"Самый сильный способ избавиться от комплексов -
научиться любить себя."
"...так что такое красота
И почему ее обожествляют люди?"
(Николай Заболоцкий.)
ГЛУБОКОЕ ДЕТСТВО.
Меня с самого раннего детства преследуют комплексы, почти с пелёнок. Один из них, если можно так назвать, - «НЕКРАСИВОСТИ»… По ходу повествования постараюсь проанализировать: почему так случилось, почему этот комплекс отравил бОльшую часть моей жизни. Впервые о том, что я некрасива сказала племянница моего отчима Ольга. Она была на год-два младше меня, мне было около семи лет, я собиралась через год идти в школу. Просто девочка передала мнение взрослых, подслушанное ею случайно. Я дословно помню произнесённую фразу: «Тамара, не обижайся, но ты некрасивая!» В таком возрасте не задумываешься ещё о красоте. Но её слова меня больно задели… Я стала рассматривать себя в зеркале и всё больше, и больше убеждалась: Оля права. Ни бровей, ни ресниц, бледное лицо, вместо волос какой-то пушок на голове, рыженький. Меня брили «налысо» почти до самой школы, в надежде, что появятся настоящие волосы и можно будет косы заплетать. Надо отдать должное маминому терпению, но в школу я шла с двумя приличными, тугими косичками.
Так что не зря, видно, брили. И до сих пор у меня густые, крепкие волосы, хотя слегка посеребрённые. Но краска для чего? В этом плане мужчинам хуже, да к тому же они и седеют рано…
Вспомнились рассказы мамы о моем рождении. Роды были тяжелыми… Намучилась мамочка со мной, четвертым, по счёту, ребенком. Когда меня, впервые, показали папе, он не поверил своим глазам: у темноволосых родителей родилась рыженькая дочь. Он всё маму укорял, что она не досмотрела, плохо себя чувствуя после родов, потеряла бдительность и дитя подменили, т.е. им подкинули «подкидыша». Спасибо бабушке, она меня признала и сказала отцу: «Петя, ты таким же родился, а потом стал чернявым.» Только после этого папа нас с мамой забрал из роддома. А то бы там и осталась … до сих пор. Конечно, в этих рассказах была доля шутки, но к сведению мною они были приняты. Глубоко засели в моем детском мозгу. В моей семье бережно хранится всё, что связано с папой. Особенно много было разговоров по поводу одной семейной фотографии, сделанной московским журналистом. Папа летом 1955г. получил очередное офицерское звание и стал «Отличником милиции». Из журнала для написания очерка был прислан журналист. Он усадил нашу семью в саду под деревом, но чтобы получилось хорошее фото пришлось ему, бедному «добряче» попотеть и всё из-за меня. Мне на голову положили пышный бант, чтобы было понятно, что на руках у бабушки - девочка.Почему положили? Волос же не было, не к чему было привязать. Папе на руки посадили Валю, к маме прислонился Коля. Я ёрзала, на одном месте не сиделось, да мне и не нравилось позировать, и бант все время сползал набекрень. Ничего не получалось. Все, а особенно журналист, устали и было решено надеть на противное, непосидющее дитятко панамку. Я все время маму укоряла, что меня,как самого некрасивого ребенка, не захотели взять на руки ни папа, ни мама, а спихнули бабушке, да еще шляпку одели и я на фото оказалась похожей на гриб-поганку… И никаким доводам и объяснениям, что так фотограф посадил, что всё логично: папа держит дочь, мама – сына, а я, как самая маленькая, досталась бабушке, я не хотела верить, и никогда не соглашалась с ними. Журнал с напечатанным очерком и фотографии из журнала «Советская милиция» пришли уже после папиной гибели. Жаль, журнал не сохранился.
СИРОТСТВО.
Говорят, что маленькие дети ничего не помнят, но я помню, что происходило в моей жизни почти с трех лет. Правда, отдельные, очень трагические моменты.
Папа меня, маленькую, любил в семье больше всех, я это чувствовала. Когда он приходил со службы, первым делом искал меня, подбрасывал своими сильными руками к потолку и приговаривал: «Где ТОМА? И сам отвечал: «Наша Тома, всегда дома!»
