В одном отдельно взятом городе, зарисовка. Проблем

Ирина Мусатова
В одном отдельно взятом городе
Автор Ирис Март
Зарисовка
Почти фем-слэш, но не прямой
Рейтинг РG-13

- Итак, леди-шериф, почему вы не покинули город, когда была объявлена эвакуация всех гетеросексуальных? Ведь вас знает каждая собака на сорок миль в округе.
- Бывшая шериф, - презрительно откликнулась она, даже не повернув голову к собеседнику, рассматривая облупленный лак на ногтях. – Уточняю: в радиусе восьмидесяти миль. Так вы хотите сказать, что меня выдала собака?
Он смутился. Холеный, в хорошо пригнанном костюме, с идеальной прической и неуловимым ароматом любви к мужчинам. Его она чувствовала на расстоянии, как хорошая ищейка.
Но было в нем что-то еще, что заставляло ее отвечать на вопросы. Иначе бы она давно заткнулась.  Даже не глядя в зеркало, ощущая себя помятой, без макияжа, с растрепанными волосами. Шарф она потеряла давно. Или кому-то отдала? Не помнит…Зато в теплом кабинете, наконец, начала согреваться после ледяной улицы, где ее и взяли.
Загнанная лошадка, которую пристреливают, не правда ли?
Но свой город она бы не покинула даже перед угрозой его полного ядерного уничтожения.
Она здесь родилась, здесь могилы ее близких, здесь впервые полюбила и была предана, здесь ее корни, здесь она двадцать лет была леди-шерифом. Самой молодой сначала.
- Да, вас выдала собака, - наконец, сказал дознаватель.
Зачем этот глупый допрос? Сейчас ее в лучшем случае отвезут в резервацию для гетов, а в худшем пристрелят, как пособницу прежнего режима. Ведь на ее счету немало арестованных и выдворенных из города сторонников однополой любви. Такова была политика того времени, а она предано служила не только городу, но и государству.
Все было просто: хочет парень любить парня или девушка девушку – вон, на Юге есть штат (или два?), где на такое безобразие не обращают внимания.
Вот и выдворяли, когда выявляли, в чем были, добирайтесь, как хотите, но в нашем городе вы жить не будете.
И дети были послушными, и в церковь на воскресные службы ходили семьями.
Но гейство-лесбиянство плодилось, вопреки пословице: Яблочко от яблоньки.
Она встряхнулась от дремоты, вызванной теплом, поняв, что пропустила нечто важное.
Дознаватель, красивый лощеный гей повторил.
- Вас выдал шарф. Который вы отдали пятнадцатилетней девочке-лесби. Помните ее? Год назад, в такую же снежную зиму.
Он внимательно смотрел на бывшую леди-шерифа суровыми серыми глазами, пах замечательным табаком, и ей ужасно хотелось попросить сигарету, но пересилить себя она не могла. Поэтому просто спросила, как будто это действительно ее интересовало.
- И как девочка? Дошла…До своей девочки?

Их застукал патруль, когда они обжимались и целовались в темном глубоком колодце внутреннего двора кинотеатра, там, где выход. Кинотеатр был популярный, в нем шли все новинки в новом формате, поэтому вход был с улицы, яркой от неонового света, а выход в такую темную подворотню, где подростки, да и мужчины, тайком описывали углы.
Девчонки дождались последнего зрителя – и самозабвенно любили друг друга, засовывая еще не озябшие после теплого зала руки под куртки и свитерки друг другу. Вот и не заметили, как подкрался патруль нравственности. Правда, та, что стояла лицом к выходу из подворотни, пискнула, вырвалась и забилась во дворе в такую дыру, где ее и не стали искать. Может, в мусорный бак.
Патруль побрезговал. А вторую, светленькую девочку в чересчур легкой для зимы одежде (видимо, поблизости жила) привели к леди-шерифу.
- Почему вы продержали ребенка три дня в обезьяннике?
Она пожала плечами.
- Ее родители отказались за ней придти, узнав, в чем дело. И если вы помните, что было год назад, и про шарф, то должны вспомнить, что тогда три дня стояли лютые морозы. Девочка была легко одета. Как только стало теплее, я отдала ей, да, я потом так долго вспоминала, куда дела, свой шарф – и отпустила.  Так юная лесбияночка дошла?
- Зачем вы это сделали?
Желание закурить стало нестерпимым, да и мужчина повадками не напоминал гея. Откуда такой взялся теперь в их городе? И она решилась попросить сигарету. Он услужливо протянул ей пачку с превосходным виргинским табаком, щелкнул зажигалкой.
Затянувшись вовсю, посмаковав дым во рту, она нагло соврала:
- Девочка была похожа на мою сестру.
- Врете, - спокойно припечатал он. – У вас нет ни одной сестры, даже в троюродных, только братья.
Прекрасный табак вдруг стал горьким. Она с усилием отодрала прилипшую к нижней губе еще и наполовину не докуренную трубочку и с усилием раздавила ее в пепельнице.
- Не морочьте мне голову,  - устало сказала она, принимая из его рук стакан воды из кулера. – Так что, девочка не дошла, и я виновата еще и в этой смерти?
- Не дошла. Попала под машину, поскользнувшись на перекрестке. Мгновенная смерть, если вас это успокоит, леди-шериф.
Она взбеленилась вдруг:
- Прекратите надо мной издеваться! Бывшая леди, бывший шериф! Еще начните говорить, что девочка была вашей родственницей!
Он спокойно протянул ей пачку сигарет и пояснил:
- Я врать не буду. Чужая девочка. Но это был первый и единственный случай в городе гомофобов – бывшем городе гомофобов – когда человека нетрадиционной ориентации отпустили без наказания. И это сделали вы, леди-шериф. Поэтому, думаю, мы сработаемся. В городе нужна профессиональная власть. И я подбираю команду. Через три дня я представлю вас на вашей должности Городскому совету.
Он усмехнулся, глядя, как она жадно затягивается ароматным дымом.
- Есть вопросы?
Но она спросила совсем не то, что он ожидал:
- Почему через три дня?
Он даже закрыл лицо ладонью, чтобы широкая улыбка была не так заметна.
- Чтобы вы посидели три дня в обезьяннике.
- В качестве мести? – Уже не равнодушно спросила она.
- Нет, пока не утихнут слухи о вашем аресте. И, кстати, вы не хотите спросить о моей  ориентации?
Тут и она усмехнулась. Переиграла-таки. Старый конь борозды не портит.
- А что тут думать. Вы би, как и я.
17.01.12