Когда Ника полностью созрела к возвращению в Штаты, у нее был и план-минимум, и план-максимум. Она поделилась ими со своим другом Денисом, и он с усмешкой спросил ее: "Деда твоего, случайно, не Бонопартом Наполеоном величали?" Она, не приняв его сарказма, ответила: "Нет, Вася Иванов, а что? А разве не Васи Ивановы гнали этих Наполеончиков от Москвы и дальше?..."
То солнечное, теплое утро середины Сентября в Нью Йорке не предвещало Нике ничего тревожного, да и радостного тоже: был Понедельник, и впереди маячила целая рабочая неделя. Ритуал начала дня тоже совсем не изменился. Муж высадил ее из машины прямо напротив Сити Холла, и она провела свои двадцать минут в кофейне Старбакс, как обычно наблюдая ту же самую сцену, которая повторялась на протяжении почти года: подъехал бордовый джип, оттуда быстро вышел симпатичный, черноволосый парень, оставив в машине своего чудного песика-шарпея и направился за своим утренним кофе. Она по привычке заняла выжидательную позицию, невольно охраняя его машину от нашествия полицейского: он бросал ее прямо напротив водяного гидранта, не заботясь о штрафе. За это время они с Никой уже стали друзьями и он, Ави, знал, что она позовет его в случае надвигающейся опасности, пока он стоял в очереди.
Рабочий день в офисе тоже начался с банальных обсуждений прошедших выходных. Лоис, начальница ее отдела по продажам частей для сборки компьютeров, была в улыбчивом настроении и тоже приняла участие в обмене последних новостей. К одиннадцати часам утра она ушла к начальству, девочки в отделе еще больше расслабились и смеялись громче, чем обычно. Их отдел располагался на балкончике, и Ника могла наблюдать, что делается в офисе, не вставая со своего кресла. Вдруг она услышала свое имя снизу, это ее звала Лоис. Она стояла около копировальной машины и пальцем манила ее спуститься. Ника быстро спустилась, и Лоис завела ее в пустой кабинет. Все это показалось немного наигранным и странным, потому что такие трюки в ее отделе не практиковались: все были друг у друга на виду, и Лоис сидела с ними рядом, отдавая распоряжения и беспрестанно разговаривая с клиентами по телефону.
Нике эта работа очень нравилась, это была ее стихия - общаться и с производителями, и с получателями - и разруливать множество непредвиденных ситуаций. Вообще-то, ее карьера в этой фирме началась с финансового отдела, хотя ее первую должность финансовой было назвать трудно, потому что она, не разгибая спины, печатала накладные на пересылку и закупку деталей, но и эта рабская работа была ей тогда в радость. Это был настоящий офис, в котором работало около пятидесяти американцев, а не какой-то магазин, в котором она несколько лет проработала кассиром, простаивая по десять-двенадцать часов за прилавком. Хотя теперь затекала спина и порой не фокусировались глаза от долгой работы у компьютера, а не ноги, как было в магазине, сама причастность к настоящему офису и предвкушение карьеры в нем ее очень радовали и придавали сил.
В офисе она оказалась третьей по счету Русской. До нее там работали Надя и Элла, обе уже отработали по три года и очень хорошо отзывались о коллективе и, особенно, о хозяине компании Мистере Лауфере.
Это был удивительный восьмидесятилетний старик, который по ясности ума не уступал своим сыновьям. Да и сыновья были не особо заинтересованы в его бизнесе: один стал юристом, преподавал в колледже и иногда наведывался в офис, а другой - Сэм - был в офисе все время, но из-за своей инфантильности, лени и лишнего веса редко поднимал свой зад со стула. Дедок же до начала рабочего дня пробегал по пять миль и приходил к открытию офиса румяным и бодреньким.
Нику он, кстати, выделил из толпы сразу. Он очень хорошо относился и к ее соратницам, но с Никой любил иногда пофилософствовать после рабочего дня, пока ей приходилось ждать, когда за ней заедет муж. Может поэтому он ее приятно удивил на корпоративной вечеринке по поводу Рождества и Нового Года, когда при всех объявил, что хочет передать ее в отдел Лоис для работы с клиентами. Этот жест еще и сопровождался приличной добавкой к зарплате. К тому времени она честно отработала в финансовом отделе почти три месяца, и это повышение было очень приятным подарком.
К тому сентябрьскому утру ее карьера складывалась как нельзя лучше, тем более, что Лоис сама ее натренировала и доверила, а вернее, передала из рук в руки свои важные посты в Северной Каролине.
Когда Ника вошла в офис и села напротив Лоис, ее вдруг пронзила мысль, что была предупреждена сослуживцами о возможности такого исхода и не раз, но не заострила на этом внимания. Она слишком доверяла людям, никогда не обладала чувством опасности и еще не научилась обороняться в случае необходимости, не говоря уже о возможности атаковать самой.
Лоис произнесла короткую речь, которая обычно произносится в стандартной ситуации: "Сожалею, дорогая моя, но мы должны отпустить тебя...на все четыре стороны!"
