Гауптвахта.
Ясное дело, что служба продолжилась в том же ключе, что и излечение. Да и трудно было поднять дисциплину в части, где не было похожего на армию ничего, кроме формы, да и та больше смахивала на спецодежду. Главное было - работа на с строительстве ДГНС (Джизакская головная насосная станци), которая пустила бы воды Сыр-Дарьи по каналам на орошение "Голодной Степи" (название народное), а принимать ДГНС приезжал сам Рашидов Ш. Р. (в то время Первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана).
Воинскую часть мы себе строили сами, а пока жили в помещении склада, куда попадали ветер и дождь, а иногда забегали фаланги - паучки довольно симпатичные, и, как считало местное население, весьма полезные, т.к. пожирали всю падаль в степи.
Я, правда, думал о другой армии, хотел в погранвойска, где проходил службу мой лучший друг. В десант бы меня не взяли, друзья смеялись: "Тебя из-за твоего веса вместе с парашютом унесет обратно к нашим, и будешь там вести неравный бой". Но для границы я явно подходил - разряды по стрельбе, футболу и боксу. Не знаю из-за чего, может из-за характера или внешнего вида, но нашли у меня искривление позвоночника и плоскостопие и признали годным "к нестроевой". Для спорта я годен, а в нормальную армию - нет, только "к нестроевой". Так и попал в стройбат.
Наш замполит, перлюстрируя первое время солдатские письма, однажды всех развеселил - вывел на разводе из строя бойца и зачитал его письмо домой. Сын сообщал матери на Кубань, что ОСТБ (отдельный строительно-технический батальон) означает "отдельный стратегический танковый батальон" и, что "на очередных учениях двоих убило, троих ранило, а сам он отделался легкой контузией". Толпа бойцов давилась от смеха, серьёзным был только сам замполит.
Вообще, замполиты у нас, батальонный и ротный, были ребята интересные. Как-то раз, во время комсомольского собрания, а партийным из солдат был всего один, зато почти все - члены ВЛКСМ, замполит закончил свою речь (личный состав дремал) и спрашивает: "Кто хочет выступить?"
Все молчат. Я подумал, скучно ведь, и поднял руку: "Я хочу!" Народ оживился. Я вышел к трибуне и "погнали наши городских": "В то время как вся страна, весь советский народ, включая и армию, напрягает все силы, выполняя решения XXV-го съезда КПСС и т.д. и т.п.; в это же самое время рядовой Демирчян каждый день пьян!" Раздался стук падения тела - это со смеху упал рядовой Демирчян, друг мой Саркис, коллектив зажал рты ладонями, а замполиты, один другому говорит про меня: "Смотри, какой принципиальный и честный, ведь пьют-то вместе!!!"
Кстати, из-за этой "принципиальности и честности", а так же из-за моего пристрастия к сочинительству и художественному оформлению еженедельных "Боевых листков" вместо строевой подготовки по субботам, замполиты мне на полном серьёзе предложили вступить в партию.
- Не могу, отец меня прибьёт!!!- ответил я.
- Он что, так партию не любит?
- Партию-то он любит, сам всю жизнь в партии состоит, но меня такого, партийного - прибьёт!!!
Они не поняли, но больше не предлагали.
В другой раз едет батальонный замполит, капитан, вечером домой. Проезжая по мосту, скорее путепроводу, т.к. под ним проходила дорога и стальная труба диаметром 2,4 метра, он заметил зелёную форму среди пьяной молодёжи с гитарой, остановил машину и вышел.
- Воин, ко мне!- скомандовал он. Воин, а им, как вы догадались, был я, строевым шагом, собрав все внутренние резервы, чтобы казаться трезвым, подошёл и отдал честь.
- Ты что здесь делаешь? Немедленно в часть, шагом марш!"- повелел капитан.
- Есть! - отдав честь, ответил я. Сделал разворот направо и через пару шагов рухнул с насыпи моста. Весь в пыли добрался до КПП части, где встретил ротного замполита, лейтенанта, бывшего в тот день дежурным по батальону, который спросил, откуда я, такой пыльный. Я ответил, что капитан послал меня спать. "Так и отправляйся, куда тебя послали!" - разрешил он.
