***
…Яркий солнечный свет больно ударил по глазам. После мрака Пещеры он казался невыносимым. Жмурясь и закрывая глаза рукой, Ваяр из последних сил выбрался из Пещеры. Упав на траву, он с наслаждением вдыхал свежий воздух. Когда глаза привыкли к свету, он посмотрел на жезл. Шар, закреплённый на нём, переливался всеми цветами радуги и был необычайно красив. Сейчас Ваяр видел эту красоту, ведь он смотрел на него совсем иначе. Он вспомнил, как пытался уничтожить его и со страхом подумал, что чуть было не лишил всех, все народы их последней, а может и единственной, надежды на мир. Вставать не хотелось, но надо было спешить. Ваяр поднялся и огляделся. Только сейчас он увидел, что выбрался совсем в другом месте. Но тут же разобрался, куда следует идти – невдалеке виднелся синеватый дымок от костра. Осторожно приблизившись к костру, Ваяр спрятался за большой камень – надо было убедиться, что здесь нет врагов. У костра спиной к нему сидел человек. Ваяр очень быстро узнал его – это был Драд. Убедившись, что никакой опасности нет, Ваяр вышел из своего укрытия. Драд тотчас же услышал его. Он обернулся, готовый к схватке – в руках он сжимал меч и арбалет. Но узнав Ваяра, он отбросил их и побежал ему навстречу.
– Ваяр! Я знал, что ты вернешься, – Драд радостно обнял Ваяра, сдавив его в крепких объятьях. Ваяр поморщился – раны, полученные им в Пещере, ещё были свежи.
– Я должен был вернуться, – ответил Ваяр. – Где остальные? Кто-нибудь выжил?
– Нет. Никто. Все эти три дня…
– Что?! Прошло всего три дня?
– Да. Сегодня четвёртый день, как ты ушёл в Пещеру.
Ваяр удивлённо смотрел по сторонам. Ему казалось, что прошло гораздо больше времени. Но, видимо, в Пещере оно текло быстрее, чем наверху.
– Где Карог? Он жив? Мне надо сказать ему…
– Все мертвы, Ваяр. Карог был в плену. Ночью я перебил норогов, но ему помочь не смог. Карог умер у меня на руках вчера вечером. У него были слишком опасные раны…
– Я не успел… Опять…
Ваяр устало сел на землю, положив рядом с собой жезл. Драд только сейчас заметил его. Он с ужасом посмотрел на него, потом на Ваяра.
– Почему ты с жезлом?! Почему не оставил его в Пещере?! Неужели мы зря…
– Не зря, Драд. Не зря. Здесь, в жезле Истина. Она спасёт нас. Всех нас, понимаешь?
– О чём ты говоришь? Ты должен был спрятать его в Пещере. Для этого мы и шли.
– Ты всё узнаешь, Драд. Но вначале отведи меня к Карогу. Я хочу с ним попращаться.
Драд с изумлением посмотрел на Ваяра – его слова показались ему очень странными, он помнил о его вражде к Карогу. Ничего не сказав, Драд молча повернулся и повёл Ваяра к могилам их спутников.
– Здесь все, – указал Драд на невысокие груды камней возле деревьев, в каждую из них был воткнут меч. Потом подошёл к крайней слева. – Это могила Карога.
Ваяр смотрел на могилы. Тринадцать воинов. Тринадцать смертей. Сколько их было и сколько ещё будет. Братьев, убивающих друг друга. Ваяр подошёл к могиле Карога, опустился перед ней на колени. Вновь, как тогда на могиле Ульмии, его пронзила острая боль потери. Тогда он потерял возлюбленную, теперь брата. Брата, с которым ему не довелось жить в мире и понимании, которого он не успел принять, перед которым он был виноват. Ваяр коснулся могилы Карога – он уже не узнает Истины, но это именно он привёл его к Ней, это именно ему будут обязаны все народы своим спасением.
– Что ты хотел сказать Карогу, Ваяр? – спросил Драд – он всё ещё был удивлён поведением Ваяра.
– Карог был прав тогда, когда решил похоронить тех двух воинов.
– Это ты и хотел ему сказать?
– Я хотел сказать ему многое, но это – главное. Он уже тогда, раньше всех обо всём догадывался.