По словам мамы я очень рано заговорила и уже в годик, на свой день рождения, читала под ёлкой свой первый стих из двух строчек про ёлочку. «Ёля, ёля, ёля, колючая иголя… боюся… уколюся.», при этом глотая отдельные слова.
А с моим днём рождения произошла такая ситуация: он был перенесен, благодаря папиным стараниям, и припадал на Новый год, хотя родилась в ночь с 26 на 27 декабря. Папе просто вздумалось меня омолодить и он записал меня 1 января, лишив тем самым своего дня рождения, тогда ему, видно, казалось, что он сделал благое дело. Мама рассказывала, как он гордился, что ему удалось сделать дочь моложе на целый год. В свидетельстве о рождении был прописан 1953 год, а не фактический 1952 и там стоял месяц январь, первое число, вместо 26 декабря.
Я отчётливо, в черно-белом цвете, помню день гибели моего папочки. Это случилось в выходной день, 20 ноября 1955г. Он не должен быть на службе в этот день, но наверное, если смерть тебе намечена на определенную дату, то её не объедешь, не обойдёшь, она всё равно найдет, где бы человек не находился. Родители были на знаменитом, по сей день, Кучурганском базаре и вдруг, папу срочно вызвали на работу, он служил в милиции, был участковым в с. Кучурган, Одесской обл. и ближних сёлах. Это я помню по рассказам, а отдельные моменты до сих пор стоят перед глазами, будто я их
просматриваю на киноленте. Все ждали папу, семья не садилась ужинать, уже стемнело. Помню как строгие дяди внесли папу на носилках, а я не могла понять, почему он меня не берёт на руки и не подбрасывает к потолку, как обычно. Подбежала к нему, стала дёргать за руку, приговаривая: «Папочка, вставай рыбку кушать, бабушка пожарила». Вспоминаю, как папины коллеги вытирали скупые мужские слёзы рукавом. Оказывается при задержании преступников, отец, на скорости, вскочил на подножку едущей машины с мотоцикла, на котором они, работники милиции, ехали, а сидящий в кабине машины резко открыл дверцу…
Папу не довезли даже до больницы. Он умер по дороге от разрыва селезёнки. Отчётливо помню день похорон. Было пасмурно, сыро и мрачно. Ходили хмурые люди, венки, цветы… Моя тётя Нина, мамина сестра, дала мне в ручки палку, поднесла на руках к человеку в наручниках, рядом стояли два милиционера, и сказала: «Бей этого дядю, он убил твоего папу». И я била… Убийцу привезли, чтобы показать, что он осиротил троих маленьких
деток: брату Коле тогда ещё не было 11 лет, сестре Вале - 8, мне через месяц исполнялось 3 года, (братик Володя умер еще маленьким, ему и года не было). Убийце дали 25 лет. Мама из гордости отказалась от любой помощи, не думая о том, какая тяжёлая нас ждет жизнь без папы.
Папу похоронили в пос. Ширяево, Одесской обл., откуда он был родом, где жили мать и четыре сестры. Было ему всего 36 лет. Сейчас моему старшему сыну Вадиму столько же.
Меня, малую, на похороны не взяли, оставили соседям. Там были все соседские дети и один взрослый мужчина, (остальные соседи поехали хоронить), не могу вспомнить его лица, он держал меня на руках, мы смотрели в окно на похоронную процессию, я не понимала, что хоронят моего папу, только помню, как мужчина, гладя меня своей теплой, доброй рукой по головке, с участием произнес: «СИРОТКА». Я тогда не знала, что это означает, но почувствовала что-то жалостливое и щекотное внутри. Почему-то захотелось плакать… Так в мою жизнь, в холодный, неуютный, поздне-осенний ноябрьский день вошло горькое сиротство, круто изменившее жизнь моей семьи и мою. Оно присутствовало во мне всегда, даже, когда было все очень хорошо. СИРОТСТВО… Никому не желаю…
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...