«Я уже старая. Много болела, родила шестеро детей.
Приходилось беседовать с очень многими женщинами,
слушать их доверительные признания. Всем им,
за исключением одной (но думаю, что она была
отклонением от нормы), близость с мужчиной не
доставляла удовольствия; все делали это потому,
что были замужем и боялись, чтобы муж не пошёл
налево. Для большинства эти дела были безразличны.
У многих – вызывали отвращение.
…Если в течение долгой совместной жизни меня
что-то отделяло от мужа, отталкивало от него, так
только это. Но мужчинам я отпускаю грехи…Их мо-
ральный уровень низок, не достигает даже наших пяток».
Письмо взято из книги В.З.Владина и Д.З.Капустина
«Гармония брака», г.Челябинск, 1990 г.
ГЛАВА 13. ЕЛА ЛИСТЬЯ И ОБЛИЗЫВАЛА ЛОЖКИ
Потихоньку у Яси рос живот. Стеснялась ли она своей беременности? Кто угодно мог чувствовать неловкость от расплывающейся, непропорциональной фигуры, от торчащего «выше носа» брюха, но только не она. Всё таинственное вызывало у неё восторг и умиление. Эта молодая особа была возвышенной натурой. А потому она нос поднимала всё выше и выше, так как нравилась сама себе.
До замужества Яся умудрилась поучиться на курсах кройки и шитья.
В годы советской власти они были на каждом углу, бесплатные; коммунистическая партия хотела, чтобы женщины учились шить и не приставали к ней по поводу скромного ассортимента одежды в магазинах и уродливых фасонов. А уродливых фасонов было сколько угодно.
Французская актриса Анни Жирардо наотрез отказывалась надевать сорочку, которую раньше называли «комбинацией», так как не понимала, «как такое может носить женщина». Её утешили: «Эта ещё ничего!». Правда, фильм с участием Жирардо снимался русским режиссером уже в то время, когда СССР канул в лету, а свобода и демократия отправили марксизм (или – социализм) и коммунизм на свалку истории (слова президента США Рональда Рейгана).
Яся не очень охотно училась на курсах кройки и шитья. Она не была кокеткой, а потому не заботилась о фасонах платьев и юбок.
Брюки тогда, как повседневную одежду, советские женщины не носили. Если бы надели, выходя в свет, - могли бы попасть в милицию. А вот француженка-писательница Жорж Санд (она же Аврора Дюпен) спокойно заменила пышные платья на брюки. Шокировала публику, но никто с неё тех брюк, как безнравственную вещь, не стаскивал.
Безнравственность не в одежде, а в голове.
- Главное, - говорила Яся подружкам, которые щеголяли юбками-клёш, рукавами- «фонариками», бантиками-кантиками, - чтобы всё было чистеньким и свеженьким. Помните, как Петр Первый во всеуслышание приказал купчихам и их дочерям (а может, он имел в виду и дам высшего света): чтобы они почаще мылись, а то из-под их многочисленных юбок шёл такой дух, что можно было в обморок упасть?
Для меня важнее – чтобы одежда была чистенькой. Я пуританка.
- «Карпэ диэм», - возражали подружки, - как говорили в древности умные люди, «срывай день». Живи сейчас, сегодня. Носи, что модно. Потом будешь жалеть.
Яся только смеялась такому прогнозу, и показывала свои маленькие прелестные зубки.
Но беременность так её воодушевила, что она сама сшила три наряда. Один из весёленького ситца в мелкий цветочек. Получилось широкое платье без рукавов, с кокеткой под грудью, с большим каре, открывавшем её шею без единой морщинки, и ложбинку между налившимися сиськами (любимое слово Марка).
Мастерила Яся этот наряд тайно, когда муж уезжал на работу.
Она училась женской хитрости – удивлять мужчину.
Чтобы платье выглядело не слишком рабочим, хотя шила она его для дома, Яся сделала оборочки на плечах и внизу.
Когда она первый раз показалась Марку в этом наряде, он обомлел – жена предстала перед ним обновлённой.
Женщин, способных преподнести мужчине сюрприз, он очень ценил.
- Ты ли это, моя жёнушка? Как же одежда украшает женщину! Я это давно знаю. Ты величава, выступаешь, словно пава, - Марк обнял Ясю.
И заскользила в этом объятии нежность, на которую он был скуп, или на которую не был способен, или Яся была не той женщиной, к которой он хотел бы проявить нежность.
– Царица! Моя царица! Кажется, Пушкин так написал. Расскажи, кто сшил тебе такую прелесть?
- Вестимо, сама. – Яся пальчиками подняла край платья и слегка присела в реверансе. - Благую часть избрав, как говорили в старину, то есть, выбрав лучшее для себя решение, я сшила этот шедевр. Нравится?
