Частенько встречаю на сайте тёплые рассказы о советских коммуналках тридцатых и даже восьмидесятых годов. Более того, есть просто восторженные воспоминания о жизни в таких коммуналках: соседи дружили, помогали друг другу, все праздники справляли вместе за единым столом.
Уверен, что авторы таких воспоминаний совершенно искренни и почти правдивы. Уверен так же и в том, что этими авторами движет естественная ностальгия по молодости, по тому чудесному времени, когда рай и в шалаше, когда своя комнатка в многонаселённой квартире – уже счастье! Всё негативное забылось, а счастье молодости забыть нельзя…
Все на свете относительно…
Люди моего поколения ещё помнят, когда жильём многих тысяч москвичей были сырые подвалы… мои одноклассники в Москве 1950 года жили в таких подвалах, а про Инту уж и говорить страшно: там подвал и даже барак были мечтой! А ведь в этих подвалах семьи жили в узких пеналах-купе, отгороженных друг от друга фанерой или простынями. Другие жили и хуже: в самодельных землянках! Я всё это видел собственными глазами. Надо ли говорить, что по стране для сотен тысяч людей комната в коммуналке была недостижимой мечтой!
Но мой рассказ - это просто описание МОИХ коммуналок. Самых средних, наверное - даже хороших, обычных столичных коммуналок. Без мерзостей, ужасов и кошмаров. Это рассказ для людей, которые не знали коммуналок…
В своих записках я, так или иначе, упоминал отдельные эпизоды своей «коммунальной» жизни. При этом, так же как и упомянутые авторы, вспоминал то время с теплом. И не отказываюсь от своих слов. Ещё бы: детство, молодость… Однако, как свидетель и участник коммунальной жизни, хочу внести некоторую конкретику о реальности бытия в тех «коммуналках», (по возможности не повторяя ранее сказанного).
Я жил в трёх разных московских коммуналках.
Моё детство с 1945 до 1954 года прошло на улице Качалова (ныне Малая Никитская) в доме №15, в квартире №17. Это была классическая московская коммуналка, просуществовавшая с 1918 года до начала девяностых годов прошлого века. Поверьте, я помню то время, когда в квартире не было газа. На общей кухне стояло восемь столиков, на каждом из которых была керосинка. И только на одном стоял медный примус – предмет моего интереса и восхищения. Примус работал не на керосине, а на бензине. Поэтому при разжигании и работе издавал восхитительный звук. Теперь его издают реактивные самолёты. Этот примус принадлежал семье Наташи. Той самой Наташи, к которой в 1952 году клеился Л.П.Берия. (Но об этом в отдельном рассказе о Наташе, отца которой ещё в 1937 году попросили освободить жилплощадь навсегда).
Вернусь к примусу: он сиял ярко начищенной медью, чем выгодно отличался от закопченных керосинок. И этим заставлял меня часами глазеть на это чудо двадцатого века. Около примуса вечно хлопотала старенькая тётка Наташи. В моём детском представлении эта тётка существовала только для того, чтобы всю жизнь проводить на кухне у примуса или у раковины за мытьём посуды. Моя мама позже рассказала мне: эта тётя пыталась приласкать меня – трёхлетнего. А я, с пелёнок не терпевший ласк, уклонялся и говорил ей: «Иди, мой ПОДУДУ»
Так вот, наша квартира имела семь комнат плюс периодически заселяемый тёмный чулан на кухне. В каждой комнате семья: по три, четыре, пять человек. Пять – это наша семья: папа, мама, я, бабушка, дедушка. Чуть позже ещё и моя двоюродная сестра (после того, как её мать отправили в лагерь…) За фанерной перегородкой в нашей комнате жила сестра моей матери с мужем и двумя детьми. Позже, когда они уехали работать в Челябинск, за перегородку переселились мы.
Ещё одна комната – тоже пять человек. Гвардии капитан, фронтовик Виктор Амитин с женой, ребёнком, инвалидом-тестем и больной тёщей. Рядом комната: отец (Борис Михайлович), мать (Мария Исаковна), дочь (Инна) лет 20-25… потом вышла замуж, родила… опять в комнате пять человек… и.т.д.
В чулане жители постоянно сменялись. Видимо, чулан служил «переселенческим фондом». На моей памяти там жили по очереди четыре семьи. Две последних запомнились особенно. Бывший солдат-фронтовик с женой и сыном. Солдат был запойным, пропивал все деньги, бил жену, которая спасалась от него в нашей комнате…
Иногда в квартире становилось посвободнее. Умер капитан Амитин, видимо сказались ранения. А запойный солдат умер от белой горячки.
