1
– Дорогие мои слушатели, рад приветствовать вас на нашей радиоволне! Сегодня мы поговорим о звуках. Что для вас звук? Вы сейчас спросите: звук чего? Ведь звуки бывают разные. Вы правы.
Наша жизнь наполнена голосами, мелодиями, шорохами, шелестами, свистами и миллиардами других звуков и созвучий. Наверняка, многие из них мы уже и не отмечаем. Когда знаешь, что такое звук… чего бы то ни было, будь то наполняющаяся ванна, шум мотора твоего автомобиля или всплеск волны морской, ударяющейся что есть силы о каменный пирс, или щебетание птиц на рассвете, или ворчание старушки, шаркающей своими древними конечностями, или это шуршание листвы позолоченной под ботинками, или, может, треск горящей свечи, биение влюблённого сердца, или, например, стук уносящегося с твоими надеждами вдаль поезда, или тревожный сигнал о помощи… тогда ведь и не понимаешь до конца, как он важен для тебя – звук.
Но, если бы однажды кто-то выкрутил громкость до нуля на нашем жизненном телевизоре, то картинка на экране вмиг показалась бы неполноценной без сопровождающего её «саунд-трека». Вероятно, мы почувствовали бы себя обкраденными.
А теперь представьте себе такое… Что, если у вашего телевизора никогда и не было звука? На заводе что-то упустили, брак… ну так вот вышло, прости, брат. Вы и не догадываетесь, что может быть иначе, что есть ящики со звуком. Вас вполне устраивает ваш. В его изображении, возможно, лучше контрастность, насыщеннее и ярче цвета… и экран гораздо больше… во много раз. И вы отчётливо видите то, чего не заметил бы другой, сидящий перед тем, нормальным телевизором.
Я вот к чему веду – неужели среди бесконечности звуков есть и тишина… абсолютная?
Это невозможно, скажете вы, тишину не услышишь. Да её и представить себе нереально. Пожалуй, её лишь увидеть можно, да и то мимолётом, краешком глаза.
Будьте внимательны!
2
Уже начало смеркаться. Он сидел на скамейке под старым деревом и наслаждался запахом цветущей акации. Ему этот запах нравился с детства…
Помнится, бабушка держала его крепко за крохотную ручонку, и они с ней неторопливо гуляли под этими волшебными деревьями. Маленькому Володе казалось, что это снег на ветвях лежит. Запрокидывал смешно голову назад, лицом к небу, и ждал, когда же упадёт хоть одна снежинка. Потом смуглые руки бабушки подхватывали Володю под мышки и подносили к ароматным цветам. Он ловил бережно пальчиками гроздья душистые и привлекал к ноздрям, губам, глазам…
Бабули не стало, когда ему и четырёх не исполнилось. Захламлённая мизерная комнатушка с тёплым молоком, колючим пледом и пушистой ласковой кошкой вскоре сменилась огромной просторной залой детдома, где плотно одна к другой размещались кровати с удивительно прыгучими пружинами.
Мать сюда редко являлась. Потом вдруг и вовсе перестала. В последний раз, когда приходила, принесла большое зелёное яблоко. Она его, прежде чем Вове вручить, тщательно об юбку свою вытирала. Долго так вытирала, старательно. Володя даже успел встревожиться, что потерял из виду такое здоровенное яблоко, когда оно запуталось в мягком мамином подоле. А у неё пальцы дрожали. Она фрукту «распутала», провела быстро ладонью по бледному лицу, будто прядь сбившуюся поправила, и протянула сыну. Малыш взялся за гостинец двумя руками и благодарно улыбнулся любимым серым глазам. Она прижала его к себе, долго целовала и снова прижимала. А он из-за яблока не мог, как следует, её обнять. Зарылся неуклюже головой в волосы, пахнущие сыростью и лекарствами, и замер так… Он не помнил, как она уходила…
В детдоме Вовке почти всё нравилось. Здесь было много ребятишек примерно его возраста, и все его понимали. Спустя годы, когда он окажется среди взрослых и сам повзрослеет, этого ему сильно будет недоставать.