Есть еще такая присказка у Американцев, вроде - ты тут не при чем, положение обязывает, и мы очень сожалеем, но поделать ничего не можем. К этому добавляется пожелание быстренько собрать свои пожитки, не трогать компьютер (мало ли что ошарашенный новостью сотрудник может сделать с налаженной системой и базой данных!), желательно ни с кем не разговаривать и выметаться как можно скорее.
Она передала, якобы, пожелания Мистера Лауфера, хотя его в то утро в офисе и не было. Причиной увольнения, по ее словам, было то, что из-за Никиной халатности линия сборки компьютеров Dell в городе Ралей чуть было не остановилась. Важные детали, за поставку которых она отвечала, должны были быть доставлены туда в Субботу, а человек, который должен был их получить и за них расписаться, не появился на работе.
Со слезами на глазах Лоис обняла Нику и подтолкнула к выходу. Дала ей пятнадцать минут на сборы и удалилась в офис к Сэму.
Никто в офисе не успел ничего понять, потому что Ника просто оказалась в полном ступоре, горло сжал спазм: ни говорить, ни дышать было невозможно. Она быстро собрала свои немногие вещи, чмокнула в щеки Дину и Санжей, с которыми вместе проработала в одном отделе несколько месяцев, и оказалась за дверьми своей любимой компании. На улице все также палило жаркое солнце, на часах было пятнадцать минут двенадцатого, а в голове не было ни единой путной мысли. Даже сообразить в какую сторону двигаться она в тот момент не могла. Так она простояла, наверное, с полчаса, пока из двери не начали выбегать ее коллеги и наперебой спрашивать и обнимать ее. Вышло, наверное, человек двадцать, и каждый что-то говорил. Ника собралась, проглотила комок, застрявший в горле, улыбнулась и, попрощавшись со всеми, пошла к метро.
А позаботиться о своей безопасности Нике, вероятно, уже надо было, чтобы такой оборот событий не стал для нее настоящим шоком. К тому сентябрьскому дню ни одной из ее русских подруг в компании не осталось. Призадумайся об этом несколько месяцев раньше, может, Ника поняла бы, откуда дул ветер. Но она всегда была увлечена своей работой, каждый день был для нее как праздник, а коварство и скрытые намерения каких-то сотрудников рядом с ней ее никогда не интересовали. Для нее стало настоящим открытим, что источником всех несчастий, и ее собственного в том числе, была эта Лоис. Это позже, когда Ника отошла от физического ступора, промыла слезами свежую рану на плече у своего мужа, который непереставая, почему-то, говорил, что она сама во всем виновата, она поняла, насколько наивно смотрела на жизнь.
Лоис была женщиной лет пятидесяти, маленького роста и очень активной. Иногда даже слишком эмоциональной, как потом оказалось, это было связано с ее щитовидной железой. У нее было много комплексов по жизни, которые она прикрывала бравадой, злословием и очень красочными, смачными сплетнями об окружающих. Нике никогда не было интересно участвовать в обсуждениях своих коллег, поэтому она вежливо обходила кружок своих сотрудниц, в центре которого всегда была Лоис. Ходила по офису одна сплетня о ней самой, хотя это был, скорее всего, факт, что она пришла в компанию тридцать три года назад сразу после школьной скамьи, всему научилась сама, знала каждую деталь бизнеса и скрасила последние годы жизни недавно умершего партнера компании. Грубо говоря и называя вещи своими именами, она была его любовницей при живом муже, и покойный завещал ей какую-то часть бизнеса.
Фактически, всем бизнесом рулила она, так как пожилой Мистер Лауфер не занимался духовным климатом в компании, ему было безразлично, кто кого уважает или не уважает, главное - бизнес крутился и давал прибыль.
А Лоис была, оказывается, великой интриганткой и сделала все возможное, чтобы избавиться от них - троих русских: кто бы мог подумать, что дочь такой же русскоязычной, как и они, иммигрантки из России, но рожденной уже на Американской земле, устроит тихую войну на своих же кровных родственников!
Когда Ника пришла в компанию, Надя и Элла приняли ее сразу, как будто были знакомы долгое время. Да это было логично и нормально: их объединяли общие традиции, привычки, интересы, одни и те же проблемы иммигрантства, привычная еда на обед и единый Русский язык. Эти женщины были из числа нормальных иммигрантов: не из тех, которым было плохо при Советской Власти и не лучше в сытой Америке, в которой они получали целый пакет поддержки от государства, ездили на дорогих Мерседесах и кутались в норковые манто. Обе продолжали учиться в колледже по вечерам, хотя неплохо зарабатывали в компании и имели довольно взрослых детей. Каждое утро они встречались в комнате с факсом и копировальной машиной, которой заведовала Надя, обменивались новостями, пили кофе и расходились по своим рабочим местам до обеда. Эти утренние веселые "планерки" иногда велись и на английском языке, потому что американские коллеги часто присоединялись к ним, но атмосфера всегда была дружественной, русских девушек все в офисе любили. В какой-то момент Лоис зашла на эту утреннюю тусовку и полушутя оборвала Надю, которая что-то рассказывала Нике на русском. В каждой шутке есть … доля шутки, но в шутке Лоис была явная желчь, означающая, что невежливо говорить на родном языке в присутствии американцев.