Ваяр поднялся. Ещё раз посмотрел на могилы воинов, вспоминая их лица. Потом тяжело сказал:
– Нам надо спешить, Драд.
– А как же жезл? Что с ним? – спросил ничего не понимающий Драд.
– Смотри, – только и сказал Ваяр и направил на Драда жезл.
Жезл ослепительно вспыхнул и погас. Драд же, познавший Истину, поражённо смотрел перед собой.
– Этого не может быть, – наконец тихо промолвил он.
– Ты всё видел. Карог не знал как прекратить нашу вражду. Теперь мы знаем, но только благодаря ему. Пошли, Драд. Истина слишком долго была скрыта от нас. Теперь настало её время.
***
Подойдя к ущелью, Ваяр и Драд заметили одинокого человека, который возился возле завала, таская камни. Это давалось ему тяжело: человек был стар, а камни – увесисты. Он не удивился, увидев двух незнакомых ему воинов. Наоборот, несказанно обрадовался их появлению. Со слезами на глазах, он пошёл им навстречу.
– Вы – рурары? Я знаю – это вы. – Заговорил с ними человек. – Я так давно ждал этой встречи. Я ждал только её. Я знаю, всё знаю. Осталось только услышать…
Завидев оборванного старика, шедшего к ним, Ваяр и Драд остановились. Они никак не ожидали встретить здесь кого-нибудь. А этот старик был особенно странен.
– Кто это? – негромко спросил Ваяр Драда.
– Не знаю. Когда я уносил отсюда наших воинов, я никого не видел.
– Он говорит по-норогски. Вероятно, он был с чёрными воинами, гнавшимися за нами, – предположил Ваяр.
– Кто ты? – громко спросил Драд.
– Я – Эгил.
– Что ты здесь делаешь?
– Я хороню воинов, – Эгил указал рукой куда-то назад. – Они ни в чём не виноваты. Они не знали…
– Ты был с Абером? – спросил Ваяр.
– Ты его знаешь? – удивился Эгил.
– Знаю.
– Где он?
– Остался в Пещере. Навсегда.
– Значит, Истина его убила, – задумчиво произнёс Эгил.
– Его убил я. Но перед смертью он видел Истину.
– Скажи мне, он принял её?
– Нет. Он не смог смириться.
– Я так и думал. Его ненависть была слишком сильна. Смогут ли остальные?..
Эгил сел на камень. Зачем-то взял в руки землю и стал медленно растирать её. Ваяр и Драд молча смотрели на его сгорбленную не то от тяжести лет, не то от чего-то другого, фигуру.
– Ты знаешь Истину? – спросил, наконец, Драд.
– Я знаю Истину. Я принял её. Но всё же мне тяжело, – вздохнув, сказал Эгил.
Ваяр с болью и жалостью смотрел на Эгила, понимая, что Истина будет тяжела и для всех остальных норогов. Нет! Он больше не должен так думать и говорить – они не нороги, они – рурары, забывшие свою мать, поднявшие меч на своих братьев.
– Что мы можем сделать для тебя, Эгил? – спросил Ваяр. Он хотел хоть чем-то помочь этому несчастному старику, хотел облегчить его душевные муки.
– Поговори со мной. По рурарски. Я знаю, кто я. Но не знаю, что значит быть рураром.
Ваяр сел рядом с Эгилом. Он не знал, что сказать ему и начал просто рассказывать о Рураре. Он говорил долго, стараясь ничего не упускать. Эгил молча слушал, глаза его были полны слёз. И даже после того, как Ваяр и Драд оставили его, перед ним всё ещё стояли образы далёкого дивного острова, рождённые рурарской речью. Образы родины, покинутой его предками, но которую он на излёте своей жизни всё же увидел. Пусть и не своими глазами, но всё-таки увидел.
***
Ваяр и Драд прошли ущелье быстро. Так же быстро они прошли и Гиблый Лес – теперь они знали короткий путь через него, подсказанный им Эгилом. Им было тяжело оставлять его, но он сам пожелал остаться. Он уже давно жил с Истиной, давно носил в себе всю её тяжесть, давно не мог смотреть на свои руки, обагрённые кровью рурар, своих далёких братьев, давно потерял покой. Только об одном он мечтал все эти годы – услышать язык родины. И он услышал его. Это было его последним желанием.