На следующий день батальонный капитан, изловив меня в части, отметил: "Да, силен ты, боец, пить!" Я, зная, что он из Сибири, ответил: "У нас в Сибири все так пьют!" Капитан, забыв, зачем меня искал, пустился в ностальгические воспоминания о сибирском народе и тайге…. Наказания в тот раз я избежал. Кстати, насчет Сибири я не сильно соврал, вся моя родня оттуда.
Но как верёвочка не вьётся, а конец всегда найдётся. За постоянные нарушения воинской и трудовой дисциплины, мне, как и многим другим, объявляли и наряды вне очереди и сутки гауптвахты, но последней в части не было. Был ещё и не совсем правильный вид воздействия - письма родителям злостных нарушителей. Им сообщали, что служит их сын плохо, и плачет по нему тюрьма, или, в лучшем случае, дисбата пара лет. Родители в панике писали слёзные письма с просьбой пощадить нерадивого сына, некоторые даже приезжали. Письма эти потом зачитывали перед строем.
Послали письмо и моему отцу. И пришёл ответ. Отец писал комбату, что у него тоже пятьсот работников в подчинении, но он, хоть и не в армии, находит время для воспитания их. "Не знаю, что Вы там с ним сделали, но я послал в армию хорошего сына!"- закончил послание мой принципиальный отец. Письмо почему-то потерялось и, хотя меня и вывели из строя, зачитать его не удалось. Просто сообщили, что пришло письмо от моего отца. О тексте ответа я узнал уже дома…. Я опять "съехал с темы!" О гауптвахте….
Наиболее "отличившихся" возили за 150 км на гарнизонную гауптвахту в Ташкент.
Дошла очередь и до меня. Помог случай. Один боец с моего взвода, которого постоянно били все, кому не лень, сбежал с части, сделав вид, что утонул в канале. А через полгода попался в Одессе. И, чтобы не сидеть за дезертирство, на следствии показал, что такие-то его постоянно били, были и другие обвинения, а я и мой земляк, по имени Шурик, один раз выкинули его из окна вагончика - бытовки. А мы его просто вывели через окно, так как дверь была наглухо забита, а он не хотел идти в часть, где наша рота уже целый час из-за него стояла на проверке по самой жаре. Ладно, был бы пьяным или в "самоволке", а то просто залез в брошенный возле части вагончик и спал там.
Ну и потянули всех, кого он обвинял в неуставных отношениях, под следствие в Ташкент. Привезли и нас с Шуриком, рассадили по разным камерам, чтобы мы не сговаривались между собой, и начали требовать признание. Я признался в том, что вообще этого парня за всю службу никогда не видел.
- Как же так? Вы же с ним в одном взводе служили, в одном строю стояли! - спрашивал упрямый следователь.
- А я на построениях смотрел только вперёд, на начальство!- отвечал я. И очная ставка ничего не дала. Шурик же признался в том, что "один раз толкнул". Об этом он сообщил мне при встрече в коридоре гауптвахты.
- Ну, вот, за "толкнул" и получишь пару лет дисбата! - заметил я.
- Да ты что? - заволновался он.
- Сто процентов! - заверил его я.
Шурик перепугался и заявил на допросе, что тоже никого не видел, и на очной ставке это подтвердил. Следствие против нас прекратили, как ранее и против всех остальных, на кого показал "дезертир". Ему же простили полгода и вернули обратно в часть. А нам для профилактики вкатили по пять суток ареста. И перевели в общую камеру.
Вообще-то, мне на гауптвахте не понравилось сразу, "ни тебе не выпить, и не закусить!"Даже курить нельзя! Правда, некоторые караульные носили в подсумке вместо одного запасного рожка к автомату сигареты для угощения тех, кто попросит. Очевидно, опыт пребывания у них был. Но это далеко не все, это только единицы. Запрещалось также днём спать. Для этого на день нами же выносились деревянные, обитые железным уголком, настилы под названием "вертолёты", и оставались в камерах только уголки для установки этих "вертолётов". На них, в принципе, можно опереться позвоночником и спать, но это сложно с непривычки.
