Если бы Толяну Громову рассказали заранее, что с ним случится, вряд ли бы он в это поверил, поскольку был в ту злополучную зиму в «штопоре» и мало, что воспринимал. В тот день он ехал на электричке, купив «пузырь», горстку конфет да пачку сигарет. Ехал «зайцем». То ли потому, что позвякивала мелочь в кармане, то ли потому, что сильно дуло в грязные окна электрички, ему было промозгло и неуютно. Толян направлялся в деревню Моргалиху. Он ехал к матери подлечить организм козьим молоком и помочь старушке пережить суровые февральские дни. Не работая более года, сильно запивал, стараясь забыть о никчемности жизни, в ожидании огромного вечного похмелья. И оно, родимое, встречало с утра, укладывало днем, а ночью будило, провожая в ночные ларьки и аптеки. Жена терпела из последних сил. Они давно уже жили рядом, но не вместе. Сын умудрился вырасти и начал откровенно хамить.
Вот и разъезд Арканиха. Неласковая платформа встретила гостя «фирменным» гололедом. Нетрезвые ноги выписали мертвую петлю, приземлили организм на «пятую точку», причем самым нежным местом - копчиком. Початая бутылка вылетела из пакета, но была удачно поймана обеими руками.
«Ну, я – могун! Какой я акробат!» - пьяно ухмыльнулся Толян.
Приложившись к бутылю, занюхав рукавом и вытанцовывая нетвердой походкой, он пошел по узкой зимней тропке, усердно расширяя ее затейливыми зигзагами. «Эх! Прямая подведет, а кривая выведет», - мелькнуло в хмельной голове.
Повалил снег, огромными, пушистыми хлопьями заметая еле заметную тропку, и усердно лепил из кривоидущего смешную снежную бабу. До деревни было пять верст с гаком. Гак был километра полтора с присвистом, но, если свернуть на другую лесную тропу, увеличивался вдвое, а то и втрое.
Снег хрустел, тропа была еле заметна и петляла, как хвост змеи. Стало страшно. Страх зашевелился между лопатками и пробежал мурашками по телу. Дело в том, что он уже не раз плутал по этой заколдованной лесной дороге даже летом. А тут зима, колотун, и заблудиться ему сейчас никак не улыбалось.
Он бродил по лесу уже более четырех часов, забираясь в густой кустарник, сваливаясь в овраги и проваливаясь по пояс в глубокие сугробы. Спиртное кончилось, кончались и силы.
«Видно, в последний раз плутаю, - подумал Толян. - Весной найдут меня, «подснежника», или работники леспромхоза, или лесники».
Выбрался на опушку. Снег затих, и как-то неожиданно потеплело. Небо стремительно стало темнеть. Чернота надвигалась со всех сторон огромными парусами и сгущалась прямо над его головой. Толян запрокинул голову. И тут на его лоб упали крупные теплые капли.
«Что за хрень в февральский день?! Прямо майская гроза!» - испугано пробормотал он. И произошло то, что в его жизни никогда не случалось. Сбылась мечта идиота! На него вдруг обрушился такой ливень, что шапку мгновенно смыло, и с водою стек старенький шарф. Толян почувствовал себя Ихтиандром.
«Все, допился. Здравствуй, глюк! Пора в гроб ложиться. Скорее всего, я сейчас замерзаю под сугробиком, а этот ливень мне только чудится. У всех «белочки», как «белочки» - с кошмариками, бесами да чертями, а у меня белая «ливнячка» водопадная!» - обдумывал необычайное явление Толян.
В это мгновение раздался такой рев, будто его голову засунули в работающую турбину реактивного самолета. В голове забились в бешеном экстазе тысячи колоколов, и дала залп сразу вся артиллерия мира. Звук заполнил собой все пространство так, что стало трудно дышать и двигаться. Упав на колени, наш человече дышал громом, пил его, жил в нем.
«Разрази меня... ааа!!!» - закричал Громов, и его голос, набирая мощь, тоже перешел в рев, воссоединяясь с грохотом канонады в единое целое. В небе вспыхнули молнии и вошли в него! Приняв эту огромную негодовавшую силищу, он почувствовал себя единым со всем миром...
Он был морем и травинкой у дороги, был горой и камешком у подножья горы, он был целым космосом и пылинкой, танцующей в солнечном луче. Человек был всем и, в то же время, ничем. Наполненный этой грохочущей и сияющей силой, он оторвался от земли. В глубине оглохшего и ослепшего сознания Громов услышал вой какого-то зверя. В голове промелькнуло:«Наверное, волки. Поужинать пришли. Давайте, жрите! Я, наверно, уже жареный, как большой шашлык без шампура».
Раздался лязг зубов и его куда-то потащили: «Что, не нравятся проспиртованные? Теперь жди, когда выветрится!». Он где-то слышал, что душа не сразу отлетает от тела, а как бы видит себя сверху. «Эх, увижу себя такого - наверняка стошнит», - подумал он остатками сознания и провалился в темноту.
....
(продолжение http://www.proza.ru/2012/01/18/91)