Надя извинилась и не особо придала этому значения, некоторые американцы даже сами просили поучить из русскому сленгу и пытались выговаривать их имена и фамилии. И все было бы ничего, если бы Лоис не начала делать это периодически и уже без налета шутки. Нике тогда показалось, что в ее поведении была какая-то ревность. Было несколько моментов, когда Лоис сама приходила в ним на кофе и рассказывала о том, как ее семья много лет назад приземлилась на Американскую землю, ее мать ребенком привезли из России, а отца - из Израиля. В общем-то, она могла считаться своей, но она никогда не учила Русский язык и особой тяги к нему у нее не было. Скорее всего, никого ее история не заинтересовала, потому что она уже была обыкновенной Американкой, как и все сотрудники офиса, и только эти три русскоговорящие женщины были диковинкой.
Со временем они стали сворачивать свои утренние кофепития, завидев приближающуюся Лоис, дабы не будить зверя в этой гиперактивной, маленькой грозе всей компании. Только у Ники она не вызывала никакой антипатии, потому что в то время они работали бок о бок в отделе по продажам, и Лоис обучала Нику всем коммерческим премудростям. Процесс был захватывающим и Ника была очень ей благодарна. Незаметно для нее самой, хитромудрая Лоис скинула на нее почти все свои отчеты и клиентов. Ника тогда подвоха не заметила, делала все задания усердно и...периодически находила ошибки Лоис. Без намека на обиду или нарушения дистанции между учеником и учителем она показывала эти ошибки, сама их исправляла и продолжала свою работу. Она так увлеклась клиентами, что в один день ее пыл притушила Дина - коллега по отделу. Она работала с Лоис уже несколько лет и знала все ее повадки. Нике она тоже очень много помогала по первости и иногда давала дельные советы.
Наверное, сказывалась разница в менталитетах, а Ника еще и от природы "страдала" отсутствием субординации между людьми. Ей никогда не внушал страх начальник, разве что поражала своими странностями ее первая, после окончания института, наставница и начальница Планового отдела на руднике, где она проработала первые два года. Это была Маргарита Львовна Розенштейн - мастер своего дела, которая давала ей трудные задачки, много требовала и благополучно подставила ее при сокращении кадров как молодого специалиста, хотя руководство нацеливалось избавиться от нее. Она слишком хорошо знала законы производства и не поддалась их интригам, пострадала Ника, но страдания ее обернулись огромной удачей - она попала в отдел сбыта объединения, о котором и не мечтала: где-то на плече у нее всегда сидел ангел-хранитель и в самый тяжелый момент награждал ее. Еще в бытность ученицей грозной Маргариты, Ника впервые услышала характерстику о себе, когда нужно было заменить сотрудницу для ведения экономического семинара для рабочих рудника. Начальница всегда говорила без обиняков и прямо в лицо. Тогда она сказала при всем отделе, что ее нельзя и близко подпускать к рабочему классу с ее ... высокомерием. Ника беспомощно расплакалась и выбежала из офиса, Маргарита Львовна позже извинилась, просто она не так поняла ее черту: это было не высокомерие, а уверенность в себе, в ней никогда не было намерения кого-то унизить или обидеть, люди сами обижались, потому что скрывали свои комплексы неуверенности.
В Нью Йоркском офисе повторилось то же самое! Ника унаследовала от Лоис ее любимого клиента Чарли из штата Каролина, которого она ни разу не встречала лично, знала только, что он был афро-американцем и очень грамотным специалистом. Его склад в городе Ралей Ника и обепечивала деталями. Их отношения быстро перешли в легко-дружественные, и все это происходило на глазах у недоброй Лоис. Тут-то Дина и отвела Нику в укромный уголок и посоветовала снизить обороты и немного оглядываться по сторонам, в смысле: замечать присутствие Лоис.
С того дня Ника как бы пробудилась и стала скрывать свой азарт при начальнице. И тут стали появляться признаки недружелюбия и явной неприязни со стороны наставницы. Однажды она увидела как Ника собралась на очередной перерыв к своим русским подружкам, подошла к ней, прижала руку к плечу Ники, удерживая ее в кресле, и прошипела: "Держи свою русскую задницу в этом кресле, надоели вы мне, кумушки!"
Не знала эта маленькая вершительница судеб, каким рикошетом это злобное предупреждение аукнется и ей, и всей компании в целом! До этого еще оставалось полтора года.
Немного попозже случилось еще одно событие, которое впервые за несколько месяцев работы в компании вынудило Нику встать на свою защиту. В финансовом отделе случился аврал. Две бухгалтерши оказались в госпитале с серьезными операциями в одно и то же время, сотрудники отдела работали за двоих-троих и выбивались из сил. Нику иногда просили по старой памяти заменить кого-то и прикрыть явную брешь. Она никогда не отказывалась, тем более, что иногда просил сам Мистер Лауфер. Помогали практически все, кто мог.