- Очень нравится, - искренне сказал Марк и даже отошёл немного в сторону, чтобы ещё раз полюбоваться женой. – Но, что сама смастерила, не верю! Не замечал, чтобы ты что-то шила. Даже занавески на окна мать сшила.
- Не шила, потому что у меня швейной машинки нет.
- А это платье?
- Руками пришлось шить.
- Ничего себе работёнка. У тебя есть скрытые таланты. Горжусь! А животика в этом наряде почти не видно.
- Ты что же стесняешься жену, у которой вырос живот?
- Что ты, что ты! – Марк замахал руками, - я хожу и живот выпячиваю, словно не ты, а я беременный. – Он помолчал, начал на неё лукавинько посматривать. - Как ты думаешь, мечта моя, а мы очень осторожненько можем полежать рядышком? Ты такая красивая, что я вдохновлён на… сама знаешь, на что. Я буду осторожен, только с краешку твоей курочки. Петушка буду сдерживать, чтобы он тебе не навредил. Очень соскучился.
« Как он мог соскучиться, если и вчера мы лежали рядышком, и позавчера», - подумала Яся, но мужа не оттолкнула.
Акушерка сказала, что, если «со всеми предосторожностями», то пока можно. Нельзя за два месяца до родов, ребёнок может родиться раньше срока.
- И не краснейте, моя дорогая, дело житейское. Не вы первая, не вы – и последняя. Задавайте мне любые вопросы, рада буду ответить, - чтобы не смущать ещё больше Ясю, акушерка говорила очень официально.
Муж теперь не ложился на Ясю – после одного случая. Поцеловав для проформы (это всегда видно) её в губы, он взял член в руки, вставил его во влагалище жены, и в блаженстве перед предстоящим процессом, лёг на неё. Через секунду вскочил в испуге:
- Кто это меня так боднул?
- Наш ребёнок! – засмеялась Яся.
- Мне показалось, что он меня стукнул кулаком! – Марк в полном замешательстве сполз с Яси, лёг рядом. – А это нормально?
- Ты что не слышал, что ребёнок начинает шевелиться, как только достаточно подрастёт? Мне акушерка всё объяснила. Я сначала тоже испугалась. Спала на животе, вдруг чувствую, что-то толкнуло. Проснулась, перевернулась на спину, подождала – ничего.
Я положила руку на живот и сказала: «Сыночек, здравствуй!». Он и ткнулся прямо в мою руку, словно, приласкался. Теперь каждое утро я с ним здороваюсь, а вечером желаю спокойной ночи. Это было несколько дней назад, я не успела тебе сказать.
- Ну и фантазёрка же ты! Он что, тебя слышит?
- Может, слышит. Беременным женщинам советуют слушать музыку, смотреть на цветы – и ей хорошо, и ребёнок доволен. Нельзя смотреть на верблюдов, обезьян, страшных собак… Так мне сказала Мария Сергеевна.
- Почему?
- Говорят, что, если женщина в «положении» будет смотреть на животных с большой шерстью, то ребёнок может родиться весь покрытый шерстью, волосатым.
- Ну, вы, женщины, до чего только не додумаетесь! – Марк рассмеялся, но с некоторой натяжкой. – Так, верблюдов и обезьян в наших краях, слава Богу, нет. А с собаками, мечта моя, будь осторожна, разные шавки по деревне бегают. Ты меня озадачила, теперь я на всех животных буду смотреть с опаской.
Яся не сказала мужу и о том, что, как только ребёнок начал шевелиться, у неё постепенно стал исчезать неприятный привкус во рту. Этот привкус мучил её несколько месяцев. Чем только она его не заедала! Перепробовала все съедобные листики в огороде. Если бы ей сказали до этого, что можно есть листья свёклы, она, горожанка, только бы посмеялась. Она жевала листочки смородины, малины, стручки лука, чеснока. А в доме перепробовала все крупы, макароны.
Одно время Яся убивала привкус солёной селёдкой. Разрезала селёдку на кусочки, раскладывала их на хлеб. Поднос с такими бутербродами стоял в центре стола. В течение дня Яся всё это съедала и веселела, потому что хоть на время избавлялась от надоевшего привкуса. Но она пила много воды.
Как-то на улице её увидел фельдшер, солидный дядечка с окладистой, как у священника, бородой.
- Здравствуйте, здравствуйте, Яся Викторовна, - весело приветствовал он её и поклонился по-старинному, кстати, фельдшер кланялся не только ей, а всем, даже детям, - а вы всё хорошеете.
- Здравствуйте, Семён Семёнович. Вы не шутите? Разве беременность не делает женщину уродливой? – Яся немного кокетничала.
