Смирновой Василисе Игоревне посвящается.
Вы знаете уже лет как двадцать пять прошло с того дня когда я увидел эти глаза. Большие, проницательные и выразительные. Ничто на свете не может быть столь выразительным и столь красивым. Под гениальными чертами чудесных ресниц и тонких линий туши, данной от природы, цвели глаза, словно дикие дивные и невиданные доселе цветы. Они при разном свете казались то небесно бирюзового, то нежно фиолетового, сиреневого цвета. Не знаю право почему, но когда я первый раз встретил этот магнитный взгляд, то, честное слово, не мог оторваться и насмотреться. Словно мой взгляд был железным и бессовестно, примагничивался под воздействием магнитного поля ее глаз. Вот словно замерло, стало так хорошо на душе, и лучшим в мире мне показалась именно возможность смотреть в эту небесную глубину очаровательных глаз.
Я птица. Я птица, летящая по волнам бескрайних глубин глаз цвета морской волны. Я рыба, плывущая между облаков небесного взгляда ее.
Молодая девушка была чуть выше среднего роста, ее роскошные волосы черного цвета добавляли ей непревзойденного шарма, падая вниз ровными длинными нитями. Водопад нитей. Тоненькая талия, соединявшая представительный верх и филигранный низ, казалось, была хрупка и тонка как хрустальный цветок. Облегающая все, что только притягивало мой взгляд, скромная на количество ткани кофточка была гладка и своим коричневым оттенком напоминала приятный глазу загар. Она определенно шла этой девушке. Ее губы немного дрожали, даря мне чуть заметную улыбку. Девушка, пройдя мимо и при этом, околдовывая меня нежным взглядом, с непринужденной аккуратностью поправила волосы, мило произнесла мне «Здравствуйте!» представительно улыбнулась и зашла в дверь напротив.
Тишина. Шок. Непонимание.
Тут я обнаружил, что опустил правую руку, в которой держал кружку кофе и вылил все на пол. Пачка документов, которую я держал в другой руке, разбившись об пол, уже какое-то время лежала и впитывала в себя мой кофе. Коричневые бумажки. Слева от меня стоял сотрудник с тревожным отчаянием в глазах и теребил меня за рукав пиджака. Причем столь интенсивно, что я, покачиваясь, думал: «Как еще рукав-то не оторвался»?
- Алексей Иванович! Алексей Иванович, что с вами? Вы меня слышите? Вам плохо? - орал он взвол-нованно, почти визжал.
- Ваши документы Алексей Иванович! Что же теперь будет? Алексей Иванович месяц работы! - продолжал он, отряхивая промокшие насквозь листы.
Внезапно я понял, где я нахожусь, вздохнул и отошел от стеклянной стены, смотря в драгоценнейшие двери. Я, не думая помогать коллеге в спасении документов или, например, без мыслей о том, что можно было бы и кружку-то, поднять, с которой еще немного капал кофе, сел на стул. Еще пять минут назад мне было плевать на эти двери, на суетящихся за стеклянной стеной коридора, а теперь я хотел пойти к ним открыть и... И...
- Скорее, скорее! Скорую, доктора! - орал в телефон коллега, тряся головой.
- Не надо! - прохрипел я, - Я в порядке, - я по привычке поправил галстук, погладил волосы и посмотрел на время.
- Я в кабинет, - произнес я глухо и торопливо зашел к себе.
Мне было реально наплевать на работу. Я сел за стол, пролистал несколько папок с документами, совершенно бездумно пробежав по ним глазами. Я открыл несколько документов в компьютере. Время перевалило за девять утра. Я пытался собраться с мыслями и начать работать. Не понятно, что произошло, так как я стал, словно отупевший и не мог думать ни о чем. Я немного подумал, разложил «Косынку», которую сразу же выключил, постучал пальцами по столу и зажмурил глаза. Все пошло в неизвестное мне русло.
Я сделал звонок в справочную и немного неуверенно спросил, не устраивался ли к нам недавно кто-нибудь, или быть может еще устраивается. Действительно, мне тогда сказали, что к нам устроилась девушка, которая начала работать сегодня первый день. Почему-то услышав это, я не на шутку разволновался. Но, на мой вопрос о том, можно ли взглянуть на дело, мне сказали, что его нет и, возможно, оно лежит на подпись или у кого-либо заинтересованного.
- Заинтересованного? Какого к черту заинтересованного? - вдруг заорал я сам от себя того не ожи-дая. Если до этого мое настроение хромало, то теперь ему оторвало конечности. До конца дня я думал о чудесной, таинственной девушке и искал ее взгляд там же, где нашел. И где тут же потерял. Почему я не зашел в отдел, напротив чтобы разузнать о девушке, я не знаю. Наверное, отупел совсем от ангельской красоты. Работа остановилась, словно осел на дороге, и не хотела выполняться.