В одно прекрасное утро Лоис объявила Нике, что она посоветовалась с Сэмом (якобы!) и они решили вернуть ее обратно туда, откуда взяли - в финансовый отдел. Зная положение дел, Ника была очень огорчена, вплоть до того, что была готова уйти из компании, если дело дошло бы до перевода. Отговорила ее Элла, посоветовала не горячиться, а дождаться появления самого Мистера Лауфера и попросить его покровительства. Но его в эти несколько дней, как назло, не было в офисе. Ника собрала свою волю в кулак и решила пойти к Сэму, хотя знала, что ему и дела нет до того, кто кого и куда переставляет: Лоис делала все, что ей заблагорассудится без чьего бы-то ни было согласия и разрешения.
Терять ей было нечего, и она вошла в офис к Сэму. С ним у нее сложились вполне нормальные, равнодушные отношения. Она с порога выложила обстановку и попросила обосновать их с Лоис решение, и даже поставила условие, что либо она остается на своем месте, либо сегодня же уходит - затыкать дыры в финансовом отделе она не собиралась (да и ни один здравомыслящий сотрудник компании туда бы не пошел даже за двойную оплату!)
Сэм немного стушевался от ее неожиданного агрессивного выпада и начал что-то невнятно бормотать, Ника только уловила то, что надо бы позвать и спросить Лоис.
Ну конечно же надо позвать Лоис, это же она тасует карты в колоде, он и понятия не имел!
Когда Лоис пришла, она не просто зашла, а ворвалась в его офис и тут же набросилась на Нику. Сначала отчитала за непатриотичность и непонимание серьезной обстановки в компании, затем за то, что ходит наушничать к начальству без ее ведома. Ника спросила, почему Лоис выбрала именно ее для перевода в тот отдел и Лоис, не задумуваясь, сказала: "Потому что вы, русские, мне надоели!" Эти слова Ника уже слышала, и не так давно.
Тут она не выдержала и впервые за все время работы с Лоис приняла позицию конфронтации, спросила, а не слишком ли это весомая причина, чтобы решать за нее и передвигать с одного места на другое?! Только за то, что она случилась быть одной из троих русских?!
Сэм вовремя осознал, что разговор принял политически некорректное направление и поспешил закончить Никину аудиенцию, отправил ее на рабочее место и сказал, что все будет нормально.
С того дня Лоис координально изменилась по отношению к Нике. Все пошло своим чередом, как будто и не было этой жаркой схватки у Сэма в офисе. Складывалось впечатление, что Лоис признала свою ошибку и поубавила свой гонор. В бухгалтерию наняли какую-то временную девушку, через пару месяцев обе больные женщины поправились и вернулись на работу. Возможно, Ника не зациклилась на этом эпизоде и легко простила свою начальницу за необдуманное решение и злой выпад против нее и ее русских подруг, потому и отмахивалась от предупреждений коллег до самого последнего момента, когда предпринимать что-то уже было поздно.
Наступило лето, в офисе было отпускное затишье. И вдруг в один июльский день Ника увидела со своего балкончика, как Надя стала быстро собирать свои вещи и, даже не попрощавшись, опрометью выскочила из офиса. В тот же вечер она позвонила Нике домой и рассказала, как ее попросту "выкурила" с уютного места Лоис: она постоянно придиралась к ней по пустякам, делала неуместные замечания и унижала перед сотрудниками. До какого-то момента Надя терпела, но в тот день ее терпению пришел конец. Она бросила свою работу, убежала без оглядки и этим лишила себя пособия по безработице.
Ровно через месяц случился вообще безобразный случай, на этот раз с Эллой. У нее возникли какие-то семейные неурядицы: ее сын попал в больницу, она взяла неделю отпуска, чтобы побыть с ним рядом. Ничего не предвещало грозы, но вечером в воскресенье ей позвонила...все та же Лоис и сообщила, что ее услуги компании больше не нужны. У нее была какая-то придуманная отговорка, очень похожая на обвинение в случае с Никой, Элла даже не смогла вставить несколько слов о том, что ее отпуск был оговорен с самим Мистером Лауфером, и что это просто какая-то ошибка
Увольнение Эллы было шоком для всей компании. Народ сочувствовал и обсуждал эту выходку Лоис несколько недель, причем все советовали Нике быть осторожной и ждать подвоха и в свой адрес. Но ей, почему-то, казалась нелогичной и абсолютно не имеющей никаких оснований вероятность оказаться следующей жертвой: она отлично справлялась со своей работой, никаких нареканий и жалоб со стороны клиентов не было. Было очень жаль Надю и Эллу, но ей казалось, что в случае с каждой из них были какие-то недовольства и со стороны их самих, ей тогда не приходило в голову, что уже шла "холодная война" между всемогущей и не гнушающейся делать пакости Лоис и русскими девушками. И даже не война, а тайные планы нападения со стороны Лоис. Ни одна из девушек о них не подозревала.
План Лоис был рассчитан на три месяца, и все девушки оказались за порогом компании ровно через месяц друг за другом. Всех троих вместе уволить было бы слишком политически некорректно и очевидно для всей компании.
Солнечное сентябрьское утро с невероятной силой встряхнуло Нику и пробудило от ее наивного и доверчивого сна.
