Самуил Минькин.
ОЗЕРО НАРОЧЬ.
По рассказам моих знакомых о прекрасном отдыхе на Рижском взморье, на следующее лето, решили поехать туда отдыхать. Предварительно проехать по Белоруссии, побывать на моей родине городе Мстиславле, в Бобруйске в гостях у моей тёти Паи.
Один из древнейших городов России мой родной городок Мстиславль, мне очень дорог. Я там родился, там прошло моё детство, там захоронена мне самый близкий и родной мне человек, моя мама. И прожил я там всего ничего, девять с половиной лет до войны и три года после войны. Но всякий раз, когда я приезжал в свой родной город, меня охватывает такое чувство, что нигде на земле нет места лучше. Здесь особый воздух с какими-то родными запахами, а сохранившиеся ещё довоенные здания, дома и постройки мне близки, дороги, и напоминают мне моё детство.
Интересные совпадение в течение многих лет. Всякий раз, когда я приезжаю в город Мстиславль, и приходим на кладбище, к могиле мамы, устанавливается отличная солнечная погода. Отличная погода была, и когда устанавливал и бетонировал памятник с оградой. И стоит он вот уже больше сорока пяти лет, стоит ровненько, как был поставлен изначально. В 1998 году, мы были в Москве, было дождливое лето, в июле на даче ночью укрывались тёплым одеялом. Я настоял, чтобы съездить в Белоруссию и побывать на кладбище, где похоронена мама, убрать могилу, покрасить памятник и ограду, раз нам посчастливилось побывать в России. Саша дал машину и водителя, и рано утром мы выехали из Москвы. Беспрерывно шёл дождь. В Смоленске нас застал сильный ливень. Я боялся, что выбрали неудачный день, и ничего не сможем сделать. Ливень продолжался и в Починке, когда до Мстиславля оставалось километров сорок. Но когда мы въехали в Мсиславль, около одиннадцати утра, установилась отличная, солнечная погода. Мы убрали могилу, покрасили памятник и ограду. Внутри ограды, самопроизвольно за эти годы вырос клён. Природа сама распорядилась как бы зная, что мама любила природу, цветы, которые она выращивала огромное множество, и вырастила одно из любимых маминых деревьев.
Чувствовалось, что после беспрерывных дождей, кругом вся природа ожила. Радовалась тёплому солнцу, молодая, берёзовая роща выросшая рядом. Высокая зелёная, некошеная трава мягким ковром расстилалась вокруг. Внизу серебрилась река и удивительная тишина, что не хотелось уходить. Когда часа в четыре мы покинули город, снова стал накрапывать дождик. Может быть, это знак творца, что мама мая была замечательный человек.
Живя в Брянске, я с отцом, или мы втроём, с нами Мария, приезжали в родной город. Обычно мы останавливались у наших бывших соседей, подруги сестры Марии. Хотя в то время ещё в городе жили наши дальние, дальние родственники, но мы останавливались у Бэбы Дыментман. У них большой, красивый, деревянный дом с крыльцом, доставшийся по наследству от отца, который занимался торговлей скота, и имел магазинчик на базаре по приёму кож. Ещё мама говорила, что это очень порядочные и хорошие люди. Когда мы приезжали, то Бэба с мужем нас принимала, как самых дорогих и близких гостей. Устраивали, нам ужен, завтрак и обед, отдавали свои кровати, которые Бэба застилала белоснежным бельём, а сами ютились, где попало. Наши возражения не желала слушать.
Бэба, уже на пенсии, невысокого роста, полная, с крупными чертами лица, у неё не было волос, и всю жизнь ходила в парике, с тяжёлой походкой хромая на левую ногу. Первоначально она производила не приятное впечатление. Но стоило с ней пообщаться, она становилась очень приятной, родной и близкой. Умница, доброжелательная и щедрая, с ней можно было разговаривать часами, она притягивала, как магнитом своей добротой и эрудицией. Но самое интересное, что муж, которому было за шестьдесят, пенсионер сам больной ста болезнями, каждый день бегал встречать Бэбу с работы. Они дружно прожили совместно все годы. Сын и дочка выросли и разъехались. Бэба работала в райисполкоме, метров восемьсот от дома. Идя встречать жену, он сказал отцу:
- Надо идти встречать Бэбу, а то ещё к ней могут ещё начать пристать мужчины.
