Четыре дня. Ч. 7

Игорь Федькин
предыдущее, http://www.proza.ru/2012/01/04/720

Время – удивительная штука. Оно тянется, если ждешь, и летит, если куда-то спешишь. Словно соревнуется с нами. Сергей сейчас находился в раздрае с этой категорией бытия. С одной стороны, он спешил домой, хотел просто побыть наедине с Аней, а с другой стороны, с каким-то внутренним страхом, нет, с опаской, ждал вечера и встречи с Клюевым. Он, конечно, поступил опрометчиво, и не только сегодня, но и вчера вечером. Теперь люди знают, что Есенин в городе. «Ну и пусть его, - подумал он. – Люди-то в чём виноваты? Хотят меня видеть, что ж теперь». До Нового года оставалось всего ничего, и поэт надеялся, что его не станут сильно беспокоить в это время.

Но предстоящая встреча с давним приятелем настораживала больше. Клюев не подведет, Сергей это знал. Но…за ним могут следить. А это уже плохо. Формально, его есть за что задержать. Хотя, если бы они (кто, кстати, агенты локомотива мировой революции или выкормыши гнезда Дзержинского?) хотели, взяли бы в гостинице в первый же день. Ведь видели, знали, доложили, куда следует. Ан нет…Он до сих пор здесь, дышит воздухом… «Вот и дыши себе. И через раз дыши с такой женщиной рядом. Иди и сдувай снежинки с хрупких женских плеч», - сказал себе Есенин, улыбнулся и, подхватив Аню, побежал вперед.

- Ты чего, Серёж?
- А ни-че-го. Хорошо мне. И жить хо-ро-шо. Ты не представляешь, Ань, как замечательно жить…
- А вот и представляю, - серьезно сказала Аня. – Ты есть, а это главное.
- Никуда теперь я от тебя не денусь. Обещаю.

Снег с дождем полосами косыми шагает навстречу,
Фонари зажигаются, день провожая долой,
Мы вернемся домой и зажжём поминальные свечи
По тоске и тревоге, схороним уныния зло.
Мы вернемся домой, разукрасим цветами квартиру,
И в гирлянды оденем зеленую стройную ель,
Мы с тобою вдвоем. И плевать, что там кажется миру,
Нам тепло и уютно. За окнами злится метель…
Ну и пусть. Мы вдвоем. В этом танце вальсируют страсти.
Взгляд как выстрел, а в нём беспросветная плещется синь...
Замирают секунды, и хочется вечного счастья.
Всё должно получиться, ты только его попроси…

- Всё получится, получится, - шептал Сергей, поднимаясь по лестнице в квартиру.
- Что ты там шепчешь?
- Бабкин заговор шепчу, чтоб ты от меня не ушла никогда, - засмеялся Есенин.
- А вот и неправильно. Заговоры так не ставят, - возразила Аня. – Свечи нужно и травки разные.
- Всё-то ты знаешь.
- Да, знаю. Только не поможет это.
- Что, уйдешь?
- Нет, я же сказала: не уйду, ни-ког-да, - снова по слогам произнесла Анна. – Так что не трать зря время на всякую ерунду, - с иронией произнесла она.

Они вошли в квартиру. Из комнаты Жени и Маши раздавались голоса. Молодые снова о чем-то спорили. Впрочем, спором это трудно было назвать. Слышен был только громогласный голос Маши.

