Круги на воде не получались круглыми по-настоящему. Быстрая река Донец делала из них овалы, разрывала и стирала. В пионерском лагере "Дружба" запрещали кидать камни в воду в зоне купания и могли даже отлучить от речки неслухов из младших отрядов. Почвы песчаные, тем жарким летом по пути на речку через сосновый лес и обратно даже в ручей не булькнуть камешком. Пересох он, и после ходьбы босиком по колючей растрескавшейся тропинке большая радость была, если несколько метров выпадало на чёрную прохладную грязь. Задержаться и потоптаться не разрешали, а жаль. Сам ручей можно было перешагнуть. Камни в такой бросать не интересно. Вот половинки мидий в речку, чтобы скакали по воде несколько раз, да похвастать многими "блинчиками"...
Однако наступить на такую половинку, когда она на дне, когда плещешься и скачешь, особенно на раздавленную уже, это означало неминуемый порез, зелёнку и не купаться. Воспитатели и вожатые зоркие. Как ни секретничай, а увидят, что уже нацелился. И будут воизбегать какого-то таинственного "чэпэ". Порезы в младших отрядах — это оно, "чэпэ", и есть. Приличные камешки с пляжа выбрали и побросали в первые дни смены. Мидий же можно добыть прямо в речке — редкая находка и везёт, в основном, старшим отрядам. Зона купания огорожена сеткой. На том берегу гора и видны вдали на крутом склоне среди зелени белые стены святогорского монастыря. Красиво!
В самом глубоком месте у сетки взрослому по грудь и малышню туда не допускают. Даже тех, кто уже умеет плавать по-собачьи. А что делать тому, кто пропускает своё купание и сидит с порезами стоп, завидуя соотрядникам, так и норовящим насладиться запретным нырянием? Только мечтать найти половинку или даже целую ракушку и хоть "блинчика" запустить.
В то лето придумали ставить самодеятельные пьесы. Наш младший отряд получил одноактную про бабку с дедкой и хитрого попа. Попа изображал я. Где-то, кажется в фильме "Таинственный монах" или в "Неуловимых", я услышал, как выпевают: "Во имя отца и сына... " Запомнил и удовлетворил вожатую имитацией. Румяных пухлых щёк у меня для роли было в самый раз, из чего-то щекотного сообразили мне бородищу, чёрный халат уборщицы надели задом наперёд, а для брюхастости ещё и подушку подложили. Я научился важно щупать и поглаживать картонный крест, оклеенный конфетной фольгой, надувать щёки и пыхтеть.
Премьера на сцене летнего кинотеатра пионерского лагеря прошла под аплодисменты. Мне нравилось изображать хитрюгу попа, объевшего деда с бабкой, но поплатившегося в конце пьесы и изгоняемого из избы. Ведь, когда он "зарабатывал" угощение, мои вопли про во имя отца, сына и святаго духа вызывали в зале смех. Это успех! Я был уверен, что у меня главная роль.
А узнав про "гастроли" в клубе ближайшего села, малость оробел. Подействовали уговоры. У меня хорошо получается и зрители будут рады увидеть нашу замечательную постановку? Да мы ещё и в плане каком-то... Про агитацию и антирелигиозную пропаганду не говорили, вроде бы, но ощущение особой миссии точно было. И я старался на репитициях, как только мог.
Зрители почти все были очень похожи на бабушкиных соседей и знакомых — те же кофты, бесформенные тёмные юбки и платки. Загорелые морщинистые лица, вельветовые пиджаки стариков, мешковатые брюки. И запахи. Дерево, табак, навоз и пот. Я помнил, как пахнет свинарник в хозяйстве дальней родни, помои и размоченный хлеб для хрюшки или кур. В клубе пахло почти так же. В середине пьесы чуть не забыл слова от смущения. В зале стали переглядываться, когда я заголосил во имя отца и сына. Не смеялись, только несколько полурастерянных смешков и шепоток. Кое как доиграли. Было стыдно. До конца смены наш малышачий театр больше не гастролировал. "Дедка" с "бабкой" тоже забастовали.