Теперь я приехал в родной город на своей машине всей своей семьёй, пересёк весь город, и первым делом к маме на кладбище, к сожалению не встретив ни одного знакомого. На ночлег остановились у Бэбы. Её муж раскрыл, теперь уже старые, а когда-то добротные, красивые ворота, и я загнал машину во двор.
На следующий день я поехал повидать знакомых земляков, особого впечатления моя машина ни на кого не произвела. Петрок Подогайский бывший сосед и постоянный клиент моего отца, уже старик, узнав меня, стал восхищаться. Он пригласил меня зайти в дом, и стал говорить жене:
- Гляди, Надька, прыехау сын Исроела на сваёй машине. Ай ды маладцы шо уехали з нашаго горада – покупають машины.
Петрок в молодости любил женщин. После войны он стал похаживать к нашей квартирантке Полине. Мама его предупреждала, что это добром для него не кончится. Стыдила Полину, но любовь их была такая крепкая, что всякие разговоры и предупреждения мамы были, безполезны.
Надька выследила, и когда Петрок пьяный сидел в комнате Полины, она ворвалась в наш дом, схватила полено дров на кухне, влетела в комнату, и стала бить поленом Петрока по чём попало. Она бы возможно ему разбила бы голову, если бы отец и мама не вырвали бы из её рук полено. Полина пулей вылетела из дома, а Надька расцарапала Петраку всё лицо, и не известно, чем бы окончилось дело, если бы отец и мать не оттащили Надьку. У неё был такой свирепый вид, что она запросто могла убить Петрока. После этого случая мама попросил Полину найти себе другую квартиру.
Остановившись в центре города, где когда-то был базар, (теперь рынок перенесли на край города, но магазины, новый кино - театр и все общественные здания продолжают считаться, что находятся на базаре) Я увидел мужчину в Фуфайке, в резиновых сапогах, с очень знакомыми чертами лица. По неопрятному виду, по красному носу и жёлтому лицу с морщинами, можно было определить сразу, что это алкаш.
- Да эта же Гуль, - вспомнил я.
Мы учились вместе с ним в пятом и шестом классах. Мы оба были двоечники, баловники и непоседы. Нас часто выгоняли во время урока из класса, и мы бегали по разрушенному войной зданию рядом со школой. Наших родителей вызывали в школу, и мама, придя, домой рвала своё сердце, ругая меня за двойки и баловства. В шестом классе Гуль остался на второй год. Меня условно перевели в седьмой класс, и я всё лето ходил заниматься с репетитором, к пожилой учительнице русского языка, еврейке, одной из лучших филологов нашего города..
Отец Гуля стегал кнутом своего сына так, что на следующий день он показывал красные рубцы. Гуль в пятом классе уже курил, у него был кисет с табаком и спички, дома он всё это прятал под доску на крыльце. Жил Гуль недалеко от реки, у них был большой хороший дом с большим фруктовым садом, у бати была лошадь, и по весне пахал огороды, за что получал хорошие бабки. Жили они зажиточно, не то, что мой отец зарабатывал в сапожной артели – гроши. Я не видел Гуля больше двадцати лет.
Я вылез из машины и позвал Гуля. Вначале он никак не мог меня узнать, когда узнал, спросил моя ли это машина, где живу, где работаю. Выслушав меня, неожиданно попросил:
- Одолжи рубль.
Рядом был магазин, мы зашли, я взял бутылку чернил (дешёвое вино), и пряников. Забравшись в машину, Гуль ловко зубами, сковырнул металлическую пробку, и тут же из горла отпил ровно половину, и стал передавать мне бутылку. Я отказался, сказав, что за рулём не пью. Тогда Гуль вторично приложился, пока бутылка не стала пустой. Он быстро захмелел и стал говорить:
- Вот видишь ты, институт окончил, начальник, купил машину. А у меня не было никакой возможности учиться. В школе я был одним из лучших учеников, хотел учиться, был отличником, хотел быть летчиком, но после седьмого класса батя заставил пойти работать. Он рассказал, что в настоящее время работает грузчиком на льнозаводе.
Гуль, удобно расположился в машине, и не думал уходить. Он стал мне говорить, чтобы я обождал, что вот после работы придут пацаны – дружки, они его должники, и тогда уже можно будет капитально. Я уже не рад был, что с ним связался. Ели от него отвязался, поехал забрал семью, чтобы съездить искупаться на реку Вихру, где была чистая вода и была она мне так же дорога, как всё в этом моем родном городе.