- Ты тоже так будешь? – шепнул, смеясь, Сергей.
- И не так ещё, - ответила Анна.
Оказавшись в своей комнате, Сергей и Аня плюхнулись на кровать. Есенин помог ей снять пальто и разделся сам.
- Сейчас я на кухню, есть хочется.
- Помочь?
- Нет, я сама справлюсь. Ты лучше стол приготовь.
- Хорошо.
Когда Анна вошла в комнату, на столе стояли приборы, а в центре горели две свечи.
- Готовишь ты замечательно, - сказал Есенин. – Это еще один довод, чтобы остаться и не уходить.
- А ты, оказывается, меркантильный тип.
- Ооо, ещё какой.
- А вот будешь сам готовить.
- Нееет, поэты не готовят, они творят, пока Музы рядом.
- А Музы не стоят в переднике с половником у плиты.
- Музы – нет. А жены стоят.
- Это, значит, какая-то Муза будет тебе нашептывать сладкие речи, а я – с половником? – грозно изогнула бровь Аня.
- Придется смириться, если, конечно, выйдешь за меня замуж, - хитро улыбнулся поэт.
- Ты…ты делаешь мне предложение? – у Анны от волнения перехватило дыхание.
- У меня, к сожалению, нет кольца,- Сергей подошел к ней, опустился на колени и поцеловал руку, - но если ты согласна…

Анна покраснела, зажмурилась. «Сон? – подумала она. – Иначе быть не может. Четыре дня, четыре безумных дня. ОН и я. Как? Что сказать?» – Аня вздохнула и открыла глаза. Не сон. Она прижалась щекой к его рукам вместо ответа…Беспросветная синь…

Если теперь…За тебя говорят твои очи,
Руки в ответе сплелись у него за спиной,
Яркие дни даже в хмарь, после – жаркие ночи,
Если (банально) за ним – как за твердой стеной…

Воздуха нет без него, и секунды как годы,
Явь словно сон, что приснился в безлунную ночь.
Питер. Квартира. Вдвоём. За окном непогода.
Главное – вместе. И всё мы должны превозмочь…

«Не сон… И хорошо, что не сон. Значит, не скоро закончится. Господи, неужели так бывает? Бывает. Улыбнулась фортуна. А говорят, неласковая тетка. Врут…»

- А кофе я предлагаю выпить в нашей кофейне, помнишь?
- Конечно, помню. Вот только посуду помоет твоя Муза в переднике.
- Музе обещаю помочь, - засмеялся Сергей и собрал со стола тарелки.
С посудой вскоре было покончено. Нет, ни одной тарелки не пострадало. Чистые и вытертые, они заняли свои места в буфете. Как ни странно, на шум на кухне не вышли соседи. Видимо, были очень заняты своими семейными разборками.
Влюбленные быстро собрались и отправились в кофейню на Васильевском.

***

Мрак ночи наступит, и спустится тьма,
За окнами стужа, убийца – зима,
Вот купол склонился, в ушах перезвон,
Всё чёрное, чёрное. Лестница. Стон.
Всё чёрное. Люди. И страх, суета,
И стон оборвался, в глазах – пустота.
Исаакий вздохнул, раздавая печаль,
Лоб, красная струйка и камня печать.
Не всё. Помогите. Ступенька. Рука.
Всё чёрное. Нелюди. Крови река.
Не дышит. Мешок. Ну, куда? В номера.
Был жив накануне, влюблен был вчера…
Петля. Табурет. Ну, завязывай шнур.
Всё чёрное. Чёрное море фигур.
Не выдержал, сука, висит, говорят.
…Он утро не встретит. Молчит Ленинград.

Клюев нервно расхаживал по комнате. «Не к добру это…Не к добру это всё…Кровь, мешок. Помрёт Сережка, как пить дать. Тьфу», - он тряхнул головой, словно освобождаясь от чего-то. «Не дай Бог, конечно, - продолжил он про себя, хотя знал, что некоторые вещи,  о которых говорил или думал – сбываются. Не дай Бог», - он снова тряхнул головой.

До встречи в кафе оставалось совсем немного времени. Николая Клюева с самого утра мучили сомнения. Он совсем не хотел идти на встречу с Есениным, хотя его сильно тянуло. Вот это двойственное чувство и разрывало целый день. Клюев чувствовал, что его другу угрожает опасность, да тут и гадать было нечего с той поры, когда он увидел парочку подозрительных типов. Возможно, это и прошло бы мимо внимания, но то, с какой методичностью две пары ног по очереди вышагивали мимо окон его цокольного этажа, настораживало. А появились эти  «ноги» почти сразу после визита Сергея. «Слава Богу, не остался он тогда», - подумал Клюев.