А ещё и строевые занятия по кругу в маленьком дворике гауптвахты, которые любил проводить сам начальник гауптвахты, лейтенант с соответствующей фамилией Мороз.
У меня неприятности со строевой подготовкой пошли с первого же раза. Маршируем мы по кругу колонной по одному, а идущий за мной верзила всю дорогу о мою ногу спотыкается. То ли у меня опыта мало, учитывая род войск и выпуск "Боевых листков" во время хождений в части. То ли он ходить не умеет. Короче, говорит мне: "Ещё раз споткнусь, голову потом тебе оторву!"
От всех этих лишений и неудобств я мгновенно пришёл в ярость, повернулся и схватил его за воротник, прошептав при этом: "Да я тебя сейчас пришибу!" Но развить поединок нам помешал начальник, заорав на нас: "Это что здесь за бои?! Каждому ещё по трое суток!" Верзила оказался ещё и старшим по нашей камере, мы с ним весь вечер косо друг на друга смотрели, и, наконец, пришла пора отбоя.
Ну, как перед сном не покурить, ведь не уснешь же…. Достав стреляную ранее у караула сигарету, а спички с куском серы были заткнуты по многим щелям грубой штукатурки стен, я подошёл к окну и закурил.
- Здесь не курят! - заявил мне старший камеры, тот самый верзила.
- Ну, ты меня окончательно достал! - повернулся я к нему. Он замолчал.
Увидев такое дело, к окну подошел и закурил ещё один, тоже из стройбата. И тут раздались шаги по коридору. Мы, затушив "бычки", залегли по "вертолётам". Но свет-то в камерах на ночь не выключают, и дежурный офицер, а это был он, заглянув в камеру, заметил остатки дыма. Он зашёл к нам: " Кто курил?" Не знаю, как во всей армии, но в нашей части признаваться в чём-либо было не принято. Мы молчим.
- Старший по камере!
- Я! - поднялся длинный.
- Трое суток!- сообщил дежурный и вышел.
- Есть, трое суток…. - вы бы видели полное злобы выражение лица этого "мотыля".
Но были и светлые моменты жизни взаперти. Это вывод на хозяйственные работы в город. Обычно дело было так. Утром на построении после завтрака, если была заявка на работу, спрашивали: "Стройбат есть? Шаг вперед!" Если было мало - разбавляли прочими войсками, давали конвоира и отправляли на работы.
В то утро так и вышло. Вывели нас, человек восемь, на улицу, приставили конвоира -"молодого" из автобата с карабином СКС за спиной, и мы пошли. Мне опять стало скучно, а шёл я последним.
- Ты что делаешь? Ты знаешь, кого ведешь? - спросил я конвойного.
- А что такое? - забеспокоился тот.
- А то, что здесь, кроме меня, все подследственные! И им всем светит срок! Они сейчас все разбегутся, а тебя посадят! - сообщил я.
- Так что же делать?- волновался парень.
- Карабин наперевес, штык отомкни, всем команду: "Руки за спину, шаг вправо, шаг влево - стреляю!" И так и веди! - посоветовал ему я.
Я хотел бы еще раз посмотреть на лица встречных прохожих! Центр Ташкента. По улице идёт кавалькада в шинелях без погон, в зелёных ремнях с надписью "Гауптвахта", руки за спиной, глаза у всех смеются, а позади всех "чудо" с карабином со штыком наперевес. Люди останавливались и долго смотрели нам вслед….
Когда вошли в ворота каких-то военных складов, где нужно было восстановить обвалившуюся кирпичную стену, все рванули врассыпную. Кто курить стрельнуть, кто воды испить. Конвоир чуть не открыл стрельбу…. Я с трудом его успокоил! Только тогда он понял, что это была шутка.
На следующий день нас опять повели на тот же склад заканчивать работу, и я захотел снова повторить шутку, но конвоир, "дедушка" - связист с автоматом, быстро меня осадил. По приходу на склады угостил нас сигаретами, повесил автомат на дерево, расстелил шинель и уснул, пояснив нам: " Закончите работу - разбудите!" Вот так!
