- Криворукая дура! Тебе место в интернате для умственно-отсталых, а не в приличном доме! - кричала разгневанная женщина.
Маленькая девочка испуганно смотрела на мать и отступала от неё. На полу лежали осколки любимой чашки. Аэлита случайно разбила её, но даже оплакать потерю не могла - мама не любила, когда её дочь плакала.
- Будь моя воля, я бы тебя... - не успокаивалась родительница.
- Замолчи. - в комнату быстрым шагом вошёл отец и подхватил малышку на руки.
- Она разбила чашку!
- Она всего лишь ребёнок. А ты кричишь на неё, как будто она преступник какой-то. Иди на кухню и там чем-нибудь займись. - распорядился мужчина.
Женщина открыла рот, чтобы возразить, потом махнула рукой и вышла из комнаты. Девочка, прижавшись к папе и уткнувшись в его плечо, почувствовала родной запах - смесь табака и одеколона. И только сейчас позволила себе расплакаться.
- Ну ничего страшного, подумаешь - чашка. Новую купим. - пробормотал отец.
Сказав это, он унёс дочку в свою мастерскую и посадил на стол.
- Лучше посмотри, что я для тебя сделал. - показал он девочке самоходных роботов, величиной со спичечный коробок.
Аэлита перестала плакать и с любопытством огляделась. Находиться в отцовской мастерской ей нравилось.
***
- Тупая идиотка! Несносная дура! - кричала мать.
Аэлита смотрела на неё, едва сдерживая слёзы. В руках матери был дневник, открытый на странице с тройкой по черчению.
- Тупица! - мать размахнулась и ударила девочку дневником по лицу.
Не больно. Обидно.
- Мало того, что дура и уродина... Так ещё и руки не оттуда растут! - женщина снова размахнулась и девочка сжалась.
- Прекрати! - отец забежал в комнату и вырвал дневник. - Дочь, пошли со мной.
- Да что ты ей потакаешь? Она же просто никчёмная дура!
- Она наша дочь! И если тебя что-то не устраивает - это повод претензий к себе, а не к ребёнку. - ответил мужчина, уводя Аэлиту к себе в мастерскую.
Девочка вздохнула спокойно. Папа снова её защитил.
- Давай-ка мы с тобой соберём что-нибудь? - предложил отец.
Аэлита радостно кивнула.
***
Белый снег странно контрастировал со свежеразрытой ямой. Могилой...
Аэлита отстранёно посмотрела на плачущую мать, на толпу чужих, незнакомых людей. На ящик, который взрослые именовали страшным и неприятным словом "гроб". И на того, кто в ящике. Неужели этот высохший, изменившийся до неузнаваемости мужчина с восковым цветом лица - её папа? В это девочка не хотела верить.
А люди всё шли и шли, прощаясь с ним. Стоя рядом с гробом, Аэлита никак не хотела верить, что папы больше нет. Больше нет...
Уже комья сырой земли застучали по крышке. Народ начал расходиться. Мать, проходя мимо дочери, прошипела:
- Хоть бы слезинку проронила... Скотина бесчувственная.
Этого девочка вынести не могла. Сорвавшись с места, она побежала туда, куда глаза глядят. И только через некоторое время, отсиживаясь за заброшенной церковью поняла, что плачет. Слёзы обжигали тронутую морозом кожу.
***
- Ты безмозглая, криворукая дрянь! - выкрикнула мать.
- Да пошла ты к чёрту! - не выдержав, взорвалась Аэлита. - Если тебе что-то не нравится во мне - ищи ответы в себе!
- Тварь! - щёку ожгла пощёчину. - Понахваталась от папаши?
- А хоть бы и от него. Он, по крайней мере, меня любил!
Не дожидаясь, пока мать снова оскорбит её, девушка убежала в мастерскую отца и закрылась там. Хорошо, что здесь поставлена такая крепкая дверь - не выбить. Да и слышно не будет, если эта женщина снова начнёт кричать на неё.