От этого шока Ника отходила около недели, пока муж не вывел ее из оцепенения своими причитаниями о том, как трудно им придется сводить концы с концами, хотя он уже работал программистом и прекрасно зарабатывал. Она отправилась на биржу для регистрации по безработице и была приятно удивлена, узнав размер своего пособия: теперь вместо обязательных тридцати пяти часов работы в неделю она могла ничего не делать и получать даже больше, чем работая в компании. Ее муж от радости взял десятидневный отпуск и повез ее развеяться на курорт в Южную Каролину. После этого еще слетали вместе с сыном во Флориду, в Дисней Ленд и справили там Рождество и Новый Год.
Вроде бы, все события оборачивались как нельзя лучше для самой пострадавшей, но после бурных праздников, почему-то, старые раны начали ныть еще больше. Может оттого, что Ника не привыкла бездельничать, вся работа по дому не занимала много времени и чувство обиды за несправедливое увольнение опять вернулось к ней. Нужен был какой-то канал, куда бы она могла направить избыток своей негативной энергии. По нескольку часов в день они с Эллой анализировали ситуацию, вспоминали эпизоды из жизни компании, разобрали Лоис практически по кусочкам и в какой-то момент Ника обрисовала для себя всю картину атмосферы в офисе. Стали понятны намерения этой коварной женщины и наивность русских девушек.
Неожиданно для Ники очень полезная и своевременная помощь пришла со стороны ее мужа. В те дни Интернет и его полезность были еще в самом своем зародыше, но ее муж всегда был любознательным парнем, да еще и специалистом по компьютерам и программированию. Поэтому Инернет и все инновации в виде громоздких мобильных телефонов в их доме тогда уже появились.
Однажды вечером он подозвал Нику к компьютеру и показал страничку с информацией о том, что можно предпринять против разных несправедливых увольнений. Ника с жадностью ухватилась за эту соломинку, до половины четвертого ночи изучала все нюансы нового для нее закона о дискриминациях, и уже под утро у нее созрел план действий.
Оказалось, что в Америке существует специальная организация, а вернее комитет, который занимался вопросами по нарушениям законодательного права. Он защищал права незаконно уволенных беременных женщин, людей предпенсионного возраста и национальных меньшинств. К национальным меньшинствам, конечно, причислялось население с цветной кожей, но в ту ночь Ника вдруг подумала, что к ним - троим невинным русским женщинам, одна за другой выжитых из вполне уважаемой компании, статья по национальной дискриминации подходит как нельзя лучше!
Никогда в жизни ей не приходилось судиться с работодателями, хотя опыт жертвы сокращения штатов у нее уже был. Почти десять лет назад она точно также оказалась в состоянии смятения и неуверенности в себе, когда легендарная Маргарита Львовна, уличившая ее в высокомерии, практически подставила ее в кандидаты на сокращение. Удивительно, но факт, что история повторяется по спирали!
Тогда она и в мыслях не представляла, что можно было как-то бороться за свои права, да и какие права были у советских молодых специалистов? Она просто однажды оказалась в коридоре управления объединения, куда приехала для сдачи отчета, и нос к носу столкнулась с начальником отдела труда. Он никакого отношения не имел к отделу кадров, но Ника неколько раз видела его у себя на руднике и знала как его зовут. За словом в карман ей лезть никогда не приходилось и правила субординации ее как-то не касались. Она подошла к нему и поздоровалась, тут же представилась и выложила свою слезливую историю о предстоящем сокращении. Он тут же взял ее за руку и повел в соседний с его отделом кабинет, где располагался отдел сбыта. Рабочий день уже закончился, но в том кабинете их встретили два дружелюбных мужчины, сидящих друг напротив друга. Один из них не только был копией знаменитиго Никиты Михалкова, но и удивил Нику абсолютно идентичным голосом народного любимца.
Все трое с интересом осмотрели Нику с ног до головы, еще раз выслушали ее историю и...предложили назавтра приступать к работе экономистом по апатитовому сырью; их работница срочно переводилась в юридический отдел, а на носу был конец месяца и отчеты для министерства в Москве. Тогда у Ники перехватило дыхание от такого поворота событий и, уж конечно, судиться ни с кем не пришлось, наоборот - она была благодарна той двери, что с треском захлопнулась у нее за спиной и которая помогла ей открыть новую с большими возможностями и отличным коллективом!
Теперь ей предстояла нелегкая задача. Она должна была на словах изложить историю предполагаемого случая по национальной дискриминации. То, что это была национальная дискриминация, нужно было еще доказать. Она отправилась на знакомство в этот комитет, который тогда располагался на семидесятых этажах одного из зданий-близнецов, которым через три года суждено было рухнуть. Ее встретил абсолютно неэмоциональный следователь Мистер Питерс, выслушал ее сумбурный рассказ и предложил написать заявление. У нее уже тогда, почему-то, зародилась уверенность в правильности выбора и линии дальнейшего поведения, хотя этот человек, неопределенно пожав плечами, сказал, что он представляет комитет по равным правам всех трудящихся, но гарантии на удачный исход он не обещает. Это означало, что подать заявление может любой член общества, его работа это принять, но от него мало что зависело. Да и если рассудить логически, то можно на словах расписать немыслимые ситуации в любом коллективе: кто, что и кому сказал, как и в какой интонации кто кому ответил и так далее. Но именно тогда Нике показалось, что победа будет за ней только потому, что ни слова в ее заявлении не было выдумано - она потратила около часа на доскональное описание всех событий, начиная с опрометчивых высказываний Лоис о надоевших ей русских и до ее надавнего шока, который она испытала в то Сентябрьское утро, оказавшись на улице.