- Нет прекраснее в мире картины, чем женщина, несущая в своём чреве плод! - с пафосом воскликнул фельдшер. – Мы с женой выносили и родили троих детей. И я даже писал ей стихи, пока она не разрешалась от бремени, хотя не способен к поэзии. – Фельдшер шутил, но видно было, что он чем-то озабочен. – Только вот не нравятся мне ваши ноги, Яся Викторовна.
- Чем они вам не нравятся? – удивилась Яся и посмотрела на свои ноги.
- Отекают они, милая сударыня, - перешёл на серьёзный тон Семён Семёнович. – Непорядок. Этого не должно быть. Скажите, вы много пьёте воды?
- Очень много, - призналась Яся и вздохнула. – Надуваюсь, как бочка. Дышать трудно. Ем селёдку, пью воду. А ещё пью томатный сок. Хожу в магазин, там продают разливной сок. Перепробовала все соки: морковный, яблочный, грушевый; остановилась на томатном.
- Понятно, он кислый. И много вы его пьёте?
- Несколько стаканов в день. Не покупаю домой, потому что выпью сразу весь - хоть ведро. Хожу специально в магазин, это у меня такой моцион, прогулка со значением. Продавщица даже не спрашивает, сразу наливает мне томатный сок. Я выпью, ещё хочу, но говорю себе: «Стоп, а то лопнешь».
- Да, проблема нередкая. Советую вам незамедлительно сдать анализы, - строго сказал Семён Семёнович. – С отёками не шутят. Могут быть осложнения.
- Не пугайте меня, - Яся ещё раз посмотрела на свои ноги. – Чуть-чуть отекли, пришлось даже разрезать впереди босоножки. Но я себя отлично чувствую.
- Вот и прекрасно! Но сдать анализы надо. Чтобы убедиться, что у вас и у ребёнка всё хорошо.
- У меня такой необычный… противный привкус во рту, - неожиданно для себя призналась фельдшеру Яся. На её глазах показались слёзы. - Вы не поверите, Семен Семёнович, но я даже ложки облизываю, как будто это петушок на палочке.
- Ничего нового вы мне не сказали, любезнейшая Яся Викторовна, у беременных бывают желания, которые небеременные называют причудами. За свою многолетнюю практику я всякое повидал. Вы, наверное, знаете, что женщины «в положении» едят мел, уголь…
- Нет, их я ещё не пробовала, - засмеялась Яся, а слёзы всё ещё стояли в её глазах. – Может, я бы тоже ела мел или что-то другое, но останавливаю себя, боюсь навредить ребёнку. Боюсь его отравить. Терплю изо всех сил.
- Попробуйте вместо селёдки жевать грецкие орехи, они у нас водятся. Но только несколько штук в день. Не более. Вкусно, и полезно.
И ещё один совет: попросите мужа купить несколько банок томатного сока. Он у нас продаётся в трёхлитровых банках. Поставьте эти банки в такое место, чтобы вы их постоянно видели. Зачем вам ходить в магазин и пить из казённых стаканов? Возьмите свой, самый красивый и пейте из него ваш любимый томатный.
- Семён Семёнович, что вы мне советуете! – с удивлением спросила Яся. – Я выпью все эти банки за день, от них останутся только ножки и рожки. И лопну. А ноги отекут ещё больше.
- Посмотрим, посмотрим, - усмехнулся в бороду фельдшер. – Этот совет я как-то вычитал в одной старинной книге. Женщины из высшего света им пользовались. А я его рекомендовал колхозницам. И вам рекомендую.
Потом расскажете, как вы воспользовались этим советом. Целую вашу руку, Яся Викторовна. Передайте мой нижайший поклон вашему супругу.
У Марка была одна особенность: он любил лежать.
Вернувшись домой, он осматривал их небольшое хозяйство, что-то подправлял, что-то прибивал (он запрещал жене делать «мужскую» работу). Выросший в трудолюбивой крестьянской семье, Марк не строил из себя белоручку, хоть давно уже не пахал и не сеял. И по-прежнему ногти у него были чистыми, а руки – ухоженными.
Значительно позже на телевидении появится австралийский сериал «Возвращение в Эдем». В нём две сестры. Одна (стерва Джилли) завидует другой – главной героине, хозяйки поместья. Как-то в сердцах Джилли говорит сестре: «Даже, если тебя посадить в бочку с навозом, от тебя будет пахнуть розами».
То же самое можно было сказать о Марке Столярове.
После ужина Марк сразу же улёгся на кушетку. Блаженно вытянулся. Похлопал рукой по кушетке, сказал:
- Иди ко мне, жёнушка. Пора и тебе прилечь, небось, натопталась за день, как мать моя говорит.
Яся присела на кушетку и передала мужу разговор с фельдшером.