Ну, замешали раствор, натаскали кирпичей, сели на перекур. Тут из-за забора выглядывает бабулька и говорит нам с Шуриком: "Ребятки, выручайте! Мне велели заложить кирпичом окно своего дома, выходящее на склад. Я заложила, изнутри заштукатурила, а снаружи заделать не пускают. А в щели задувает."
- Бабушка! Не вопрос! Пять минут! - мы закидали лопатами раствор, разровняли, разгладили мастерком - как и не было окна. Бабушка выдала нам через забор бутылку водки и два огромных, вяленых леща. Мы разбудили конвоира,показали бутылку водки:
- Будешь с нами?
- Мне что, к вам в камеру охота? Пейте сами,- ответил "страж" и повернулся на другой бок.
Ну, выпили мы водку, а лещей решили оставить.Думаем: "Завтра - 23 февраля 1978 года - День Советской Армии и Военно-морского флота, а ещё и юбилей, 60 лет Вооружённых сил СССР! Гарантия, что будет амнистия подследственным, а уж нарушителей дисциплины точно отпустят. Вот тут - то рыба к пиву и пригодится!" Но мы ошиблись….
Всех ташкентских нарушителей распустили по частям, подследственных по мелочам - тоже. А нас с Шуриком "пронесли мимо кассы!" Справедливо рассудив: "Им до части 150 км, да они и из Ташкента не успеют выехать, как их в честь праздника напоят, и патруль привезёт обратно в комендатуру!", нас оставили на гауптвахте. Правда, двери камеры не закрывали и даже выпустили за калитку, перекинув по шлангу с водой, чтобы освежить тротуар у комендатуры. Заливать водой тротуар нам с Шуриком быстро надоело, и, зажав концы шлангов, чтобы увеличить напор и дальность полёта воды, мы принялись поливать проезжающие машины, автобусы и прочий автотранспорт.
И чуть не полили подъехавшую чёрную "Волгу", откуда вылез плотный полковник довольно грозного вида. Мы догадались, что это и есть - военный комендант Ташкента. Вытянувшись по стойке "смирно", мы отдали честь правой рукой. Шланги с текущей водой держали в левой. Полковник обратил внимание на наше служебное рвение: "Это что ещё за идиоты? Честь к тупой голове (а мы были без шапок) не прикладывают!"
И прошёл мимо нас в комендатуру, где велел убрать "кретинов" с тротуара.
Часовой у калитки улыбался, довольный произведённым нами эффектом. Кстати, он был вооружён одним лишь штык-ножом, висевшим в ножнах на ремне.
Автомат часовому у входа во двор гауптвахты запретили после того, как один такой бдительный охранитель, "восточной национальности", открыл стрельбу из автомата, хоть и в воздух, когда один из сидельцев рванул мимо него наутёк. И это в центре города! Жители были очень напуганы….
И пришлось нам с Шуриком справлять День Советской армии в незапертой камере, наблюдая вечерний салют из окна полуподвала, с одной лишь рыбой. Кроме нас в пустой гауптвахте оставались ещё несколько подследственных. Одному из них светил срок за двух пьяных девиц, выпавших из его "уазика" на крутом повороте. Он подвозил их попутно, возвращаясь ночью в свою часть после доставки домой командира.
Другой, по слухам, ждал своей участи за продажу танка Т-80 дедушке в кишлаке за 40 рублей. Эта история тогда прогремела по всему Туркестанскому военному округу. Говорили, что этот воин, будучи механиком-водителем танка, ехал в составе колонны во время учебного броска без экипажей. Офицер находился только в головном танке. И случилась у парня мелкая поломка. Он остановил машину, встала и вся колонна. Командир подошёл, посмотрел, сказал: "Сделаешь - догонишь". Он сделал и стал догонять колонну. Проезжая через кишлак, остановился и попросил одного местного дать ему воды испить. Тот предложил вместо воды холодного домашнего вина. Солдат не пил ничего с самого призыва и согласился.
А надо заметить, что домашнее вино на Востоке очень сильно бьёт в голову, по себе знаю. Я как-то по жаре хлебнул всего литр, так меня потом из машины выгружали.