Спал я плохо. Просто ужасно. Не мог уснуть, потом просыпался каждые полчаса, а на утро не мог проснуться и подняться. Все тело ломило, словно я был болен.
Я забыл побриться и погладить рубашку. Поехал в мятой. Я закурил. Давненько не затягивался уже этим сладким дымом, от чего не мог прокашляться после второй затяжки. Табачный дым навеял воспоминания о первом курсе универа.
Утром, собравшись с мыслями, я распорядился перепечатать документы. Через час с совершенно неблагоприятным настроением пошел на собрание к директору.
Надо сказать, к подавленному моему настроению со вчерашнего дня добавилось еще кое-что. Ди-ректор на собрании, как и всегда, отчитывал и орал на всех подряд. Скажу несколько слов о нем. Наш директор Эдуард Филлипович был жестким принципиальным женоненавистником. Таких еще поискать. Он всегда был угрюм и суров. Женат он никогда не был и жил дома один. К нему иногда приезжали родственницы, которых он не очень жаловал. Также он терпеть не мог развлекательные ТВ-программы и всю обнаглевшую да по раздевшуюся молодежь. Семьи у него не было, как и хобби, поэтому он всего себя отдавал работе и с некоторым презрением глядел на других «семейников». Естественно, он всякий раз отчитывал кого ни попадя за все подряд. В том числе и сегодня.
Я сидел за столом и рассматривал муху, кружащуюся вокруг чуть запылившейся лампочки. Эдуард Филлипович все это время что-то грозно вдалбливал всем, разметая в пух и прах попытки ответить и оправдаться. А я сидел и ничего не слышал кроме очаровательного и милого «Здравствуйте!» засевшего в моей голове сладостной занозой. Директор весь красный от ярости и гнева и готовый кажись рвать на себе волосы отчитал одного подчиненного дрожавшего как лист, швырнул в него бумагой крикнув «Переделать это позорище!» и добавил «А теперь скажи вслух: я пошел на, и выйди из кабинета.»
Бедный сотрудник по природе своей робкий и стыдливый, весь сконфуженный что-то невнятно промямлив, поплелся к выходу, как внезапно открылась дверь и ударила его в лоб.
Из-за двери показалась девушка с прекрасным лицом и очаровательными большими глазами. Она вошла в кабинет, осмотрев всех сидящих, и взглянула на упавшего сотрудника который, забыв о боли от удара уставился на гостью, которая как мне кажется, при взгляде снизу вверх казалась еще прекрасней.
- Здравствуйте! - произнесла она и тут же добавила, - ой простите, пожалуйста! - с этими словами она уже хотела помочь подняться упавшему, но как это ни странно к ней уже на всех парах летел директор. Он кричал:
- Ничего, ничего! Вы не виноваты! Это он сам! Он просто был очарован вашей первозданной в при-роде красотой, - начал в неприемлемой для себя вежливости тараторить Эдуард Филлипович. Он вдруг помог подняться коллеге и начал его отряхивать и поправлять помятый пиджак с несвойственной услужливостью и усердием. Все кто сидел на собрании начали вдруг проверять в опрятном ли состоянии их галстуки и рубашки. Застегнуты ли пуговки. Кто-то поправлял волосы рукой или причесывался гребешком. Некоторые до этого сидевшие сгорбившись, вдруг выпрямились и сделали лица, якобы умудренными опытом.
Девушка была в тоненьком бирюзовом платьице, которое обтягивало ее в меру пышные и упругие ,но гениальные и божественные формы. Она с некоторой застенчивостью улыбнулась, поправив платьице.
- Простите еще раз, мне хотелось узнать, где здесь уборная? Я не знала что у вас тут собрание, - произнесла она с неземной нежностью.
В тот же момент директор с небывалой прытью и неведомой любезностью проурчал, что уборная находится по коридору и направо и что он готов проводить. В тот же момент он начал справляться, не нужно ли ей что-либо и не хочет ли она выпить кофе или присоединиться к собранию.
Я сидел словно каменный. Меня пробил пот, горели уши, в горле пересохло. Я хотел курить. Сердце больным животным билось о стенки моего тела пытаясь вырваться на волю. Все это время я пристально смотрел на девушку, отчаянно и с надеждой ища ее взгляда. Я так хотел, чтобы она посмотрела на меня, словно жаждущий желал воды. Словно наркоман укола. Но она так и не посмотрела на меня. Через мгновение директор с несвойственной ему мягкостью и обходительностью предложил, а точнее настоял на том, что готов проводить ее лично до уборной, а если потребуется, то готов стать гидом и показать что где находится. И пригласил в кабинет. Собрание было закончено. По вопросам работы решено не было ровным счетом ничего.
