А могли ли люди жить, прощать безразличие?
Ты так хотела быть успешной в их глазах
Прилежной
Попытка – не пытка
Но в любом раскладе карт, из колоды выпадала дама пик
Когда любое напряжение мышц превращалось в хмурый нос и отворот их головы
Слова подвернулись инфляции
Ты часто говорила о зависти что я – свободен
Ты уверена, что тут есть ей место?
Физической свободы нет в этом мире
Они отняли ее у нас еще до рождения
Она куплена, так же как и сама наша жизнь
Мы можем обрести разве что только духовную свободу
Лебедь толкал отложенное яйцо в пропасть
И вовсе не для того чтобы оно разбилось, нет
Ты ошиблась
Такие птицы настолько привязаны друг к другу,
Что если не стянет одной из них, вторая тот час же умрет следом
И моя птица умерла
И я за ней
Но, в отличие от многих, я был за чертой
И каким-то непонятным всем образом смог вернуться и попробовать жить снова
Кто-то там, кого нет, дал мне опробовать заботу вновь
А до этого я разучился даже жалеть
«Жалость – удел слабых»
Я вытягиваю во всю длину шею и яростно бью крыльями по глади воды
Издавая душераздирающий крик, обрушив его на мать природу
Ели рвались вверх
Скребли макушками сухое скудное небо
Кажется, я даже слышу скрип их веток о купол
Ультразвук, приближенный по своему свойству к скрипу ногтей по стеклу
И голова разрывалась, руки нервозно цеплялись за голову, рвали волосы,
Ты изгибалась в позе эмбриона, поджав под себя ноги
Ты яростно хотела что-то крикнуть, но каждый раз они залепляли рот скотчем
И уже почти беззвучно текли слезы по и без того сырым щекам
Щелочь их состава прожигала кожу и оставляла ожоги на теле
Меж двух огней
Знаешь как ты поступаешь?
Ты отходишь от края, разбегаешься что есть силы и на самом последнем сантиметре обрыва тормозишь,
Нервозно цепляясь ногтями в кору вросших в скалы сухих елей, которые таких как ты, видели не единожды
Страшно?
Без страха не было бы движения
И я так бережно подталкиваю клювом подаренное мне кем-то птичье яйцо под крыло,
Укрываю его, как если бы мать подоткнула одеяло своему любимому чаду.
Птицы куда бережней людей
Я буду греть его до тех пор, пока ты не постучишь мне оттуда, изнутри своим уже окрепшим клювиком полным собственных убеждений, слов, которых ты когда-либо боялась произнести вслух даже шепотом, и свободы от общественных предрассудков.
Постучишь, и вот тогда я буду яростно рвать эту оболочку без капли стеснения
А пока, буду холить и лелеять, полировать до блеска и греть, греть своим уже не совсем белым, а отчасти почерневшем оперением
Буду
Поначалу тебя не поймут
Другие птицы отвернуться от отвращения твоих правдивых слов
Птенцы лебедя обязаны пройти этот не легкий путь, пройти через унижение, потери, слезы, отчужденность
Но только лишь в этом отчуждении рождается белая птица
Вытягивается изящная шея, расправляются сильные белоснежные крылья и появляется сила вперемешку с нежностью в глазах
Умных глазах
Никакая более птица не проходит общественное противопоставление себе
Когда ты один против толпы
Но, ты знаешь, шагая по встречке автострады, поначалу останавливается кровь в жилах,
Напрягаются миллионы мышц в теле, а в зрачках стынет горячая сталь
Пройдя так несколько метров, навстречу движению, идеям, вере, игнорируя запрещающие знаки судьбы, увеличивая с каждым новым движением шаг, выпрямляется осанка, гордо поднимается голова и ты чувствуешь как сливаешься с ветром, что беспощадно бьет в лицо
Ветер – и есть свобода
Слившись с ним, мы уже никогда не сможем быть заперты в железных тесных клетках, где таких как мы напичканы миллионы/миллиарды
Иногда приходит время сказать «хватит» и сорвать ржавый замок с прутьев
С силой толкнуть заевшие скрипучие от времени двери клетки
Разбежаться
И вконец, оттолкнувшись о самый миллиметровый край обрыва, что ведет в пропасть, наконец взлететь
Расправить широкие, белые, сильные уже к тому времени крылья
Оставив усмешки других за спиной, вытянуться в голубой лазури
Почувствовать, как задорный ветер играет в упругих и натянутых перьях
Освободиться
А я буду сидеть на холодных от скудного заката солнца камнях и, расплываясь в счастливой улыбке, смотреть тебе вслед
Ты уж прости, мои перья почернели кое-где и даже истерлись
Местами их потрепали голодные волки и люди прибили к лапкам номерки, обеспечивая себе тем самым стопроцентную гарантию того, что я вернусь на этот берег
Я более не свободен
Прибит к камню, скучая немного, томлюсь на сырой от саленных брызг моря земле и, поднимая взор выше и дальше облаков, просто помню, что эта моя свобода не была отдана обществу безвозвратно
Нет
Я подарю ее тебе
Силой яростно вырванной у людей с кровью
Я разобью твою скорлупу, в которой ты теплично хранишься, и дам увидеть мир снаружи
Однажды, хлопнув дверью из родительской квартиры
Однажды, попросив их хоть на минуту замолчать
Однажды, ощутив лучи солнца на лице
Мы, цинично, выйдем за пределы людских страхов
Свобода, это когда тело не диктует тебе во что верить
Ты можешь быть всего лишь вокзальной дворняжкой, но твоя разгоряченная обидами душа огромна как ледокол
И ты без капли сомнения и угрызения совести раздробишь лед, что бы расправить крылья и взлететь,
Что бы уже никогда не садиться