На лугу около реки, в том месте, где когда-то летом целыми днями с пацанами проводили время на реке, стояли новенькие "Жигули". Я "Запорожца" поставил рядом. Хозяином "Жигулей" оказался врач, который меня помнит по школе, он учился на два года ниже меня. Машину месяц, как получили, родители его тоже врачи, помогли ему купить. Искупавшись, разговор пошёл о машинах. Я посидел за рулём «Жигулей», врач разрешил мне прокатиться по полю на его новеньких "Жигулях", с запахами свежей кожи и краски, поставил машину рядом с "Запорожцем", на которого после "Жигулей" не хотелось смотреть.
Машина "Жигули" сразу приобрела большую популярность. Сейфудинов (мой сослуживец) разъезжал на "Жигулях" и не мог нахвалиться. На станции тех. обслуживания, где мне ремонтировали воздухозаборник, который я умудрился помять, познакомился с полковником в отставке. Он продал "21 Волгу" и купил "Жигули", и так мне расхваливал, что это самая лучшая машина европейского типа. Теперь я увидел, что мой "Запорожец" это дрек мит Фефер (дерьмо с перцем), по сравнению с "Жигулями". Решил продать "Запорожца", собирать деньги, и купить "Жигули". В дальнейшем я заметил странные свойства своего характера. Когда у меня нет машины, я хожу и мечтаю, приобрести хоть какую ни будь машину. Когда у меня есть машина, думаю, как её продать.
В Бобруйске моя двоюродная сестра Мария, встретила нас, как самых дорогих гостей. Я с ней не виделся лет тринадцать. Последний раз я видел её, после того тяжёлого периода в нашей семье, когда умерла мама. Я был поездом в Бобруйске, и Мария тогда ещё была не замужем. У Марии была изумительно красивая фигура: тонкая талия, ноги бутылочкой, и не было ни одного мужчины, чтобы не посмотрел ей вслед. Доброжелательная, уступчивая и заботливая, она после окончания педагогического техникума работала в Бобруйске учительницей начальных классов.
Мария всегда имела много поклонников, но вышла замуж за Аркадия Рябова русского парня, шофёра, сына хозяйки, где она снимала квартиру. Аркадий так в неё влюбился, что не подпускал никого близко. И ей, с её мягким характером ничего не оставалась, как выйти за него замуж. Теперь Мария располнела, родила двух девочек. Она жила вместе со своей матерью тетей Паей, в новой четырёх комнатной квартире. У тёти Паи был тяжёлый характер, властная, избалованная мужем, который её очень любил, и жила она за ним, как у бога за пазухой. Я удивлялся, как она могла ужиться с гоем (русским) зятем, и еще хвалить его на каждом углу, в то время, когда у неё был грандиозный конфликт со старшим сыном, и она отреклась от него, за то, что он женился на русской.
О доброте, щедрости и уважении Рябова, пришлось столкнуться и нам. Потомки Рябова были потомственные рыбаки, которые с незапамятных времён снабжали еврейское население Бобруйска свежей рыбой. Он ежегодно участвовал в соревнованиях рыбака, и всякий раз занимал первые места, о чём свидетельствовали многочисленные призы. Рябов был в почёте высокого начальства города, он был шофёром у первого секретаря райкома партии, у него была моторная лодка, и он устраивал начальству рыбалку. На нём лежала так же подготовки для начальства к рыбалке и пикникам, заготавливая ящиками водку, вино, продукты на мясокомбинате, где он ещё подрабатывал.
Рябов нам, как дорогим гостям предложил приятный отдых, организовать рыбалку. Он поднял меня и Сашу в три часа ночи, и мы отправились на реку Березину. Помогли Рябову вытащить из контейнера мотор, установить на лодку, и пошли в верховье реки. Рябов дал нам каждому спиннинг, мы остановились предположительно в месте, где, по мнению Рябова, водится щука.
До рассвета, сколько мы не забрасывали спиннинги, не поймали ничего, хотя поменяли несколько мест. Когда расцвело, Саша поймал щуку грамм на двести, а затем Рябов поймал судака грамм восемьсот. Я не поймал ничего. Дома Мария, забрав нашу рыбу, сказала, что это еще хорошо, бывает, что наш рыбак приходит вообще без ничего, а рыба уходит на уху, или на стол начальства. Мария сказала, что к вечеру из судака и щуки будет хорошее заливное на закуску.