Девушка, сказав «До свидания» повернулась, и чуть приобнятая за талию директором, скры-лась вместе с последним в коридоре. Все сидевшие вдруг заволновались и начали горячо обсуждать гостью.
Я, не в силах вынести произошедшее, сломя голову побежал прочь к себе в кабинет.
Через совершенно неплодотворный для меня день, девушка была назначена на должность секретаря. Директор теперь отправлял на собрание заместителя, а сам находился у себя. Теперь он ходил в рубашке с цветочком в кармане. Из его кабинета играла романтическая музыка. Директор вдруг стал вежливым и добрым в последнее время. Все получили премию и люди, отправлявшиеся на больничный, более не были объектами для словесного уничтожения. А я больше не ходил к нему, отправляя вместо себя коллег. Депрессия глодала мое сердце словно червь. Я выпивал по вечерам коньяк или пиво и выкуривал по пачке за вечер. Образ девушки преследовал меня. Безжалостно маня и заставляя мечтать. Ее глаза и грани.
Богиня.
Я подавленный и больной, через какое-то время ушел досрочно в отпуск. За это время девушка дошла до заместителя директора и в конечном итоге благодаря хлопотам людей стоявших чуть выше стала директором сама. Эдуард Филлипович был отодвинут и заменен.
Этот головокружительный подъем не был ни в коем случае подкреплен грязными связями девушки с разными людьми. Все ей предлагали они сами. Предлагали, абсолютно ничего не прося взамен, словно им нужно было, лишь находится рядом с ней, не более того. Через некоторое время девушка уехала в Москву, а также дошли слухи, что собирается в США.
Я, попив с неделю, как-то успокоился, но меня не покидала мысль об этой безумно красивой, я не побоюсь этого слова, самой красивой девушке, которую я когда-либо видел. Мне вдруг показалось странным, что не только я, но и все кого я спрашивал, не знали ее имени. Не могли найти и дела. Бывший директор наш, к великому сожалению, бросился с моста. Представляю, каково было ему понять значение слова «разочарование», да притом после такого душевного и гипнотического подъема. К тому же в его годы. Тело так и не нашли. Все понемногу забылось.
Однажды я нашел на своем столе красную папку. Мне обычно оставляли коллеги пакеты до-кументов на проверку или рассмотрение. Различные дела, папки, документы и прочие бумаги. Но эта папка в отличие от тех, что использовались у нас, была немного потертая и старенькая, что весьма отличало ее.. Я решил взять ее домой, так как был конец рабочего дня. Вечером я хорошо поужинал макаронами и эскалопом с помидорами и решил плюнуть на все, поехать за границу отдохнуть. Я открыл банку пива и сел на диван, включив телевизор, и увидел папку, торчащую из сумки. Я открыл папку и... И...
Боже я увидел ее. Снова ее. Этого ангела без крыльев. Уже почти забытого, затуманенного табаком и смытого алкоголем из памяти. Она мило улыбалась с фото. Так мило, что я тоже улыбнулся и нос-тальгически вздохнул. Улыбалась она так же, как и в первый раз.
«Миллионы. Миллионы, кто увидит тебя, никогда не будут смотреть на тебя так, как я.» - пронеслось у меня в голове, отчего я стал как будто чуточку гордый. Никто не знает, но я-то знаю.
Вдруг я понял, что в руках у меня ее личное дело. Я взволновано и с трудом перевел взгляд на строчку слева.
Ф.И.О: Козлорогова Суккуба Инкубовна.
Я вдруг задумался. Мне показалось очень странным имя и отчество. Словно я где-то слышал это имя, или может быть читал его. В книге, в газете или может в интернете. Не помню. Вдруг словно какое-то озарение произошло и как-то прошло все мое мление и воодушевление. Словно в душе появилась холодная пустота и индифферентность. Это похоже на странное опустошение, когда чувствуешь себя пустой бутылкой. Я снова посмотрел на фотографию и ужаснулся. На фото было изображено страшное создание с красными глазами и небольшими рожками. Я отбросил папку со стола и зажмурился. Через мгновение я открыл глаза. Папки нигде не было.
Имя. Ее странное имя. Но я так и не мог понять, проанализировать его, как бы ни старался. Когда я начинал думать, то вдруг словно становился тупым. И я подумал что хорошо, что я не закончил как директор или коллега, который упал. Он сошел с ума. Фирма развалилась и все куда-то пропали. Теперь я работал в другой. Но всегда меня преследовал тот образ, «адски» красивой Суккубы Инкубовны. Только не отравляя душу, а лишь немного колыхая ее воспоминаниями о ней. Я иногда думал о красивейшей девушке с удивительными глазами и красивой улыбкой, которую я любил. Я думал о девушке со страннейшими именем и отчеством.