Через несколько недель Мистер Питерс прислал ей письмо в несколько страниц с бесчисленными вопросами, как раз по поводу того, кто, когда и каким тоном что сказал. Он начал свое расследование, полагавшееся ему согласно занимаемой позиции, и Ника догадалась, что его работа, как раз, заключалась в сопоставлении фактов - нудная и дотошная работа, но кто-то ведь должен был делать и ее, раз существовал этот комитет. Она вспомнила, как в фильмах показывали заседании суда, где свидетелей и подсудимых спрашивали и переспрашивали о событиях, в надежде обнаружить чью-то нечестность и установить истину. Тогда она еще раз подумала,что ей нечего даже волноваться, каким бы ни был результат ее задуманного проекта, она обретет покой хотя бы оттого, что докажет свою невиновность и защитит честь своих русских подруг. Ни Надя, ни Элла учавствовать в этом нудном деле не захотели. Надя уже начала где-то работать, а Элла не могла избавиться от навалившейся на нее депрессии, которую еще омрачала ситуация в семье, но они обе обещали Нике засвидетельствовать все, что она скажет в комитете. Они тоже знали, что придумывать небылицы Нике было неприсуще, и они поддерживали ее как могли.
В самом конце письма Мистер Питерс спросил, нет ли у Ники какого-то доказательства или письменного подтверждения, что ее увольнение было сфабриковано. Она с удивлением обнаружила, что оно у нее есть, и что появление Интернета сослужило ей добрую службу уже во второй раз!
В ту последнюю, злополучную неделю перед увольнением она до последнего дня старалась добросовестно отследить и ускорить поставку тех деталей из Малайзии, которые срочно требовались ее клиенту Чарли в штате Каролина. Они по нескольку раз в день общались по телефону и Интернету, Ника держала его в курсе всех мельчайших событий и изменений. Это он организовал работу своего офиса в нерабочую субботу, попросил человека принять посылку с деталями и передать ее на конвейер по сборке компьютеров. И этот человек, вообще-то, на работе появился, но немного разминулся с посыльным. Посылку, все-таки, получили немного позже, и конвейер не остановился, но Лоис повернула все так, как ей было на руку, чтобы удобно избавиться от Ники, оставшейся и набившей ей оскомину третьей русской.
В то Сентябрьское утро у Ники не было времени разбираться с ситуацией в Каролине, и она написала Чарли в тот же день уже из дома. Ее письмо было написано в полной прострации, она ничего не понимала и фактически еще не знала, что произошло в ту субботу. Чарли сразу же ей ответил, описал ситуацию и выразил полнейшее недоумение поведением Лоис и сказал, что Никиной вины там абсолютно не было.
Что-то тогда подсказало Нике, что это письмо очень важно для нее, и не только потому что в нем Чарли искренне ей сочувствовал, но и что там была важная информация о ее невиновности.
Следователь предупредил Нику, что в ответ на ее обвинения компания обязана предоставить свою версию случившегося, и что она может быть очень нелицеприятной. Нике стало ужасно любопытно, что может придумать Лоис в оправдание своим действиям, и стало еще смешнее, когда однажды днем раздался звонок ее телефона и она услышала голос ... Сэма. Он неуклюже пытался выяснить причину ее заявления и пригласил посидеть в кафе. Тогда Ника опять вспомнила фильм про местных борцов за права человека, там потенциальный подозреваемый отказывается идти на контакт с вражеской стороной и говорит: “… вся информация только через моего адвоката!” Ну а так как она сама себе была адвокатом, то от встречи наотрез отказалась. И не только оттого, что по ее понятиям ни на какую сделку с ними она не пойдет, но и потому, что Сэм отталкивал ее своим флегматизмом. С ним и в нормальной ситуации было бы скучно провести полчаса в кафе.
Ответное послание в свой адрес Ника получила через несколько месяцев и, хотя морально и готовилась к ушату помоев, была шокирована слабохарактерностью и предательством ее хорошего друга Бернарда, с которым почти год у нее было отличные отношения. Парень был чернокожим и явным карьеристом, но Ника его уважала за открытость и способность принимать критику. Она заняла когда-то его место в отделе продаж, и он всегда ее курировал и помогал. В этом послании Бернард давал показания, которые явно были написаны под диктовку Лоис и описывали Нику не столько как неорганизованную и глупую сотрудницу, сколько как распутную русскую девку. Со временем она простила ему его слабости, не полностью веря, что он сам все это сочинил. Ему было что терять, и она решила оставить это все на его совести.
Расследование шло медленно, но через каждые два-три месяца кто-то из офиса сообщал Нике, что Мистер Питерс пунктуально навещает компанию, беседует с каждым сотрудником и уносит какую-то новую информацию с собой.
Муж Ники старался не касаться ее дел, иногда заглядывал через плечо в ее письма следователю и смеялся над ее стилем.