Ещё, в приюте Володя нашёл себе настоящего друга. Вернее, наоборот, Рыжик его нашёл, когда Вовка нечаянно свалился в пустой бассейн. Падать было не больно – туда давно скидывались опавшие листья, и из них сделался мягкий ковёр. Вовка там вдоволь прыгал и кувыркался, а когда устал – прилёг, укутавшись в лёгкое влажное «одеяльце». Проснулся от яркого света, вырвавшего его из страны фантазий. Он тогда понять не мог, почему так темно вокруг, и откуда взялся этот лучик. Но страшно ему обрадовался. Володю вытащили из бассейна. И он узнал в лучике обычный карманный фонарик. Его держал Рыжик. Плотненький такой мальчуган, в коротеньких штанишках на подтяжках, нос картошкой, весь в веснушках и сопли ручейком над улыбчивым ртом.
С тех пор они стали друзьями. Вовка сразу понял, что его товарищ – фокусник: то ловко доставал из зарослей слепых котят, то одними вытянутыми в трубочку губами мог заставить собаку прибежать с противоположного конца двора. А ещё с ним всегда было весело. Он был мастак на выдумки. Мог набрать в рот воды и часами стоять так с вытаращенными глазами. Тётя Фая взволнованно бегала вокруг него, вскидывала вверх руки, шевелила быстро губами сухими. А Рыжик, весь уж красный от сдерживаемого веселья, под конец прыскал на неё водицей и соплями, и бегом прятаться от неминуемого наказания…
Однажды за ворота детского дома заехала большая блестящая машина. Малолетние постояльцы всей гурьбой разноцветной выбежали во двор, окружили автомобиль, трогая жадно колёса, железные бока, фары.
Володя тоже подошёл ближе. Провёл ладошкой по дверце. Гладкая такая. Дверца открылась, оттуда вышла красивая тётя. Высокая и худая. На ней было платье белое-белое с рукавами-крылышками, как у ангела с картинки. Ветерок лёгкий подул и расшевелил её «крылышки» и золотистые локоны. Володе сразу запахло чем-то незнакомым, но очень вкусным. Красивая тётя глядела на прыгающих от восторга малышей и лучисто улыбалась вся. Рыжик первый взялся за белоснежную руку, а потом уже и остальные облепили её со всех сторон.
Она шла к крыльцу, с каждым шагом всё больше и больше волнуя свою пышную юбку. За ней оставался след на немного влажной земле – маленькие дырочки от каблуков. Володя тогда удивился сильно этому. Но ему нравилось идти по «дырочкам», вдыхая манящий запах.
В тот необыкновенно солнечный день, какой бывает только после дождя, Тётя Со Следами Из Дырочек увезла Рыжика навсегда. Машина уже скрылась за поворотом узкой дороги, а Вовка всё ещё стоял, не мигая, у серых ворот, и по его щекам текли мокрые солёные слёзки. Он долго кулачками потирал глазёнки, пока тётя Фая не увела его в дом обедать…
3
Мы с Нелли дружили с моего второго класса. Наверное, мы бы и раньше начали с ней водиться, но она въехала в соседнюю квартиру со своими родителями только весной 198_ года…
Я её сразу заприметил. Огромный красный бант на макушке, длиннющие тёмные ресницы и в руках полинявший медведь без носа. Ещё у неё вечно колготы сползали, собираясь угрюмой гармошкой у самой пряжки босоножек. За эти колготы я и взялся отвечать со всей присущей мне ответственностью.
За лето мы стали «не разлей вода». Каждое утро начиналось примерно так: в прихожей раздавались два коротких звоночка.
– Всё, мам, я покушал.
– Сынок, панамку надень! И смотри мне – со двора ни ногой, слышишь!
Я, жующий на бегу, и оттого ничего не слышащий, открывал поспешно дверь и всегда в тот момент, когда Нелька готовилась к следующему прыжку (она только так доставала до дверного звонка).
– Вень, а Вень, панамку надень! – дразнила она меня, но я все равно послушно возвращался за панамкой, и лишь тогда мы отправлялись гулять.
Я её посвящал во все тайны своего царства, водил к вишне на соседнюю улицу (эту вишню я сам «обхаживал» и никому о ней не говорил прежде), а она мне «пекла» вкусные пироги в крышечках из-под «Буратино» и строго наказывала своих пупсов нянчить.
1-го сентября Нелли пошла в первый класс. Дядя Толик, тётя Вера, Нелли и я шли нарядные в школу, что в двух кварталах от нашего дома. Нелли держала в одной руке букет пионов, а вторую сжимал я. Она, такая красивая в школьной форме с белым фартучком, всю дорогу улыбалась, радуя меня своими ямочками. И я уже тогда понял, что влюблён.