Да, "эта женщина". Аэлита если и называла её матерью - то только по привычке. На самом деле это была совершенно посторонняя, злобная женщина. С которой девушка не хотела иметь ничего общего.
Вздохнув, она подошла к столу и начала рассматривать свои чертежи.
- Безрукая, говоришь? - пробормотала она себе под нос. - Посмотрим...
***
Время лечит... Кто сказал? Время не лечит - во всяком случае детские травмы.
Аэлита давно жила отдельно от матери. В своём старом доме, где и провела всё детство. Женщина, которая произвела её на свет, купила себе квартиру и переехала туда. Девушка была рада - у неё остался её домик, да и с матерью теперь видеться приходится очень редко. Однако легче от этого не становилось.
При нечастых встречах мать снова начала выискивать в дочери недостатки. Ведь Аэлита училась не там, где хотела она, работала не там, жила не так... И по-прежнему оставалась для матери "криворукой, безмозглой идиоткой". То же самое высказывалось и в телефонных разговорах, если Аэлита брала трубку. Если не брала - мать приезжала к ней домой, чтобы высказать всё в лицо.
Эта женщина считала себя полной хозяйкой в доме и потому являлась, когда считала нужным. Девушке было всё равно - лишь бы в её мастерскую не лезла. Но мать мастерской и не интересовалась. Гораздо больше ей нравилось накричать на дочь, унизить её и уехать с чувством выполненного долга.
А Аэлите уже было наплевать и на материнские крики. Любовь этого человека она заслужить не смогла. Ну и пусть. Не слишком-то и хочется уже.
- Вы теперь с мамой одни друг у друга. - сказал ей кто-то из взрослых на отцовских похоронах.
И тогда девушка поняла - нет, не друг у друга. Она теперь одна. Во всём мире.
Да и мать не стремилась к примирению. Говорят, что к старости многие начинают меняться, становятся мягче, добрее... Не про эту женщину такие слова. Аэлита давно поняла - мать её просто ненавидит, винит во всех своих неудачах. Почему, за что - эти вопросы давно перестали волновать девушку.
Главное - скоро наступит её звёздный час.
***
- Мама, я хочу тебе что-то показать. - заявила девушка.
- Опять какую-то ерунду?
- Увидишь. Пойдём.
Аэлита с матерью вошли в мастерскую. Женщина тут же наморщила нос:
- Почему тут бензином воняет?
- Прости - это я случайно пролила.
- Дура бестолковая... Что ты хотела мне показать?
- Вот!
Жестом фокусника девушка стянула белую простыню с большого кресла, которое стояло посреди комнаты.
- И что это?
- Это массажное кресло. Испытаешь?
- Зачем мне это надо?
- Мам, ну пожалуйста.
- Нет. Даже не проси.
Аэлита была к этому готова и потому приложила к шее матери серебряный карандаш. Женщина потеряла сознание, а дочь подхватила её, посадила на кресло и крепко зафиксировала руки, ноги и туловище специальными ремнями.
- Смотри. - показала она матери, пришедшей в сознание, серебряный карандаш. - Это я собрала. Лишает сознания на целую минуту.
- Что ты задумала, тварь? - женщина с ужасом посмотрела на неё. - Отпусти меня.
- О нет... Сначала ты проверишь на себе действие моего кресла.
С этими словами Аэлита опустила какой-то рычаг, отошла к двери.
- Ой, мама... Какая же я безрукая и безмозглая. Кажется, я собрала вместо массажного кресла настоящее прокрустово ложе. Ну надо же, какая я неумеха!
Женщина закричала.
- Ой! И бензин случайно разлила... И правда - руки не оттуда растут.
Девушка серьёзно посмотрела на мать.
- Неприятно пожинать плоды своих поступков, да?
Потом бросила зажжённую спичку на пол. Струйка бензина сразу воспламенилась. Аэлита вышла из мастерской, выбежала из дома.
- Прости, мама. - равнодушно сказала она, усаживаясь в автомобиль.
Серебристый "жук", поморгав фарами, отбыл в неизвестном направлении.