- Купи завтра, пожалуйста, две или три банки томатного сока, - попросила Яся Марка.
- Хоть вагон и маленькую тележку! – засмеялся Марк. – Врачей надо слушать. Я к ним – со всем уважением. Я томатный сок не пью, не мужского он состава, как мне кажется. А хочешь, мечта моя, я заеду к своим, и привезу тебе узвару? Мать такой узвар варит, ни с каким соком не сравнить.
- Узвар? Это как самогон? – спросила Яся.
Марк чуть с кушетки не свалился от смеха:
- Узвар варят из свежих или сухих фруктов. Такого вкусного узвару, как у матери, нигде не пил. Стал бы я тебе, моей беременной жене, предлагать самогон. Да, я сам его не уважаю. Привезу тебе целую макитру узвара. Надолго хватит.
- Конечно, я бы попробовала и узвару.
- Узвар это то, что вы, горожане, называете компотом. И деревня это слово переняла. Попробовал я как-то компот в одной столовой: пойло, как сказал бы отец. Бурда бурдой.
Мать готовит узвар и из свежих фруктов, ты видела, у нас большой сад. А на зиму она сушит по своему рецепту яблоки, груши, сливы, крыжовник, малину, какие-то листья. Когда узвар варит, дух стоит такой, что соседи принюхиваются.
- Уговорил, привези. Только не макитру, наверное, это бочка такого же размера, в которой жил греческий философ Диоген.
- Диоген? – Марк наморщил лоб. – Что-то я о нём слышал. Он что, действительно, жил в бочке?
- Да, в пифосе, - ответила Яся без тени снисхождения к неосведомлённости мужа. – Пифос – глиняная бочка до двух метров высотой. Такие сосуды греки зарывали в землю и хранили в них воду, зерно, вино.
В истории есть сведения, что в пифосе и жил Диоген, проповедовавший аскетизм. Среди своих современников он слыл большим чудаком. Но, как ты понимаешь, не всех чудаков стремился увидеть легендарный воин Александр Македонский. А с Диогеном он пожелал встретиться.
Может, как раз Македонский и нашёл философа в пифосе, ужаснулся его нищете. Спросил: «Что я могу сделать для тебя?». И вроде бы Диоген ответил: «Отойди, ты закрываешь мне солнце». Так это было или не так, но историки любят об этом рассказывать. В истории много интересных анекдотов, случаев, изречений.
- Диоген никому не навязывал свою философию и свой стиль жизни, - продолжала, воодушевляясь, Яся, - Он имел жену и детей. Но, кажется, у него была сварливая жена, поэтому он и переселился в бочку.
А ещё есть такое выражение: «Деньги на бочку!». Его тоже связывают с Диогеном. Вроде бы, когда его пифос приходил в негодность и нужен был новый, этот мудрец ходил по городу и просил: « Деньги на бочку», то есть, дайте, кто сколько может. И ему же принадлежат слова: «Люди соревнуются, кто кого столкнёт пинком в канаву, но никто не соревнуется в искусстве быть прекрасным и добрым».
« Матерь Божья, - думал, слушая жену, Марк, - сколько же она уже знает, хотя и младше меня! Вот что значит жить в городе! Даже по сравнению с этой девочкой, я – полный балбес. Надо перенять это у неё – запоминать всякие истории. Это пригодится мне в любых кабинетах, на любом полевом стане…
Казённые разговоры такие скучные, что скулы от зевоты сводит, в сон клонит. А спать-то мне нельзя, заметят, пригвоздят: «Столярова не интересует момент дня», или ещё какие-нибудь бредни придумают. А вставишь, только, конечно, к месту, что-то о Диогене, об Александре Македонском, Пифагоре, глядишь, и лица повеселели, заулыбались.
Ещё со школы я помню присказку: пифагоровы штаны во все стороны равны. Может, и у секретаря обкома комсомола, или у какого-нибудь партийного чинодрала улыбка на важном лице появится. На меня посмотрит, заметит. То, что мне надо!
Только нельзя ошибок допускать. Лучше вспоминать разные истории из глубокой древности. И такие, чтобы никакой политической подоплёки никто не нашёл. У нас любят навешивать ярлыки, обвинять в нелояльности, в подрыве устоев советской власти; чуть что – тычут под нос устав коммунистической партии…
Приходится держать ухо востро. Вот жену свою слушаю, и мне интересно. Даже о девках, умеющих по-царски ублажать мужиков, уже давно не вспоминал. И собрания можно сделать интересными.
Скоро совещание в области, надо будет на всякий случай порыться в книгах жены. Я делаю доклад. Может, удастся что-то вставить в доклад. Но сначала я должен разведать обстановку на совещании.