Так и тот механик, выпил пару банок, окосел, разговорился с дедом и продал танк за 40 рублей. На вырученные средства он набрал водки и пешим ходом вернулся в часть. Когда хватились танка, обнаружили только спящего механика-водителя. Когда забирали танк, а он аккуратно стоял во дворе старика, только ствол торчал над глиняным забором, спросили, зачем он аксакалу, да ещё и без боезапаса. "В хозяйстве всё пригодится!" - ответил старик, довольный, что деньги вернули. Говорят, солдату вкатили всего 15 суток ареста.
Продал бы пистолет или, хотя бы, патроны, посадили бы точно. А танк не увязывался в мыслях следователей ни с одной статьёй УК, настолько было всё абсурдно. Будто бы сам командующий Туркестанским военным округом распорядился приговорить "чудотворца" всего лишь к 15-ти суткам гауптвахты.
Праздники прошли. Наши сутки вместе с добавленными давно закончились. За нами никто не приезжает, и мы сидим. Начальнику гауптвахты это надоело, он доложил коменданту, тот лично позвонил командиру военно-строительной бригады, находящейся в Ташкенте. Комбриг прислал за нами машину, заодно раздолбав по телефону нашего комбата. В результате мы провели на гауптвахте почти 15 суток, что пригодилось мне потом, во время учебы в институте.
На вопрос полковника с военной кафедры:"Сколько суток может дать командир батальона?" я ответил:
- Пятнадцать, товарищ полковник!
- Как пятнадцать, ты же в армии служил, а Устава не знаешь? - удивился офицер.
- Не знаю, как в Уставе (командир отдельного батальона приравнивается к командиру полка и может дать пять суток), а я сидел пятнадцать!
- Значит, было за что! - с уважением заметил полковник.
Когда был экзамен на военной кафедре, и я, как всегда, зашёл первым, полковник расплылся в улыбке: "А - а, пятнадцать суток! Давай зачётку! Пять!"
Привезли нас с Шуриком в штаб бригады. Удивлению нашему не было предела! Все в аккуратной, одинаковой форме при знаках отличия, все друг другу честь при встрече отдают (мы отдавали честь в своей части только комбату), и даже кругляшки масла на тарелке в столовой лежат, ждут нас, и никто их не стащил. Впечатлений была масса….
На следующий день за нами примчалась наша машина,"УАЗ-буханка", и мы пустились в обратный путь. Водитель по дороге подсаживал всех подряд голосующих, надеясь подзаработать. Но деньги с попутчиков собирали мы с Шуриком и у первого же магазина остановили машину. Набрали вина, потом останавливали еще не раз…. Последним попутчиком оказался капитан-лётчик. Он залез в машину и увидел предложенную ему бутылку и двоих пьяных в форме.
-"Партизаны", что ли?- удивился лётчик ("партизанами" называли тех, кого после службы призывали на переподготовку).
- Стройбат с гауптвахты, товарищ капитан!- доложили мы.
- Понятно!- заметил он, но пить с нами отказался.
Последнюю бутылку 0,8 литра завернули в бумажный кулёк,как будто в нём пряники.
Наутро комбат заявил мне: "Тебя даже на гауптвахту спокойно отправить нельзя, чтобы потом не получить за это "по шапке"…. Это он про "нагоняй" по телефону от комбрига.
В общем, на офицеров я в армии насмотрелся. Даже генерала раз видел!
Когда количество правонарушений и несчастных случаев в нашем батальоне превысило все допустимые пределы, хотя комбат и не любил "выносить сор из избы", но "шила в мешке не утаишь", к нам приехал генерал. Начальник штаба стройбатовской дивизии, работавшей по всему Советскому Союзу. С незабываемой украинской фамилией "Незовибатько"! Это был настоящий генерал, мощный и с громоподобным басом!
Конечно, наша часть произвела на него впечатление. Было это ещё в старой части, где казармой был бетонный склад, новую мы ещё не достроили. Миновав контрольно-пропускной пункт с поднятым шлагбаумом, на котором не было ни души, машина генерала въехала во двор, тоже пустой по случаю дождя. Только приоткрылась дверь посудомойки кухни. В образовавшуюся щель вылезло продолговатое, измождённое лицо постоянного мойщика посуд, равнодушно посмотревшее на генерала, и дверь опять закрылась.