Ранним утром Ваяр и Драд вышли из Гиблого Леса. Вновь перед ними лежала Норгия. Вновь им предстоял долгий путь через её земли. Но теперь они оба смотерли на норогов иначе. Теперь они не видели в них своих заклятых врагов, хотя те всё ещё оставались ими, всё ещё несли в себе зло Норга, всё ещё жаждали гибели Рурары. И всё же Ваяр уже не думал о своей мести, уже не желал им смерти. С тем большей болью он осознавал, что многим из них не избежать её.
В первых же норогских деревнях Ваяр и Драд стали замечать неясные, пока ещё едва уловимые изменения. Люди, только лишь завидев их, сразу же скрывались в своих домах. Драд обратил внимание, что среди жителей этих деревень, в основном были женщины. Их испуганные лица и встревоженные взгляды, как и всё их поведение, были очень странными.
– Почему они боятся нас?
Ваяр был удивлён: в четвёртой деревне подряд перед ними разбегались жители, словно все они видели в них что-то ужасное.
– Не знаю. Мы ведь в доспехах чёрных воинов. – Драд был удивлён не меньше Ваяра. – Они должны принимать нас за норогов. Что их так пугает в нас?
Вскоре им стала ясна причина этого страха. В очередной деревне они увидели целый ряд виселиц, на которых болтались больше десятка повешенных. Почти все они были мужчинами. У каждого из них на груди висела какая-то табличка.
Они остановили своих коней возле виселиц. Среди повешенных были только взрослые люди, а две женщины были уже немолоды. На каждой табличке был изображён сломанный меч.
– Что здесь произошло? Кто все эти люди? – Ваяр всматривался в лица повешенных, пытаясь понять, кем они были.
– Может это мятежники. – Драд также ничего не понимал. – Но почему их тогда повесили в норогских деревнях? И что значат эти таблички у них на шеях. Не понимаю…
– Что вам здесь ещё нужно? Зачем вы пришли? – раздался вдруг за их спинами чей-то резкий голос.
Ваяр и Драд обернулись. Перед ними стояла высокая худая женщина. Её плотно сжатые губы и прямой, жёсткий взгляд холодных глаз из-под неубранных седых волос были особенно поразительны после всех встреченных ими до этого момента людей. Она смотрела смело, как будто бросала им вызов.
– Вы увели всех, кого могли. Вы повесили всех, кого схватили. Так чего же вам ещё надо?
– Ты принимаешь нас не за тех. Ты с кем-то нас путаешь. – Попытался объясниться Драд. Он едва выдерживал её взгляд.
– Путаю… Разве вас можно с кем-то спутать? Это ведь вы увели моих сыновей. Это вы вешаете людей… Думаете, я вас боюсь. Нет. Я уже ничего не боюсь. Я знаю, что вы сделали с моими сыновьями. «Именем повелителя…» – разве это были не вы? Будь он проклят Великой Силой! Вы слышите, я его проклинаю!
Ваяр и Драд поняли: здесь были чёрные воины. Это они забрали всех мужчин. Они же и повесили этих людей. Случилось то, чего так боялся Карог и от чего хотел уберечь Норгию – повелитель начал войну против своего собственного народа.
– Что вы смотрите? Можете убить меня. Можете убить всех. Все знают… Это не рурары убивают наших мужчин. Это вы! Вы – убийцы!
Они тронули коней. Им нечего было ей сказать. Им нечего было сказать даже самим себе. Они уже скрылись из виду, а одинокая женщина всё ещё продолжала стоять возле виселицы, проклиная повелителя, его войну, забравшую её сыновей и саму себя, отправившую их на неё.
Чем дольше Ваяр и Драд ехали по Норгии, тем больше видели зла и жестокости, захлестнувших её. Многие уже поняли, что воинов, уходивших биться в Рурару, изменяли, отнимали у них саму жизнь. Многие видели их страшные лица и пустые взгляды. На их глазах происходило то, чего они боялись всю свою жизнь: нороги лишались своей сущности, но делали это не рурары, а сами же нороги. Ропот норогов, поначалу робкий и тихий, возрастал с каждым днём. Во многих местах открыто звучали призывы прекратить войну с рурарами, многие сами отказывались идти на неё и не пускали своих сыновей. Но чем сильнее становилось неприятие этой войны, тем сильнее зверствовали чёрные воины. Они силой забирали мужчин из норогских семей: повелитель всё больше и больше нуждался в воинах. Тех же, кто сопротивлялся им или говорил о губительности дальнейшей войны и даже о скором возмездии для всей империи, они без раздумий казнили позорной смертью на виселице, вешая на грудь вайрад бесчестия с изображением сломанного меча – символа бесчестия и позора. Любое неосторожно сказанное слово, даже брошенный исподлобья взгляд могли стоить жизни. Любой мог быть обвинён в предательстве Норгии и повелителя. Снисхождения не было ни для кого: нороги вешали норогов, вешали стариков, вешали женщин на глазах всей деревни, на глазах их детей. Ваяр и Драд не раз были свидетелями таких жестоких расправ. Однако помочь ни кому не могли.