Как говорит мой дед: не вылезай из кустов, пока не увидел, что впереди. Не удастся какую-нибудь древнюю историю вставить в доклад, так её можно рассказать в узком кругу.
Без застолий совещания не обходятся. А, подвыпив и расслабившись, такие анекдоты рассказывают, что даже у меня щёки краснеют. Правда, от пошлости меня коробит. Но приходится это скрывать».
Марк так далеко унёсся со своими мыслями, что не слушал жену. Спохватился, прислушался.
- Когда соберешься заехать к своим, - говорила Яся, - скажи мне. Я приготовила для твоей мамы скромные подарочки. Привези узвару немного, только попробовать. Но сначала купи томатный сок. Я хочу увидеть, на сколько часов хватит одной банки. Посмотри на мои руки, - Яся протянула руки мужу, - пупырышками покрылись при одной мысли о томатном соке.
« Как бы я хотел, мечта моя, чтобы ты покрывалась пупырышками при одной мысли о моём перце, - подумал Марк. – Многие покрывались, да только не ты. Но ничего, ничего, - подбодрил он себя, - не всё сразу.
Терпение, терпение, мой друг, и ваша щетина скоро превратится в золото, кажется, так говорил наш разведчик дураку-фрицу в одном художественном фильме. Сейчас у меня важная задача – родить сына. Я им всем потом покажу, на что способен комсомольский секретарь, родивший сына! Утру всем нос!».
- Скажи, положа руку на сердце, жёнушка, а мне можно просматривать твои книги? И листочки, на которых ты что-то пишешь, но я не решаюсь их взять. Мне некогда читать столько, сколько бы я хотел. Слушаю тебя и завидую, ты, как энциклопедия.
- Что ты! – щёки Яси зарделись. – Я так ещё мало знаю. Отстала от своих однокурсников. Спасибо, что они поддерживают моё желание не бросать учёбу, присылают темы лекций, семинаров…
Молодая женщина вдруг застыла, прислушиваясь к себе.
- Что случилось? – встревожился муж. – Ты побледнела. Дать тебе воды?
- Нет, всё прекрасно. Сейчас дух переведу и всё тебе расскажу. – Яся помолчала, положила руку на живот. – Представляешь, только я сказала, что однокурсники поддерживают моё желание не бросать учёбу, как в моём животе началась пляска. Так мне показалось.
Ребёнок до этого тихо себя вёл, может, спал. И вдруг сильно задвигался, как будто лезгинку затанцевал. Наверное, и он поддерживает желание мамы учиться. Не хочешь, - обратилась она к тому, кто был в ней, - чтобы твоя мама была дурочкой? Ах, ты моя рыбочка! Моя розочка!
- Наш тюльпанчик! – в тон жене продолжил Марк. Он приподнялся на локте, внимательно осмотрел округлившийся живот жены. – А мне можно положить руку на твой животик? Тоже хочу поговорить с сыном.
- Конечно, можно, - Яся взяла руку мужа и положила на свой живот.
Прошло несколько минут, а ребёнок себя никак не проявил.
- Может, с ним что-то случилось? – с тревогой сказал Марк. – А как узнать?
- Он же двигается не всё время.
- А что он там, интересно, делает: танцует или гимнастикой занимается? Вот бы узнать!
И тут в одном месте живот Яси немного оттопырился.
- Смотри, смотри, что это? – закричал Марк радостно. - Похоже на кулачок. – Он прикоснулся осторожно пальцем к бугорку. Бугорок исчез, но появился в другом месте. Марк снова прикоснулся. Бугорок стал чуть больше. – Да, сын играет со мной! Значит, он нас действительно слышит. Надо будет деду передать, что его правнук уже кулачки отцу показывает.
Марк потянулся, закинул руки за голову:
- Как ты меня порадовала, мечта моя. Хоть песни пой! Жалко, что у меня голоса нет. Знаешь, мечта моя, я стал замечать, что мягче стал, с людьми не лаюсь, даже, когда причина есть лаяться. А всех детей по головке глажу.
- Рада за тебя, - Яся, что делала редко, положила голову на плечо мужа. – А тебе не кажется, что мы торопимся: сын да сын! А вдруг девочка! В магазине на меня посмотрела незнакомая женщина, и сказала: «Живот у тебя круглый, родишь девочку». Не знаю, верить таким приметам или нет.
- Не забивай себе голову, жёнушка. Я чувствую, что мы родим сына! – с уверенностью сказал Марк. – Осталось немного подождать. Давай спать. Наш сын отбил у меня охоту к эротическим эпизодам, так, кажется, у Чернышевского.