Она отмахивалась от него, потому что стиль ей был неважен, там была суть и возможность излечить свою обиду. Уже тогда она интуитивно понимала, что скрытые обиды отравляют человеку жизнь и уязвляют его самолюбие. Ничего полезного оттого, что он копается и перелопачивает свои обиды сам с собой нет. Их нужно либо прощать и отпускать, либо доказывать, что получил их незаслуженно. Она выбрала второй путь, и уже никто не мог ее с этого пути сбить. Даже тогда, когда она получила тот пакет с выдуманными признаниями Бернарда, мнение мужа ей было неинтересно. А он на пару с сыном начал уговаривать Нику бросить это дело, пока компания не предоставила им счет за их судебные издержки. Мистер Питерс и об этом ее предупредил, сказал, что если суд признает все ее обвинения безосновательными, ей придется оплатить их счет. Кстати о суде речь тогда еще не шла - комиссия только вела расследование и все, что было в ее юрисдикции, это сделать свой вывод и порекомендовать или не порекомендовать истцу подавать дело на компанию в федеральный суд.
Прошел ровно год после того солнечного Сентябрьского утра. Ника уже благополучно устроилась в юридическую фирму, не веря до конца, что опять в ее жизни с треском захлопнулась еще одна дверь для того, чтобы открыть новую, ведущую в серьезный корпоративный мир, где не было склочных Лоисов, все отношения строились строго по букве закона. В тех кругах было неэтичным не только обсуждать друг друга, но и делать открытые комплименты лицам противоположного пола. Юристы - народ осторожный, потому что сами крутятся в мире обиженных и пострадавших, какой была Ника год назад. По стечению обстоятельств она познакомилась с Чарли Капланом - юристом, специализирующимся по вопросам трудового законодательства. Их офисы находились друг напротив друга, и они с Чарли часто вели беседы на разные темы.
К тому времени комиссия прислала ей свое заключение с рекомендацией подавать, все-таки, в суд. Скрупулезный Мистер Питерс провел свое расследование и все Никины обвинения прямо или косвенно подтвердились. Она была удивлена и обрадована тому, что ее американские коллеги из той компании встали на защиту русских коллег; не все оказались такими же слабохарактерными, как Бернард. В суд она подала на следующий день после получения этого письма и, как раз, в тот день упомянула об этом в разговоре с Чарли. Он начал дотошно расспрашивать ее о деталях иска и обо всей истории. Она рассказала уже без всякого энтузиазма. Теперь оставалось только ждать дня, когда она лицом к лицу встретится со своими обидчиками и, вполне вероятно, с Лоис и Бернардом. Ей предлагалось либо защищаться и представлять саму себя, либо обратиться к услугам адвоката. Чарли, как раз, и был таким адвокатом, он разразился негодованием оттого, почему она не сказала ему об этом раньше, он бы взялся ей помочь, но заведомо сказал, что ей гарантирован проигрыш.
В Нике, почему-то, все больше усиливалась уверенность в обратном, особенно когда окружающие делали испуганные глаза и пытались запугать и ее. Она еще четче представляла будущую стычку в суде и ей очень хотелось посмотреть этим людям в глаза! В голове даже не было ни определенного плана, ни слов, какие бы она им сказала, просто неудержимо хотелось заглянуть им в душу.
Она вежливо отказалась от помощи Чарли; ей, к тому же, не хотелось, чтоб кто-то руководил ее мыслями и поведением в самый ответственный момент. Она даже благодарила Надю и Эллу, что они отказались участвовать в ее проекте. Наступал кульминационный момент, и она была полностью готова к решающему сражению.
Судебные процессы никогда не бывают быстрыми, тем более, когда это касается бытовых разборок, где кто-то, кому-то и что-то сказал, но для Ники это был важный период в жизни. Она представляла себе ход будущей встречи, мысленно сочиняла речи и готовилась к нападениям Лоис.
В середине Ноября ей пришло сообщение о предварительной телефонной конференции с судьей. Она тщательно продумывала свое поведение, но все прошло просто и быстро. Судья попросила Нику обосновать свои обвинения для адвокатов компании Лоис и назначила их встречу у себя в зале заседаний на начало Декабря. Это заседание назначается для возможного перемирия сторон, но Нике было все равно, будет ли это перемирие или встреча вживую на судебном заседании. Ей не терпелось очиститься от этой неприятной паутины, в которой она оказалась в одно прекрасное утро Сентября.
Для этой встречи в суде Ника, конечно же, взяла целый день отгула. Надо было морально подготовиться и потом переварить все события, такие дела в спешке и в обеденный перерыв не дeлаются. С самого раннего утра у нее в душе тренькала какая-то приятная музыка. Не было абсолютно никакого волнения. Она тщательно выбирала подходящий костюм, остановилась на темно-синем, который отлично смотрелся на ее стройной фигуре в сочетании с белоснежной рубашкой и аккуратной прической блондинки. К зданию суда в нижнем Манхеттене она подошла марширующей походкой.
Сюрпризы начались еще в коридоре суда, когда к ней подошел судебный клерк и спросил, не знает ли она, что происходит с адвокатами вражеской стороны. Нике о них ничего известно не было, правда они не так давно прислали ей угрожающее письмо с возможным счетом, который она должна была бы оплатить в случае своего проигрыша.