Её портфель был вверен мне с первого дня. Список желающих сменить меня на посту с каждым годом становился шире. Но я стойко удерживал свои позиции. И Нелли мне в этом сильно помогала, демонстративно вручая свою драгоценную ношу «старшекласснику», то есть мне.
Училась она прилежно, в дневнике красовались самые высокие отметки, но Нелька этим не хвастала. Лишь смеялась, по-доброму, звонким колокольчиком над моими потугами в области знаний. Не смеяться было сложно. У меня за всё время учёбы имелась только одна «пятёрка» – по физкультуре. Вот она и взялась за мой ум.
Возвращаясь из школы, мы специально выбирали немыслимые окольные пути, чтобы было больше времени на моё обучение. Мне нравилось слушать истории о Древнем Риме, о том, где берутся дожди, о Тимуре и его команде и многом другом. Мне вообще нравилось слушать Нелли.
Однажды дядя Толик купил дочери фортепьяно. Нелли страстно принялась за дело. И очень скоро у неё стало ладно получаться. Для меня, как для первого почитателя её искусства, всегда находился стул рядом и вкусная сдобная булочка – тётя Вера настаивала на том, что никакое, пусть даже самое великое, искусство не оправдывает жертв. Мой взрослеющий организм никогда не спорил.
Вскоре любовь к музыке понесла Нелли в магазины, где можно было найти редкие на то время пластинки. А моя любовь к Нелли носила меня по складам, где я втихаря зарабатывал редкие деньги на её пластинки. Она принимала от меня эти подарки с тем лишь условием, что слушать будем вместе. И мы слушали. Её уютная комната была свидетелем тому, как мы орали под Майкла, и как плясали дико, когда не выходила «лунная походка».
Мы повсюду ходили вдвоём. Я разделял её желания сбегать в кино, театр, на выставку цветов или кошек. А она не пропускала ни один мой матч – яростно болела в первых рядах школьного стадиона вместе с подругами, которых умело организовывала для запуска «волны».
Настал момент, когда на вечерах школьных уже присутствовал и Нелькин класс. Я и ждал и боялся этого одновременно. Ждал, потому что, всё-таки, любил Нельку, непонятной такой любовью, но любовью. А боялся, потому как чувствовал, что не имею право на эту самую любовь. На дружбу – да, но не на любовь.
Мне пришлось нелегко. Моя Нелли была красавицей. Вокруг неё вилось множество парней, каждый норовил пригласить её на медленный танец. Я бесился в углу, стоял. Позже, заметив, что она ни с кем не шла танцевать, успокаивался. Она искала глазами меня, а когда находила одного, подбегала ко мне и мы танцевали. Так неуклюже я только с Нелли танцевал. Она, как и прежде, щебетала о чём-то, а я, как кретин, не мог сдвинуть свои мысли с тонкой линии талии, где дрожали мои вспотевшие пальцы.
Нельзя сказать, что я не имел опыта общения с девчонками. Всё обстояло с точностью до наоборот. Мой хулиганский вид вкупе со спортивным телосложением и модными джинсами очень привлекал девушек. Я менял их чуть ли не каждую неделю. Но тут было всё иначе. Дрожь и замешательство моё не прошли ни со второго раза, ни с восьмого. Мне кажется, Нелька что-то заподозрила, потому что уже реже ко мне подходила и чаще всего с подружкой своей. Стал я танцевать с её Алкой. Вскоре при помощи Аллочки удалось восстановить былую лёгкость и веселье. И теперь мы её не отпускали от себя ни за что. Так, незаметно, я впутался в отношения с Аллой. Она мне не мешала общаться с Нелли, и потому победила.