Пока моя задача: где-то добыть для тебя швейную машинку. Мать уже нашила пелёнок-распашонок. Недавно заезжал к ним. Но и ты, наверное, что-то захочешь сшить. Ты мне список напиши, я ведь мотаюсь по колхозам, а в деревенских сельпо можно купить то, чего не найдёшь в райцентре.
- Хорошо, я напишу, что ещё нужно купить. А книги мои, сударь, в полном вашем распоряжении, просматривайте, читайте. Только, пожалуйста, не выбрасывайте закладки. Хотя, - Яся смущённо улыбнулась, - я по-прежнему, как Евгений Онегин, отчерчиваю ногтем те места в книге, к которым ещё хочу вернуться. Грешна, признаю.
- Э, жёнушка, это не те грехи, за которые надо бить себя в грудь и каяться.
Через несколько дней Марк привёз швейную машинку «Зингер» с ножной педалью.
- Прости, мечта моя, - сказал муж, - машинка не новая. Женщина, у которой я её купил, сказала, что много лет на ней шила, и она ни разу не ломалась.
- А зачем обязательно новая? - ответила Яся. – Шьёт, а больше ничего и не надо. «Зингер» - кажется, немецкая швейная машинка с большой биографией.
- Вот спасибо! – облегчённо вздохнул Марк. – А я переживал: понравится тебе или нет? Осваивай её, может, и мне что-нибудь сошьёшь. Шучу, шучу! Шей себе наряды. Я хочу, чтобы моя жена была самой красивой. Пусть завидуют.
Потом Яся сшила себе платье-«разлетайку» из шёлка в синий горошек. Так как этот наряд предназначался для выхода «в свет», она сделала большой белый воротник. А третий наряд, на который у неё хватило фантазии, - халатик из ситца с большими красными маками, сплошь украшенный оборочками.
Яся надела это диво-дивное, покрутилась перед зеркалом. Потом пошла в сенцы, где стояла бочка с пшеницей, вытащила дневник.
И в нём появилась такая запись: «Удивлялась себе: шью оборочки. Я? Если бы мне год назад кто-то сказал, что я буду сидеть в деревенской избе и на швейной машинке «Зингер» шить себе халат с оборочками, я бы смеялась до колик. Но вот сижу и шью. Не могу сказать, что мне это страшно нравится. Я бы с большим удовольствием почитала книгу.
Необходимость заставляет шить. В нашем скромном магазине ничего нет для беременных. А те халаты, что висят на вешалках, можно надеть на пугало в огороде. В нашем огороде на пугало, которое смастерил Марк, я надела его старую рубашку и соломенную шляпу.
Я завела в огороде небольшую плантацию подсолнухов. Очень они мне нравятся – самые нарядные растения. Мне нравятся их золотые головки, как солнце. Семечки я не люблю. Но зато их любят птицы. Я их не прогоняю. Пугало стоит просто как персонаж в огороде. У всех соседей есть, некоторые даже с метлой.
Мне скучно. Здесь у меня нет подруг. Женщины тяжело работают, мне их жалко. Многие рано толстеют, может, так им легче работать с вилами, когда складывают сено в копны, да на току бросают зерно лопатой.
Развлекает только то существо, которое растёт в моём животе. Когда мне совсем грустно, ребёнок начинает так сильно двигаться, как будто кувыркается. Впечатление такое, словно он чувствует моё настроение. Интересно, а для этого кувыркания ему хватает места? Когда родится – спрошу.
Кажется, я вживаюсь в роль жены, и эта роль начинает мне нравиться. У Марка есть черты, которые я не могу не ценить. Ещё ни разу он не напился до невменяемости. А ведь здесь многие мужчины пьют – и старые, и совсем молоденькие. Смотреть на них неприятно.
Чаще всего в выходные дни можно встретить на улице женщину с синяком под глазом, а у некоторых оба глаза заплывают от побоев. Сквозь слёзы говорят: «Бьёт, значит любит». Не понимаю, как можно такое терпеть?
Я прошу Марка поговорить с таким «любящим», и цыкнуть, как здесь говорят, на него. Но так, чтобы не вмешивать побитую женщину. Но мне не надо учить моего мужа – он всегда действует, как дипломат, ищет компромиссы, а не сразу в лоб «бьёт». Помогает. Мужики местные его побаиваются.
Мой отец иногда навещает меня. Понаблюдав за Марком, он сказал: «Твой муженёк - хозяин, всё в дом несёт. Из него в своё время получился бы хороший помещик. Мне нравится, что в вашей усадьбе всё на своих местах, забор сделан добротно, крыша дома не протекает.
У вас нет того, что меня раздражает в деревнях: масса какого-то хлама во всех углах двора. Его зачем-то накапливают, хотя надо бы выбросить на свалку. Или построить сарай и спрятать туда всё это, если уж так дороги дырявые вёдра, тачки без колёс, какая-то ветошь…».