На следующий день Рябов решил нам устроить рыбалку на подуста (леща). Он подготовил подкормку из гороха и ещё чего-то. Так же в три часа утра Рябов нас поднял и привёз на своей моторной лодке к плотам мебельной фабрики. Там он опустил кормушку в воду, дал нам удочки, и мы приступили к процессу, упёрлись глазами в поплавки. Я и Саша не поймали ни одной рыбки, в то время как Рябов выхватывал из воды одну за другой. Сидя на брёвнах плота, он чувствовал, или знал, когда рыба подходила к крючку, и подсекал её. Мы менялись местами, забрасывали удочки точно в то место, где Рябов только что вытаскивал одну за другой – и ни чего. Рябов переходил в другое место, и рыба снова цеплялась на его крючок.
Из Бобруйска решили ехать в Прибалтику, в район Юрмалы, где по моим сведениям отличная курортная зона. Так как путь наш лежал через Минск, то решили побывать в гостях у Веры Львовны, походить по магазинам, возможно, попадутся какие либо дефицитные товары. Как обычно Вера Львовна встретила нас гостеприимно, предложила погостить у неё пару дней. В это время у неё гостил её дальний родственник из городка Мядель, который находится не берегу озера Нарочь. Узнав, что мы хотим ехать в Прибалтику, стал нам настойчиво советовать поехать отдыхать на озеро Нарочь. Что это озеро одно из крупнейших в Белоруссии, что озеро находится среди лесов, и там много рыбы. Что в это время на берегу много отдыхающих на машинах. Что в городке Мядель можно покупать свежие не дорогие продукты. Что отдых там будет почти ничего не стоить, не то, что в курортной зоне Прибалтики страшная дороговизна. Что он бывал в Прибалтике, и по сравнению с их озером нет никакого сравнения. Что у него там свой дом, сверстник Саше, и в случае чего, можно у него остановиться.
Он так настойчиво нас уговаривал, что мы согласились ехать отдыхать на озеро Нарочь, и завезли домой гостя Веры Львовны. Если бы мы были москвичи или ленинградцы, люди далёкие от живой природы, то, возможно, нам бы понравилось это прекрасное озеро в глубинке Белоруссии, среди малонаселенных районов, среди лесов и полей. Мы остановились одной машиной на берегу озера, установили палатку, и боялись, куда либо отойти, чтобы нас не обворовали. Абсолютно никаких развлечений. Местные жители на лодках уходили в глубь озера, и ловили там карасей, щук и иногда привозили угрей. Рыбу продавать нам отказывались. Берега озера илистые, и нам оставалось наблюдать за стайками мальков с моста и купаться. Пробовали ловить рыбу, но у нас ничего не получалось.
Когда наступала ночь, мы оставались одни на берегу, в полной темноте и укладывались спать. Только Саша с сыном нашего нового знакомого Борей, которому было лет четырнадцать. Каждый вечер он с другом отправлялся в городок на дискотеки или кино. Саша, который всегда был послушным ребёнком, не требовательным, и всем всегда был довольным. Саша много читал, иногда ночью проснувшись, видел, как из-под дверей его комнаты светилась щелка. Я заходил в его комнату, было далеко за полночь, он лёжа читал. Я говорил ему, что нужно спать. Он без возражений закрывал книгу, тушил свет и ложился спать. Им восхищались учителя, и был одним из лучших учеников в классе, здесь впервые повёл свой характер, как-то по другому, агрессивно. Он стал проявлять свою самостоятельность, граничащую с эгоизмом. Он старался проявлять заботу только о себе, не желал бывать и оставаться с Вовой, которому было в то время четыре года. В нём так же стала проявляться какая-то агрессивность по отношению ко мне. На озере мы пробыли около двух недель, и были очень рады, что уехали домой.
Осенью 1972 года, я с отцом поехали на Брянск-2, где в то время был автомобильный рынок. Отец пошёл покупать товары для своей работы, я поставил "Запорожца" на площадке для продажи. Покупатель нашёлся быстро из Риги. Мы сторговались за четыре тысячи рублей, поехали домой, где он оставил мне задаток. Недели через две, он привёз деньги, и забрал машину. Сердце у меня щемило, видя, как удаляется уже не мой "Запорожец".
Теперь стала задача подниматься на более высокий уровень, покупать "Жигули". Автомобилизация в моей семье началась. Жить теперь без автомобиля уже не было никакой возможности. Свой автомобиль меняет твою жизнь, свой транспорт расширяет возможности, так же испытываешь удовольствие, когда сидишь за баранкой, приятно мыть и ремонтировать его. Автомобиль, становится членом твоей семьи.
http://www.proza.ru/2012/01/22/1872 Продолжение 3