Тем более было удивительно, когда в наш первый класс пришла воспитательница и пионервожатая. Это были люди из лета. Они обе не из нашей школы, но с учительницей договорились быстро. И я согласился сыграть попа ещё разок. И опять в клубе.
В нашем городе собор. Он на всю нашу и соседние области единственный. Церкви были кое-где, а собор один. До моего родного дома иногда доносило колокольный звон. Если ветер с той стороны и не заглушают поезда, ведь собор был за железной дорогой, а станция у нас узловая. Рядом с собором клуб железнодорожников.
Так веет в лицо от сугроба, если наклониться и понюхать свежий снег. Когда мой персонаж кривлялся, коверкая часть церковной службы, и жадно пучил глаза на уже накрытый на сцене "стол" с мисками, из которых торчал зелёный лук, из зала пришёл холод. Зрители не смеялись. Они смотрели. С первых минут пьесы слышались тихие смешки, шаркания, шепотки. Когда выступил я, они молчали и смотрели. И взгляды добрыми не были.
Домой после выступления и жидких хлопков нас провожали. Опасность? Была какая-то. Надо было переходить пути и бояться поезда, вечер уже и улицы от собора до дома не центральные, конечно. Но помнится, что витало странное чувство. Будто мы, малышня, обидели взрослых и нам за это что-то будет. Яснее всего это ощущалось в настроении наших сопровождающих. Казалось, и они с кем-то поссорились, а теперь уходят от продолжения ссоры.
Неприятные гастроли очень быстро забылись, а ко мне надолго прицепилась привычка улыбаться, отвечая урок. Не избавиться! Рот до ушей, говорить труднее и пополам с правильным ответом стоишь и стесняешься. А сядешь обратно за парту и краснеешь — опять не удержался и кривлялся, как плохой клоун.
Рекомендации? Конечно, надо быть серьёзнее. Я понимал, что спокойное серьёзное лицо учительница воспринимает лучше и даже может помочь завершить устный ответ на хорошую оценку, но ничего не мог с собой поделать. Улыбка вылезала сама по себе и не сходила, пока не сядешь обратно на лавку. Эти деревянные двухместные парты с откидывающимися крышками, канавками для перьевых ручек и круглым гнездом под чернильницу-непроливайку и сейчас в памяти. Закрыв глаза, сразу увидишь и вспомнишь сентябрьский запах краски. Встаёшь, откинув крышку и... И улыбаешься вместе с ответом или вместо ответа, если внезапно забыл. Чем сильнее хочешь стереть с лица растянутые губы, тем вернее забудешь, что хотел сказать. Почти год терзала навязчивая смешливость. Еле отцепилось.
Через двадцать пять лет после той пьесы мы с маленькой дочкой крестились в этом соборе. Старый клуб снесли и построили новый на другой улице. Я почти не узнал место. Мы пережили одно из самых крупных событий в наших жизнях. Только спустя месяцы после крещения в моей памяти стали проступать детали воспоминаний о роли попа в антиклерикальной пьеске для постановки в детсадах и младших классах. Но ледяные глаза зрителей и особая враждебная тишина зала уже не откликнулись навязчивой улыбкой, никак не подходящей к обстоятельствам, и оттого особо противной. Отлегло...
Брось камешек в стоячую воду. Ровные красивые круги порадуют тебя видом. В тишине услышишь отклик воды. Природа не протестует. Звуки эти у пруда гораздо уместнее воплей из транзистора. Даже тихий хор отдыхающих, уже выпивших и закусивших, тут чужой. Плеск воды, шорох камыша тут на месте. Камень в реке оставляет след короткий и нет симметрии. На её поверхности свой рисунок. Детская байка про то, что долго глядящий на быструю воду может уплыть, не сходя с берега, может быть правдой. А круги от камня речная вода быстро исправляет, превращая лишнее в правильные текучие письмена. Если бросать в реку много камней очень долго и часто, река обмелеет из-за тебя.