Я сказала отцу, что иногда, когда есть оказия, приезжают отец и дед Марка. Обязательно что-то прибивают, пилят, в огороде копаются. Я пыталась их отговаривать. Хозяйство у нас небольшое, нам вдвоём не так уж много и надо. Да и Марк постоянно привозит то мешок картошки, то свёклу и морковь, муку.
Но дед Марка возразил:
- Нам нетрудно, мы привыкли. Чаще бы ездили к вам, да добираться нечем, пока автобусы пустить только обещают.
Я заметила, что он хромает:
- У вас нога болит. А говорите, что нетрудно работать.
- Это подарок Гитлера – осколок. Один осколок вытащили ещё в нашем лесном лазарете, а этот, наверное, глубоко сидел, хирург не заметил. Да и я не знал до тех пор, пока стало больно на ногу наступать.
Отвёз меня внук в больницу. Там хирург-фронтовик мне и сказал: «Можно, конечно, удалить осколок. Но прошло уже столько лет, этот кусок железа теперь, как я полагаю, находится в капсуле, прижился в вашем теле. Но операция может быть опасной. Почему? А мы не знаем, что ещё есть в той капсуле, что попало вместе с осколком. Может, инфекция, которую выпускать на свет Божий нельзя. Подумайте. Как решите, так и будет».
Я и решил, что обойдусь без операции. Пока терплю, а там посмотрим. Но ты, внучка, не переживай за меня. У меня хватит сил и правнучка понянчить. Уважь старика: роди пацанёнка.
Да, Марк тоже любит порядок. И это мне тоже нравится. А вот я заниматься бытовыми делами не очень люблю. Часто что-то делаю после приказа себе: «Надо!». А дальше – через «не хочу». Так я приказала себе покрасить забор, но разной краской – жёлтой, чёрной и зелёной. Какая была. Получилось весело. Марк меня похвалил, а соседи тоже перекрасили свои заборы – стало не так уныло на улице.
А вот сажаю цветы я с удовольствием. Попросила Марка наносить земли в разные уголки двора. Завела клумбы, обложила их камешками, покрасила разной краской. Смотрится хорошо.
Конечно, забор ставил не Марк, для хозяйства у него мало времени. Нашёл плотника, мы нарисовали ему забор, он всё и смастерил. Нет, не бесплатно. Марк этого не любит – он всегда оплачивает любую работу. Дом белили две женщины, так он, кроме денег, ещё им по коробочке конфет подарил.
Сейчас я стараюсь ничего тяжёлого не поднимать, когда стираю, то сижу на табуретке. Заметила: если устаю, ребёнок начинает сильно биться, как будто просит: «Хватит работать, полежи, отдохни».
Перечитала роман Стендаля «Пармская обитель». Оноре де Бальзак назвал это произведение своего соотечественника «загадкой, которую надо изучать». Завидую писателям: как интересно они умеют связывать привычные всем слова в прекрасные фразы! Слова, как бисер, на ниточку нанизывают. Мне такое недоступно.
У Стендаля вычитала: « …сердце у него было тонкого изделья – из тех, которым необходимо дружеское расположение окружающих». Это о главном герое романа Фабрицио. И обо мне. Увы, увы… Не с кем дружески располагаться.
Мне кажется, что я начинаю… влюбляться в своего мужа».
Надо сказать, что Яся давно начала писать. Скорее – описывать какие-то свои впечатления, события, участницей которых была или о которых слышала. В её заметках что-то было реальным, а что-то – из области фантастики. Выписывала из прочитанных книг и учебников понравившиеся мысли авторов, а записывала свои комментарии. Так она восполняла отсутствие рядом людей, с которыми ей было бы интересно вести беседы на разные темы.
Как-то она прочитала строчки Александра Пушкина: «Поэзия, как ангел-утешитель,// Меня спасла, и я воскрес душой». В 1824 году царём поэт был сослан в село Михайловское. Он был оторван от друзей, родных. Особенно тоскливо поэту было зимой, когда снег заметал дороги. Пушкин слушал сказки няни Арины Родионовны (это ей стихи, как благодарность за любовь: «Подруга дней моих суровых, //Голубка дряхлая моя!»…) и работал. Потом он и написал, что поэзия, как ангел-утешитель, его спасла от отчаяния.
Яся записала в своём дневнике эту историю с поэтом, добавив: «Я могу повторить, чуть переиначив (простите, Пушкин, за дерзость): книга, как ангел-утешитель, меня спасает, и я воскресаю душой».
Эти записи в толстой ученической тетради она тоже прятала в бочке с пшеницей.