***
Сбивая с травы крупные капли росы, из утреннего тумана показался вороной конь. Устало склонив голову, тяжело водя боками, он то и дело сбивался с шага. Всадник, также как и его конь, был измучен. Пять дней и четыре ночи он почти не отдыхал. Хмурые брови, сведённые в одну линию, плотно сжатые губы и остановившийся взгляд заспанных глаз на молодом лице всадника говорили о его глубоких раздумьях. «Как это случилось? Что произошло? Почему?.. Победа была близка. Оставалось только протянуть руку». Всадник вспомнил ту ужасную битву у рурарского дворца. Он стоял у самых его стен, казалось, мог прикоснуться к нему. Но… Его наполовину перебитая тысячесила, как и остальные, ничего не смогла сделать. Он стоял напротив рурар в одном лишь броске копья от них, но, ни метнуть его, ни даже просто ударить им он уже не мог. Силы были исчерпаны. Оставались лишь злость и ненависть, но и они оказались бессильны. Их отделял от победы всего лишь бросок копья. Бросок копья… Такая малость, такое ничтожество, но малость и ничтожество уже не подвластные могущественной империи, сломившей всех, готовившейся принять свою самую великую победу. Вместо этого им пришлось уйти, оставить тысячи павших норогов. …Потом была вторая битва. Не менее жестокая и кровавая. От двенадцати тысячесил принявших эту битву осталось так мало воинов, что их всех набралось бы не больше чем на три тысячесилы. Пять тысячесил, в том числе и единственная перерожденных, полностью пали. От его и без того неполной тысячесилы, целый день дравшейся за одну-единственную сгоревшую рурарскую деревню, к концу битвы осталось всего лишь семь сотен воинов. В других – потери были столь же ужасны. Если бы не решительный удар тяжёлой конницы тысячевоина Радла, сумевшего остановить мирнийцев, ни кому из них не выжить. Теперь они уже бежали. Пятый день, почти без остановок, в страхе быть настигнутыми преследовавшими их рурарами и мирнийцами, остатки тысячесил отходили к мостам.
Всадник оглянулся: из тумана следом за ним выходили воины. Конные и пешие, воины чёрных и всех остальных тысячесил шли вперемешку, не соблюдая строя. Многие воины, ослабевшие от длительного, непрерывного перехода сбросили с себя тяжёлые доспехи, кто-то, чтобы не отстать, держался за стремена и сёдла всадников. Всеми владела только одна мысль – скорее добраться до спасительных мостов. Туда, откуда они беспрерывно шли по сожжённой рурарской земле до самого их дворца, и куда, сейчас возвращаются вновь. Теперь уже им придётся оборонять эти мосты, как когда-то обороняли их рурары. Как мало, казалось, прошло времени и как много успело произойти. Они стояли на пороге победы, и вот уже бегут – бегут без оглядки, без остановки, бегут, бросая оружие, не думая о чести и клятвах воина, бегут, чтобы спастись. Бежит и он – сотневоин Ольд, веривший в силу Норгии, прошедший победным шагом по Рураре, увидевший гибель своей тысячесилы и познавший всю горечь поражения и весь позор бегства.
Сотневоин Ольд посмотрел в сторону. Он заметил двух всадников, двух чёрных воинов. Что-то в них было не так, что-то странное и непонятное. Ольд попытался перебороть собственную вялость, но так и не смог. Его когда-то острый ум был сейчас притуплён бессонными ночами и тревогами. Только когда всадники скрылись в тумане, он понял, чем они его обеспокоили. Тогда как все спешили к мостам, они почему-то ехали навстречу отступавшим разбитым тысячесилам.