А как она умела прощать! А с каким достоинством переносила она все невзгоды послевоенной жизни, никогда не жалуясь, но служа неизменной «жилеткой» для слез подруг!
А как мамочка пела! Самые обыденные дела умела она окрасить пением: мыла ли в тазике посуду, варила ли «компотики на детский аппетит», стирала ли в огромном корыте наши одежки.  Мама  доносила до нас прекрасные звуки музыки: в детстве она мечтала научиться играть на скрипке, но незавидное материальное положение семьи не позволили ей получить музыкальное образование.

Ее природный слух и приятный мелодичный голос позволяли нам, не выходя из дома, слушать арии из опер и оперетт, романсы, песни из кинофильмов. Были и любимые песни – в том числе – и песни военных лет - всего не упомнить.
Но особенно трогательно звучала в ее исполнении песня «Летят перелетные птицы»! Думала ли мама тогда, что двое из троих ее детей, много лет спустя улетят, как те птицы – «далеко-далеко, где кочуют туманы»!
Где-то на рубеже 50-х-60-х годов семья наша из 5 человек справила новоселье: из одной 15-метровой комнаты в коммуналке мы переехали в другую коммуналку – вообще без удобств, но попросторнее! Мама была безмерно счастлива от одного вида этих «хором». Как же - 40 кв.м (включая кухоньку). Думалось ей: вот сейчас все только начинается!

Почти сразу же нам повезло: кто-то за копейки продал нам бывший в употреблении однодверный фанерный шкаф.
До этих пор все наши носильные вещи прятались в углу за марлевой занавеской. Помню, как обрадовалась мама: есть-таки теперь место, куда можно повесить три ее штапельных платья - (до сих пор помню их расцветки»), и одно выходное – темно-синее. Она его очень берегла! И как же красива была наша мамочка в этом платье! Какой свет излучали ее прекрасные глаза!

Последние годы мама ходила с небольшой лакировочной сумочкой (называлось это - «ридикюль»). Поскольку мама работала фармацевтом, то все небогатое содержание сумочки имело неповторимый «аптечный» запах. Долго-долго еще потом, после ее ухода, я нюхала эти вещи, которые пахли мамой.

Я спала с родителями в одной комнате и, глупая, не понимала, как же я мешала им, еще достаточно молодым, своим присутствием.      
Три счастливых года прожили мы в этой квартире, но счастье это оказалось недолгим. По возвращении из Хосты, где мама впервые в жизни отдыхала в санатории, она при купании обнаружила уплотнение у себя на груди, которое оказалось, увы, злокачественной опухолью.

А было маме 54 года. Ее прооперировали довольно радикально, что давало надежду на исцеление. Я училась в 10-м классе и, имея явные склонности к сочинительству, мечтала выучиться в Ленинграде «на журналистку». Мамина болезнь разрушила мои честолюбивые планы – пришлось остаться дома и - из чистого гуманитария я выучилась  впоследствии на инженера. Четыре года мы жили в надежде, что все обойдется.

Не обошлось! Большая семья хотела кушать каждый день, а т.к. все, кроме мамы, были заняты работой или учебой, - то мама, как любая хозяйка, - несмотря на запреты врачей - стояла и у горячей печки, и у примуса, – и готовила, готовила: думала, наверно, что все самое страшное – позади.

И хотя, повторюсь, мы любили и жалели маму, помогали ей, чем могли, но - в силу неосведомленности ли, эгоизма ли, - не смогли до конца понять и оценить опасность этой страшной болезни и – НЕ УБЕРЕГЛИ! Какой же пример высокого мужества преподала нам мамочка на исходе своей недолгой, но такой прекрасной жизни!

Спасибо, тебе,мамочка, за жизнь, что ты подарила мне и братьям, и за то, что ты, светлый и святой для меня человек, жила и будешь жить в моем сердце до конца моих дней! Сегодня 12 июня, 0 часов, 45 минут, т.е. только что наступил твой 100-й день рождения! Эта цифра кажется нереальной. Как жаль, однако, что только 20 лет ты реально была в моей жизни!
Я, по молодости, не смогла в те годы оценить все величие и щедрость твоей, мамочка, души. Прости меня за это, самый главный, самый любимый человек на свете!

Тебе есть, родная, чем гордиться там, вдалеке: дети твои выросли достаточно умными, образованными, порядочными людьми!
У тебя уже три взрослых внука, уже и 4 правнука взрослеют на глазах…

Удалось ли нам, детям, унаследовать хотя бы часть твоих высоких нравственных качеств: доброты, терпения и терпимости, искреннего желания помогать нуждающимся в твоем внимании; любви и способности прощать? Но об этом, возможно, когда-нибудь подумают наши дети.

Низкий поклон тебе, родная, и вечная память!