Вопрос клерка ее немного удивил, и она спросила, что там происходит. Он сказал, что от них несколько дней нет ответного звонка, хотя он и напоминал им о сегодняшней встрече несколько раз.
В назначенное время он впустил Нику в зал заседаний, который просто ошеломил ее. Это был огромный зал с красивой дубовой мебелью и двенадцатью стульями для присяжных. Все было по-настоящему, как в кино, только не было толпы людей и нервозной обстановки вокруг. Не заметила она и репортеров, да и навряд ли кому-то была интересна ее баталия по национальной дискриминации, но это ее не смущало. Для нее это была настоящая предстоящия баталия, и она была к ней готова.
После назначенного часа Ника и судебный клерк провели вдвоем в этом абсолютно пустом зале около пятнадцати минут. Никаких торопливых шагов и голосов за дверью не слышалось, адвокатов со стороны ответчика в зале так и не было. Клерк начал звонить в их офис в последний перед появлением судьи раз и в громкоговорителе послышался живой и звонкий голос секретарши. Она даже немного вскрикнула от испуга, когда поняла, что просто-напросто забыла напомнить своему начальству о сегодняшнем заседании суда. Тут же послышался мужской голос, он просил клерка дать ему всего пятнадцать минут на сборы, но в эту мунуту в зал вошла судья и резко сказала, что ей в ее зале заседания такие необязательные адвокаты не нужны.
Ника поднялась со своего кресла, приветствуя судью. Ее сердечко заколотилось от резкого комментария судьи. К ней это не относилось, конечно, но стало немного не по себе от мысли, что зря было потрачено пол дня, и что опять придется готовиться к следующему заседанию.
Но судья, закончив разговор с адвокатом, мило улыбнулась Нике, попросила ее сесть и начала разговор спокойным и доброжелательным тоном. Она объяснила Нике все детали процесса возможного перемирия, когда стороны соглашаются на какой-то компромисс, и дело не доводится до настоящего судебного заседания. В какой-то момент она даже пыталась напугать Нику возможной ситуацией, когда ответчик в открытую может обвинять истца во всех смертных грехах, и как это давит на психику неподготовленных к таким дерзким поворотам людей.
После такой подготовки судья попросила Нику обосновать вкратце свои обвинения противоположной стороне и представить, что в этом зале много незнакомых и любопытных людей, и что она должна держать свою линию, не взирая на обстоятельства.
Перед Никой был встроен небольшой черный микрофон, она наклонилась к нему и начала тихо говорить. Судья подбодрила ее и попросила говорить погромче. И тут “Остапа понесло”...
В один миг с ней произошла удивительная трансформация, и ее складное красноречие удивило ее саму. Вся боль обиды за своих подруг и себя начала выливаться наружу. Она представляла Лоис перед собой и говорила все это именно для нее, не упуская ни одного факта из произошедшей истории. В ней никогда не было столько эмоций, а в этот момент ей вдруг захотелось защитить свое истинно русское начало, сказать, что нас голыми руками не возьмешь, и что есть в нашем народе такая сторона, которой можно гордиться - мы всегда были выносливыми и никогда не сдавались!
На душе становилось светло и легко, и даже предстоящее судебное заседание уже не казалось пугающим и непредсказуемым. Она точно знала, что повторит все слово в слово и даст отпор всем придуманным нападкам со стороны этой маленькой женщины, полной своих комплексов и страхов.
Она не заметила, что ее голос из тихого и смущенного вначале превратился в громкий и звонкий; он разносился по всему пустому залу, рикошетом возвращаясь обратно. Вывел ее из этого эйфорического состояния голос судьи. Она сидела и улыбалась.
Ника остановилась на полуслове и поняла, что ее действительно “понесло”; она извинилась и села обратно в свое кресло.
Тут судья неожиданно предложила сделку. Ника и понятия не имела, какую выгоду или затраты принесет ей эта баталия. Ей было важно оправдать себя и своих подруг, и уверенность в победе уже полностью завладела ею в тот момент.
Судья предложила выступить посредником в сделке и посоветовала потребовать от компании возмещения моральных убытков в какой-то сумме. Ника растерялась, когда вопрос встал о сумме - как оценивается боль, несправедливость и унижение? Есть ли такие суммы, которые это покрывают? Ей ужасно захотелось продлить это мероприятие в настоящем судебном заседании, и предложение судьи ее немного разочаровало. Но, подумав несколько минут, она вернулась в реальность и согласилась на предложенную судьей сумму в десять тысяч долларов. Таких денег она не видела никогда, и в ее планы они вообще не входили. Это и охладило ее пыл. Она согласилась с предложением судьи и вернулась домой немного опьяненная от всего произошедшего. Весь день показался ей просто нереальным, как будто не она сама была главной героиней этих событый.
Ника вернулась на работу на следующий день и полностью переключилась на реальную текучку. Никто в ее офисе не знал о ее судебном разбирательстве, пока в один день, буквально на той же неделе, не зазвонил телефон в ее кубике и спокойный голос судьи не произнес: “Они согласны!”