Ну, правда, и государство заботилось об освобождении жилплощади…
Тестя капитана Амитина в 1951 году забрали и увезли тихо-мирно. Никто как бы и не заметил. Больше его никто никогда не видел. (А ведь он – военврач - стал инвалидом ещё на Халкинголе.)
Бориса Михайловича из соседней комнаты, чуть позже, тоже брали ночью. Какой-то шумок был (я слышал). Но, ни слова на эту тему никто в квартире не произносил. Будто ничего и не случилось. В 1954 г. Борис Михайлович неожиданно появился в квартире, вроде и не уезжал никуда. Правда он и помер быстро, в том же году…
После смерти солдата-пьяницы его жену Клаву с сыном куда-то переселили, а в кухонный чулан въехала семья из четырёх человек. Как они там умещались – одному Богу известно. История этой семьи – отдельная тема. Достаточно сказать: отец – инвалид гражданской войны без обеих ног. Мать – душевно больная женщина. Старший сын – безнадёжно пытается поступить в физтех. Младший сын – чуть старше меня – изобретатель, выдумщик, стал моим приятелем.
Я был слишком мал, чтобы понимать отношения взрослых в этой квартире. В целом – крупных эксцессов не было. Были споры: чья очередь мыть пол на кухне и в коридоре. Поэтому частенько их и не мыли, пока кто-то устав от грязи мыл пол и с этого момента начинался новый отсчёт очереди. (Чаще всего это делали моя мама и её подруга). Были споры: кто и сколько должен платить за электричество, ведь счётчик был один на квартиру. Были разговоры, кто должен выносить общее мусорное ведро. Потом разделились: у каждой семьи своё ведро. Наше ведро было поручено ежедневно выносит мне. С пятого этажа! Лифта в нашем доме долгое время не было. Потом – чудо: лифт. Помню лифтёршу. Она сидела в лифте и управляла лифтом с помощью ручки и кнопки: вверх-вниз, кнопка – стоп. Но лифт ломался без конца. Поэтому многие соседи выносили мусор раз в неделю, и на кухне воняло сразу несколько вёдер.
И уж конечно – кошмар(!) – единственный сортир и одна ванная комната на всю ораву жильцов. Постоянные очереди… Бесконечные жалобы: «Ваш Витя опять не выключил в туалете свет!» или «Ваш Витя долго сидит в туалете». Это правда. Я иногда занимал туалет дольше положенных трёх минут, ибо только в туалете можно было уединиться и размечтаться…
Тогда мне было не понять, что такое для пожилого человека «нужда»… Да ещё утром, когда всем надо на работу… По сравнению с этими проблемами вопрос о ванне на втором плане. Однако и помыться утром всем надо. Короче: примета советского времени – ОЧЕРЕДИ. Очереди у газовой плиты, и в сортир, и помыться.
До сих пор во сне вижу длинный, почти всегда тёмный коридор (экономили свет). Вдоль одной стены сундуки с барахлом. У каждой семьи свой. А на стене, над сундуками висели корыта, тазы, мешки и трофейный велосипед.
По другой стене ряды вешалок, на которых круглый год висели плащи и шубы. В торце коридора огромный чёрный шкаф…
Потом одна семья уехала в Ленинград. А в их комнатку поселилась семья из трёх человек. Очень хорошие интеллигентные люди. Не менее интеллигентные люди жили и в комнате рядом (Инна с мужем). Однако у этих молодых мужчин дошло до драки на кухне. Но подобное на моей памяти было один раз.
В начале 1954 года моему папе «дали» две комнаты в другой малонаселённой коммуналке на Мещанской улице (Ныне «Проспект Мира). Там мы жили совсем недолго, т.к. почти сразу уехали на север в Инту, а квартира по «броне» осталась за папой. И я надолго забыл про коммуналку.
Дед и бабушка оставались жить в прежней квартире на улице Качалова, в квартире моего раннего детства. Я ещё долго приезжал к деду в эту квартиру, где меня всегда приветливо встречали… Как я могу плохо вспоминать об этой квартире? Ведь это моё детство…
Моя вторая коммуналка на Проспекте Мира (дом 49, кв. 104) всерьёз началась для меня с 1961 года, когда я поступил в институт. В своих записках я уже упоминал об этом, повторяться не хочу. Просто скажу, что этот период своей жизни тоже вспоминаю только добром. А мелкие конфликты сейчас вспоминаю с юмором. Например, соседка Нина Витольдовна (ровесница моей мамы) обратилась ко мне с претензией, что из моей комнаты к ней ползут клопы. У неё, мол, их нет. А клопы ползут от меня.