Генерал быстро "навел панику", как раз и дождь кончился. Через полчаса весь личный состав, снятый с работы по тревоге, был построен на плацу.
- Офицеры и прапорщики, ко мне! - скомандовал генерал. Те двинулись строевым шагом к нему и отдали честь. И только прапорщик, таджик, командир моего взвода, вместо чести отвесил генералу пионерский салют. Генерал побагровел: "Отставить!" Все пошли обратно, злобно глянув на прапорщика. По новой команде все опять промаршировали к генералу, который смотрел только на взводного, думая, что "салют" был просто случайной ошибкой. Но снова получил тот же "салют пионеров".
- Это что ещё за дебил? - спросил комбата генерал.
- Сам ты дебил! - вспылил прапор, ибо был он таджиком горным, а "дети гор" везде и всегда отличаются вспыльчивым характером, и себя оскорблять не дают никому.
- Немедленно, сегодня же убрать этого, "не очень нормального", и чтобы духу его в армии не было!!! - зашумел генерал на комбата. Приказ был немедленно выполнен.
Прапорщик ушёл "на дембель" и устроился на работу в ГАИ. Мы с другом Серёгой встретили его на дороге, когда вышли к ней продать кому-нибудь картошку, которую нашу роту пригнали копать. Бывший прапорщик, ставший лейтенантом ГАИ, спрятав в кустах свой мотоцикл, тормозил и штрафовал всех подряд, ибо в Узбекистане в то время с гаишниками спорить было не принято. Нам он очень обрадовался и даже помог продать несколько мешков картошки, поднесённой нашими ребятами с поля.
Генерал тогда пообещал нам "прислать боевой вертолёт и всех перестрелять", отругал комбата и всех офицеров, и отбыл из расположения части, довольный собой. Кстати, перестрелять нас обещал не только он….
Уже в новую часть, образцового вида, с красивыми казармами, столовой, и даже с клубом и клумбой для цветов, прибыл капитан в форме авиации. Но по тому, как он вёл себя с офицерами, и по уважительному отношению наших офицеров, и даже комбата, к нему, мы сразу догадались, что он - "важная птица!"
Даже на обед мы направились строем и с песней "Стань, Маруська, у плетня, у плетня…." Важный капитан и весь наш "генералитет" наблюдали эту приятную картину с крыльца штаба. Но в конце процедуры вышла "ложка дёгтя": подойдя к столовой и услышав команду "В столовую, колонной по одному….", наша рота толпой рванула к заветному входу, где образовалась пробка из-за малой пропускной способности дверей. Офицеры отвернулись….
Вечером нас опять выстроили, и "летчик-капитан" принялся прочищать нам мозги.
Делал он это довольно долго, и некоторые, в том числе и я, не выдержав, закурили.
- Они ещё и курят в строю! - капитан бросился к нашему взводу. Мы затоптали сигареты.
- Кто курил?- заметил он не затоптанный кем-то "бычок", дымивший посреди взвода.
- Вы, четверо, выйти из строя! - приказал он нам, окружавшим "злосчастный" окурок. Мы вышли….
-Если не скажете, кто курил, будете всю ночь зубной щёткой драить плац!!!
Но тут ему под ноги вылетел сморщенный тюбик с сапожным кремом! Это не выдержала нервная система Алика, тоже сына гор, но не Памира, как бывший взводный, а Кавказа. И раздался его голос сквозь выпяченную от негодования нижнюю челюсть:
- Эй, ты, Очкарик (капитан был в очках), а не пошёл бы ты отсюда подальше!
Капитан рассвирепел, но заметить автора тирады не успел… .
- Подполковник, ко мне! Надо бы расстрелять всю эту "банду"!!!- объявил он подбежавшему быстрым шагом комбату. И тоже пообещал "прислать вертолёт"!
Но так никто и не привёл "обещание в исполнение" и вертолёт не прилетел, а все мы, за исключением нелепых и случайных потерь, вернулись домой.
И хватит, наверное, о "нарушениях и наказаниях!" Их можно перечислять бесконечно….
Продолжение следует....