В тот день Алка уехала с родителями на дачу, и мы с Нелли прогуливались своей тропой сами…
4
Володя заприметил её ещё с переулка. Она ему показалась живой картиной. На ней был голубой сарафан, и когда она двигалась, ему чудилось, что слышит свежий запах моря. Он видел её улыбку, хотя было ещё очень далеко. И он уже весь был с ней, и это именно он шёл рядом, а не её старший брат. Она излучала такое тепло и свет, будто это само солнце к нему приближается. Он ловил доносимые ветром отрывки её аромата, и необъяснимая радость наполняла его. Когда она со своим спутником подошла ближе, Вова поднялся со скамейки и направился к ней…
5
Нелли мне показывала, как хомяк Свирид уничтожает за считанные минуты весь ежедневный припас съестного. От хохота я сгибался пополам. Мы уже прошли нашу вишню, когда я обратил внимание на идущего к нам навстречу парня. На него нельзя было не обратить внимание, – он шёл быстрым уверенным шагом прямо на нас, точнее, на Нелли, при этом широко улыбался, словно увидел старую знакомую, которой безумно рад. Нелька заметила моё изумление и только тогда повернула голову.
Встретившись глазами, он кивнул ей, она в ответ. Его улыбка передалась Нелли в тот же миг. Он, молча, взял Нелли за руку, не обращая на меня никакого внимания. Самое поразительное, что ни она, ни я ничуть не удивились этому. Казалось, он нас околдовал.
Я сейчас даже не припомню, как он объяснил тот факт, что он глухонемой… что, увидев Нелли, влюбился, потому что она такая хорошая и такая красивая…
Мы сидели на скамейке. Давно уже закончилось место на пачке из-под сигарет и на спичечном коробке, что я участливо предложил в качестве листа для диалога. Да и стемнело, и спичек оказалось не так много. Мы сидели на скамейке, молча… втроём… нет, не так… Нелли с Володей вдвоём… и я. Мне не было неловко. Совсем нет. И не было во мне ревности. Было приятно. Приятно смотреть на них. На мою маленькую счастливую Нелли и на этого удивительного человека, нежно обнимающего её за плечи…
Вова проводил нас до дома. Не хотел её отпускать. Попрощались…
– Нель, он сказал, что завтра утром будет тебя ждать здесь.
Молчание. Пока мы поднимались на наш этаж, Нелли не проронила ни слова. Она шла впереди на целых три ступени, но я чувствовал, что она плачет.
На следующий день Нелли из дому не выходила. И в последующий. А когда я на третий день выловил на лестничной площадке тётю Веру, она мне сказала, что Нелли заболела. В субботу дядя Толик отвёз её к бабушке, в деревню. На всё лето…
С осенним призывом я ушёл в армию. Нелли мне писала короткие письма. Рассказывала, как там «наши» (мы так родителей зовём), как Свирид хомячит, как они с вишней скучают по мне, что в школе интересного, куда они с Алкой думают поступать, какое платье себе к выпускному шьёт. Рассказывала и о том, как мальчишки толпой провожают её после школьных вечеров. Она и не догадывалась, кто за ней следовал, это ей было неинтересно. А они не настаивали и робко разбредались по домам, когда её гордая фигурка исчезала в подъезде. Она о разном мне писала в своих письмецах с пометкой в конце – «с любовью, твоя младшая сестрёнка Нелли», но ни в одном из них не упоминалось о Володе.
Я знал, что Нелли о нём не забыла. Помнил его и я. Особенно, не выходила из головы та случайная встреча в троллейбусе, спустя неделю после знакомства с ним. Уверен, он меня заметил и узнал, конечно. Но вида не подал. Пока я, прячась за спины пассажиров, мешкал от непонимания, что же ему сказать и как, а потом и от неловкости за это непонимание, Володя тихо прошёл к выходу, оставив мне на обозрение свою прямую спину. На ближайшей остановке он сошёл, тем самым спасая меня…
6
Проснулся от тишины. Вроде, совсем недавно теплая Нелька щекотала мою волосатую грудь, мурлыча какую-то дурацкую песенку, а теперь как-то тихо стало. Непривычно тихо.
Я поднялся, оглядел спальню и, не обнаружив в ней никого, кроме себя и рассредоточенной по всей местности свалки ярких игрушек, тревожно напрягся. Лет так уже двенадцать меня пугает тишина. Пожалуй, именно этот страх и привёл меня к работе на радио.
Прислушался. На кухне, кажется, пустили воду с крана. Послышалось мелкое похихикивание из той же кухни. Затем что-то с грохотом упало там и, возможно, разбилось. Раздался весёлый смех моих девочек. Спустя секунду дверь распахнулась, и на меня полетело маленькое мучное сокровище.
– Папуленька, любименький, а мы…а мы с мамочкой тебе лаааадушки испекли!