Юмор проблемы в том, что все годы, пока моя семья жила на севере, наши комнаты пустовали, и практически были в полном распоряжении соседей, т.к. мы оставили им ключ. (Абсолютно безвозмездно!) Женька (сын соседки) не скрывал от меня, что просто жил там и водил туда девочек.
«Так может это я привез клопов с севера?», спросил я соседей. Тут же взял раскладушку Женьки, которая стояла в коридоре, и в ванной обдал её горячей водой. Эффект ужасный! Сотни животных ползли из полостей раскладушки и гибли под горячей струёй. Тут же спросил о кухонных тараканах: «Не мои ли?» И предложил тотальную обработку квартиры. Полегчало… Мир был восстановлен.
В тот же период я был свидетелем, как жила в страшной коммуналке моя двоюродная сестра. Старый дом-барак на Красной Пресне… ужас… И много ещё видел невесёлых коммуналок шестидесятых, но поскольку пишу репортаж о моих коммуналках, то, пропуская перипетии моей личной жизни, сразу перейду к рассказу о моей третьей коммуналке на Люсиновской улице. Там я очутился в начале восьмидесятых годов. К тому времени я уже был вовсе немолодым человеком. Скорее, человеком весьма среднего возраста. Сразу скажу, что жил я в той коммуналке на Люсиновке без прописки. (Т.е. московская прописка у меня была, но в другом месте). Сосед, по фамилии Дворянский, почему-то считал себя хозяином в этой квартире. Общую кухню он превратил в столовую для своей семьи, заняв три четверти кухонной площади своим столом, шкафом, холодильником и т.п. Общая газовая плита тоже вечно была занята царственной семейкой. Жена этого соседа всё время что-то жарила, парила, варила… У них двое детей, (младший – дебил), что, как бы, давало этой семье право царить на кухне. Конечно, плита была вечно грязная и мылась раз в году другими соседями. А тараканов на кухне… тьма! Ни до, ни после такого не видел. Начал их травить, но сосед завопил, что он тут кушает, а я воздух отравляю…
Кстати, покрытое копотью окно на кухне сто лет никем не мылось, и сквозь него ничего было не видно. Я из гигиенических побуждений с трудом отмыл это окно. Пришлось двигать соседский стол. В результате опять скандал…
Семейка соседа обсерала туалет и не мыла, стирала в ванной, но никогда они не мыли за собой. Другие соседи (старушка и одинокая женщина с ребёнком) не могли противостоять этим воинствующим хамам. (Помните миниатюру Аркадия Райкина?)
А мои попытки как-то нормализовать ситуацию привели к интересным последствиям. Сосед, быстро выяснил, что я не прописан в данной квартире и стал вызывать милицию. Причём делал это, когда никого, кроме меня, в квартире не было. Сосед приводил милиционера и заявлял, что, дескать, в квартире посторонний человек. «Может это вор? Прошу разобраться!»
Естественно, меня забирали в ментовку, начиналась разборка. Ничего страшного, но противно…
Однако и я не остался в долгу. Через три года мне соседи сообщили, что Дворянский выписался из квартиры. Он фиктивно развёлся с женой и пробил себе жилплощадь в другом доме. Это удалось Дворянскому, т.к. он был туберкулёзником. Таким образом, теперь в нашей квартире он проживал незаконно. Я же к тому моменту оформил временную прописку в этой квартире.
Поверьте, я не мелочный, не скандальный, не мстительный человек. Но Дворянский так достал меня… И однажды, после очередного скандала, я (в отсутствие его семьи и соседей) вызвал милицию и попросил проверить документы якобы незнакомого гражданина и выдворить из его из квартиры. И его вывели, хоть он вопил, что пришёл проведать детей. Но детей-то в тот момент в квартире не было, и никто не мог подтвердить правдивость его слов. Конечно гнусная история. Самому противно и стыдно сейчас вспоминать. Рассказал об этом, чтобы дополнить историю коммуналок ещё одним штрихом.
А уж как вспоминать свои коммуналки пусть решает каждый сам. У каждого своя коммуналка…
P.S.
Мне частенько снятся мои коммуналки на Никитской и Пр.Мира. Эти сны добрые. Но жить там снова я не хотел бы. (А Люсиновка, к счастью, не снится никогда!)
К счастью, я вылез из коммунальных передряг и, с благодарностью вспоминая молодость, не испытываю ностальгии по коммунальным квартирам. А кому скучно жить в отдельной квартире - милости просим в коммуналку! Двери туда всегда открыты…