Теперь он понимал, что если встретится с Есениным, поэта найдут. Хотя, с другой стороны, где гарантия, что Сергея уже не нашли. И тогда предупредить нужно обязательно.

Вот и шагал Клюев из угла в угол. Иногда резко разворачивался, и тогда на пол летели со стола исписанные листы. Он, казалось, не замечал этого. Остановившись посредине комнаты, махнул рукой и подошел к шкафу. Оделся, вышел на лестничную площадку.  Он не спустился, как обычно, со второго этажа, чтобы выйти на улицу. Его путь лежал наверх. Николай Алексеевич решил покинуть дом через чердак, чтобы выйти из другого подъезда. Пусть себе «ноги» думают, что он дома.

Надо сказать, что затея удалась. Клюев вышел уже за углом, поэтому не попался на глаза соглядатаев. Поймать извозчика не представляло труда, рядом с площадью они всегда были в избытке. Добрался до Васильевского он быстро, но всё равно опоздал. На часах была половина восьмого…

Тем временем, в кофейне уже сидели Сергей и Аня. Посетителей было много – вечер, воскресенье, однако, им удалось остаться незамеченными, они отдыхали в том же полутемном углу, который облюбовали в прошлый раз. Аня снова рассказывала Сергею об учебе, о курьезных случаях в больнице. Они смеялись, держали друг друга за руки. Есенин вполголоса читал ей свои стихи, те, которых ещё никто не слышал. Тут же, на салфетке, он набросал несколько строф Ане.

- Внукам нашим будешь читать.
- А почему не ты?
- Нет, я до внуков не доживу.
- Не смей так говорить, слышишь.
- Ну, хорошо. Ешли ты меня, беззубого и неходячего будешь с ложечки кормить, тогда доживу обязательно, - пошутил Сергей. – И шам буду читать штихи, - добавил он.

Салфетку эту Есенин подписал и поставил дату 27.12.1925. Потом задумался и, взглянув на часы, добавил время – 19.25. Видя недоуменный взгляд Ани, он сказал:
- Чтобы не забыть никогда эти минуты счастья рядом с тобой.

Салфетку он согнул пополам и положил в карман её пальто. Сергей  коснулся губами руки, прижал к сердцу.

- Вот ты где, - их уединение прервал подошедший Клюев. – Звал меня, а сам с дамой. Чудо земное скрываешь от глаз людских, - добавил Николай, разглядывая Анну. – Рады будем: Николай Алексеевич Клюев, поэт, в друзьях я у этого великого человека. Для Вас просто Коля. – Он изобразил нечто похожее на поклон и поцеловал Ане руку.

Клюев Ане, почему-то, не понравился. Мокрые губы нового знакомого оставили неприятное ощущение на коже. «Как лягушка», - подумала она. И взгляд его был скользким и цепким одновременно. У женщины возникло ощущение, что кто-то швыряется в ее голове.
Клюев оглянулся по сторонам, взял третий стул и подсел к ним.

- Чего оглядываешься? – спросил Есенин
- Знаешь, маячат под окнами какие-то типы, по улицам за мной шляются. Вот и смотрю, нет ли кого.
- Если ты не насолил чем-нибудь, значит, меня ищут.
- И я им плешь проел уже своими стихами и выступлениями, и ты добавил, да. Но от этого никуда не денешься, не в обиде я на тебя. – Ну, рассказывай.
- Что?
- Как что? Не что, а кто. Не знакомишь с такой прелестной дамой.

Николай снова улыбнулся, повернувшись в сторону Ани, отчего женщину передернуло. «От него веет холодом, смертью», - подумала она. И это было удивительно. За годы работы в больнице Анна видела многих, стоящих на пороге смерти. От таких людей действительно пахло смертью, она научилась различать это состояние. Но Клюев принес ощущение с собой. Это был носитель смерти. Аню снова передернуло от нахлынувшего страха…

продолжение, http://www.proza.ru/2012/01/17/1858