Марк выполнил просьбу Яси – привёз три трёхлитровых банки томатного сока. «Поставьте на самое видное место», - вспомнила она совет фельдшера. Банки поместились на подоконнике в кухне.
С большим нетерпением Яся открыла одну из них, налила себе полный стакан сока и, даже не присев, как говорят, одним махом опустошила его.
- Я наблюдал, мечта моя, как ты пила сок и понял: с таким желанием трудно бороться. Только теперь до меня дошли твои слова, что, когда ты думаешь о томатном соке, то твоя кожа покрывается пупырышками.
Марк подошёл к жене и вытер полотенцем следы от сока на её губах.
– У тебя выросли красные усы. У моей жены красные усы! – он засмеялся.
Но почему его глаза увлажнили слёзы? От умиления перед необъяснимыми желаниями беременной? А, может, он начал влюбляться в свою жену?
А история с соком закончилась таким образом. Яся выпила ещё два стакана. И всё! Как отрезало! Она даже начала чувствовать отвращение к соку. Почему-то и Марк не стал его пить. То, что оставалось в банке, он вылил, а неоткрытые банки подарил соседке Марии Сергеевне.
Вот так и был проверен старинный рецепт.
В СССР сексуальные отношения, конечно, не были под запретом. Иначе, откуда было взяться детям, в которых нуждается любое государство: и с социалистическим, и с капиталистическим уклоном. И заключение брака приветствовалось, даже устраивали комсомольские свадьбы.
Но насколько готовы были мужчина и женщина создавать семью, получалось у них что-то «под одеялом», знали ли они хоть что-то о том, что называли стыдливо тогда «интимными отношениями»? Можно сказать, что эта важная сторона жизни граждан Страны Советов была пущена на самотёк. Предполагалось, что муж и жена знают, что «под одеялом» надо делать и как.
Мужчин учили варить сталь, добывать уголь, водить трактор и танк (в армии), играть на театральной сцене, и так далее и тому подобное. Также женщины получали разные профессии, работали. В этой сфере жизни были учителя, наставники; выпускались учебники, техническая и иная литература.
Но не было литературы о мужской и женской половой сфере, её строении и заболеваниях, сбоях в работе; у молодожёнов не было возможности заранее узнать, как без эксцессов провести первую брачную ночь; мужчины при однажды случившейся импотенции готовы были поставить на себе крест; если женщина не испытывала оргазма, она также могла впасть в панику…Если, конечно, была осведомлена, что это такое.
Все прекрасно знали: если у тебя проблемы с желудком, надо идти к терапевту. А если не стоит член, если женщина при сношении с мужем испытывает боль (речь не о первой брачной ночи)? Бежать было не к кому. Книг на эти темы не было. Так и жили, пока уже в так называемое «перестроечное» время какая-то из советских дам с пафосом не сказала всему миру, что в СССР секса нет.
Секс-то был. Мозгов не хватало.
Вот героя этого романа – Марка всё время терзала мысль: почему Яся «не кончала». Он – каждый раз, жена – нет, ни разу. Значит, он - нормальный, а с ней что-то не так, дефективная попалась ему жена. И как это она ещё забеременела? И на том «спасибо».
А если бы у советских мужчин и женщин была возможность читать книги о сексуальных отношениях в семье (пока сексологи и сексопатологи находились «в подполье»), то не было бы упрёков: «Если ты «не кончаешь», значит, ты меня не любишь»; «Импотент проклятый! Не можешь со мной, наверное, спишь с какой-нибудь бабой, весь выдыхаешься»…
Потом, когда СССР развалится, появятся книги о любви и сексе, как отечественных авторов, так и зарубежных. И даже с большими перегибами. Но лучше с перегибами, чем ничего.
В книге В.З.Владина и Д.З.Капустина «Гармония брака» даётся такая статистика: от 15 до 40 % женщин, участвующих в опросах специалистов, говорили, что не испытывают оргазма (медики называют это «аноргазмией», фригидностью). Причин много: от особенностей темперамента дамы - до неумения мужа разбудить её чувства.
«Разновидностью половой холодности, причем встречающейся, вероятно, чаще других форм, является психогенная фригидность, - пишут авторы приведённой книги. - Под этим термином понимают состояние, когда нормальная (и даже повышенная) сексуальность женщин тормозится грубыми действиями мужа, особенно в первые дни и недели совместной жизни, бесцеремонным обращением с ней, нарушением её диапазона приемлемости (читай – позы во время сексуальных отношений, а также – места и времени), страхом беременности, посторонними мыслями…».
Если же обойтись без всяких специальных терминов, то получится такая картина: оргазм испытывают тогда, когда Он и Она – две половинки одного организма. Не получается оргазм тела, зато будет в оргазме душа. Но встретить «свою половинку» - большая удача, подарок судьбы.