– Или всё-таки о-ладушки? – спросил я ласково, прижимая к себе свою крохотную принцессу, вымазанную в муке и ещё в чём-то липко-сладком.
Нелька посмотрела на меня серьёзно так, а потом со знанием дела заявила:
– Лааадушки, папка, ла-душ-ки. Разве ты не знаешь, кто такие ладушки?
Мы двинули на кухню выяснять, кто же такие эти ладушки. А там она с ловкостью проворной обезьянки забралась на спину Алки, колдующей над кастрюлями, сковородами.
– Всё, мои сказочные герои, марш умываться и молнией завтракать, вам ещё крестную встретить успеть, не забыли? – с властью полноправной хозяйки Алка вытолкала нас из своих владений, отцеловав нам носы.
Нелли уже несколько лет как перебралась в столицу. Она работала кем-то вроде инструктора по йоге. Постоянно была в разъездах и медитациях, то у неё Индия, то Тибет, то ещё что-то. Приезжала редко, но всякий раз с кучей чудесных подарков и интересных историй. Вот и сейчас она выдала огромный пакет своей мелкой тёзке, и та, счастливая и громкая, потрошила его на заднем сиденье.
– Дочь, ты крёстной «спасибо» хоть сказала?
– Не отвлекай её, у неё задание важное, – бросилась Нелли на защиту моей проказницы.
– Да, папочка, не отвлекай… я ищу что-то… важное…
– Ты мне её слишком балуешь. Ну, сестрёнка, берегись, я тебе отомщу однажды… Когда уже замуж, детишки? – начал было я.
– Нашла-аааааааа! – радостно заверещала Нелька, держа высоко над собой коробочку в виде сердечка. – Вот оно, важное! – не унималась моя дочь, кидаясь с объятиями и поцелуями на Нелли, одновременно сотрясая в воздухе своим новоиспечённым богатством. – Спасибо, спасибо, спасибо, спаси…
– Милая, прекрати душить крёстную, – рассмеялся я, увидев как моя девочка, не помня себя от благодарности, любовно сжимает шею Нелли.
– Ой, – встрепенулась Нелька, щуря глазёнки, и, недолго думая, атаковала меня.
Так мы и ехали к нашему дому, поочерёдно принимая «атаки счастья» сзади.
Вечером мы собрались у Нелли. Алка с тётей Верой накрыли праздничный стол. С тех пор, как моих родителей не стало, тётя Вера и дядя Толик влились в нашу молодую семью. И теперь у моей дочери есть самые настоящие бабушка с дедушкой.
После ужина Алка настояла на том, чтобы Нелли переночевала у нас. Вскоре при помощи материнской ласки младшее поколение в лице очаровательной представительницы угомонилось в своей кроватке. Мы попрощались со старшим и перешли на нашу кухню, где принялись за следующую бутылку вина и следующую порцию Неллиных рассказов, которые я, как и прежде, обожал.
В ловко подстроенных перерывах своего повествования она интересовалась нашими с Алкой славными подвигами, а мы коротко излагали самое главное и снова возвращали её к горным хребтам Тибета и другим красотам, запечатлённым на фотографиях.
Дело было уже давно за полночь, когда я упросил Нелли сложить меня в какую-то замысловатую позу йоги. Девчонки долго хохотали надо мной, скрюченным в рогалик и багровым от напряжения.
– Вень, ты такой серьёзный, – подтрунивала Алка, щекоча меня.
– Не мешай, любимая… я медитирую.
– Ааа... ну ладно... я пока носик сбегаю напудрю… Ты, Нелька, смотри только, чтоб шею себе не свернул мой благоверный…
– Не бойся, всё под контролем.
– Нель, а как это… не думать вообще? Это что же я должен делать, а?.. чтоб ни одной мысли?
– Внутрь себя заглядывать…
– Так у меня там тоже… эти… мысли…
– Не у тебя одного, – улыбнулась Нелли, – думаешь, у меня иначе?
– И что… нужно-то?..
– Одного…
– Чего одного?..
– Одного… Его…
– Не понял…
– Вот и я, Вень, не сразу поняла…
– Туго соображаю я в таком состоянии... разогни меня… будь другом…
– Вень… Помоги найти его…– Нелли вернула меня в обычное положение, и ко мне вернулось моё обычное понимание.
– Что, всё? – прискакала Алка.
– Всё.