Глава 3 Тамбовские страдания

Владимир Гугель
               
    В Тамбове, куда после окончания института мы прибыли на работу, мне здорово повезло:  меня назначили на должность следователя в областное Управлении милиции. В первые же дни,  знакомясь с местом  будущей работы,  я прошелся по зданию, где располагалось Управление. Это   большое старинное, растянувшееся на целый квартал здание.   Идя по длинному коридору  третьего  этажа,  вдруг услышал звуки музыки и пения. Как гончая по следу, направился  на эти, близкие моему сердцу,  звуки. Они доносились из-за массивной двери с надписью: « Клуб УМВД по Тамбовской области». Открыв дверь,  очутился  в  огромном зрительном зале с большой сценой в глубине. Кресла в зале   красивые, старинные, глубокие и мягкие, как в хорошем театре. После выступлений в концертах на разных площадках в Харькове и в области,  окинув  уже вполне профессиональным взглядом обстановку этого зала,  сразу оценил  её. Явно не сельский клуб!  На сцене  фортепиано, за ним - аккомпаниатор и какая-то  девица, которая с надрывом репетирует модную тогда песню: «Купите фиалки, цветочек лиловый…» В зале  несколько человек, один из них в форме капитана МВД – красивый, высокий, дородный мужчина. Увидев меня, незнакомца, он встал, подошел  и как-то очень приветливо спросил:

   - Простите, я вас не знаю.  Вы, очевидно, новый сотрудник?
 Тут же представился:

    - Я начальник клуба,  Бажилин Георгий Фёдорович. – И добавил:

    -Наверное,  вы имеете какое-то отношение к искусству, раз зашли сюда.

    Я ответил, что зашел просто на красивую музыку и пение, а вообще-то немного пою,   пел в Харькове.

     - О, в Харькове! – с радостной улыбкой отреагировал он. -  Сегодня вечером репетиция, обязательно приходите!

     В этот вечер я не пришел, да и на следующий  тоже.  Наша жизнь в первые  дни на новом месте, в незнакомом городе, совсем молодых, таких одиноких и совершенно не приспособленных к самостоятельной жизни, при полном отсутствии  близких  людей,  вовсе не располагала меня  сразу заняться пением. Особенно, если учесть, что поначалу нас поселили в милицейское общежитие, где мы с женой жили в жуткой обстановке.
 
    Однако через несколько дней  Бажилин разыскал  меня. Сначала участливо
 спросил, как  устроились, мол, наверное, непросто привыкать на новом месте.
   По ходу разговора я понял, что  о нас, новоприбывших, он уже навёл справки. Довольно настойчиво, как-то даже по-военному,  попросил меня прибыть на репетицию в такое-то время.  Было досадно, что занесло меня  на звуки музыки, да ещё и протрепался о своих «талантах». Но деваться  некуда. Всё-таки попал почти в армию.

   Пришел на репетицию вечером. Народу  немного.  Занятия ведёт баянист, под его аккомпанемент исполняются русские народные песни, частушки, советские песни. Меня пригласили на сцену, но я попросил  послушать участников самодеятельности. Хотелось вообще посмотреть, понять, что к чему. 
     Разобрался быстро: обычная клубная самодеятельность.
 
     Поднялся на сцену и на вопрос, что бы я хотел спеть под баян, не задумываясь, выбрал «Калинку». Там удобная тональность, а верхняя, не особо высокая нота «соль» звучала у меня эффектно. Спел.  Попросили ещё. Я им – «Метелицу» -  «Вдоль по улице метелица метёт» с мощной, разудалой концовкой:
   «Дозволь наглядеться, радость, на –а- а….тебя!».

   Эффект  невероятный. Бажилин и  самодеятельные артисты  в восторге и не скрывают  этого. Георгий Фёдорович как-то засуетился вокруг меня, что явно не вязалось с  его высокой, дородной и представительной фигурой. Я был для него явно находкой.

    Баянист Иван Андреевич Патютков оказался преподавателем по классу баяна  Тамбовского музыкального училища им. С. Рахманинова (Рахманинов – уроженец Тамбовской земли) Он сразу представился мне не только, как преподаватель, но и как композитор, и предложил сотрудничать именно с ним  - исполнять его песни, и тут же стал наигрывать их одну за другой, предлагая  мне. 
      Я сказал, что конечно, с удовольствием, тем более, что его песни показались мне и мелодичными, и вроде бы задушевными. Но тут вмешался Бажилин и «отбил» меня от композитора со словами.

   - Владимир Львович знают  (именно так, не «знает», а «знают»), что будут петь!  Во как!
 
   Патютков, человек  чрезвычайно маленького роста, немолодой (это - по моим тогдашним  юношеским меркам, а вообще-то ему было едва за сорок), уже с брюшком.
   Он, несомненно, был классным баянистом.

   Когда  потом мы выступали с ним в концертах,  он так увлекался, что становился не аккомпаниатором, а как бы солистом. Выходил вперёд, заслоняя меня своей фигуркой, играл громко, на ходу импровизировал и при этом как-то смешно сопел, скорее, похрюкивал, что, конечно же,  действовало мне на нервы.

     Иван Андреевич был очень плодовитым сочинителем, что ни день, то новая песня.
   При этом он хотел, чтобы я все их исполнял.
 
    Он был из разряда  «народных композиторов», которых  всячески опекали и идеологический отдел обкома партии, и областное управление культуры. Понятие «композитор из народа» ласкало слух чиновников из этих организаций. Поэтому Патюткова  везде поддерживали, он старался  как можно больше концертировать, а я стал его единственным, «персональным» солистом.

     Несмотря на то, что, благодаря песням Патюткова, я приобрёл  известность в Тамбове,  он и его песни очень скоро мне просто осточертели,  все они были очень похожи  одна на другую. Высшим его достижением была одна из них, довольно мелодичная, но текст!...
      Называлась она «Тамбовские страдания»:

       Над тихоструйной речкой месяц тоненький
       куда-то вдаль плывёт, иль не плывёт.
       А где-то парень грустный  на гармонике
       печаль свою сердечную поёт
.
           Поёт, поёт тамбовские страдания,
                А сердце бьётся пылкое в груди.
                Приди, моя подруга, на свидание,
                Приди, подруга верная, приди!
 
                …И он пошел тропиночкою узенькой
                К заветной хате на краю села.
                Недаром люди говорят, что музыка
                В любви играет важные дела!


   Такой вот поэтический «шедевр».
 
   Я не знал о том, что  эту песню в моём исполнения записали на одном из концертов, и неожиданно она прозвучала на всесоюзном радио. В  музыкальной части этой  передачи -  «Достижения тамбовской культуры» -   прозвучала только эта песня. То есть,  она оказалась как бы визитной карточкой всей музыкальной культуры города Тамбова.
 
   Я услыхал эту запись совершенно случайно.  Все поздравляли, и не только в Тамбове. И не только поздравляли. Обо мне узнали в тех самых идеологических учреждениях – как-никак, это же их положительная работа!
  Узнал и генерал Калашников – мой самый главный начальник.  Вызвали меня  на коллегию Управления МВД, в партком, там тоже горячо поздравляли.  Провинциальный ажиотаж. Но, в общем, известность,  слава!  Очень приятно! Честно говорю. Что поделаешь, слаб человек!
 
      Патютков от такого успеха совсем раздулся и не давал мне покоя.  У меня  не было времени без конца выступать с ним, прославлять его «творчество», да и надоел он мне ужасно. И не только надоел. 
   Так случилось, что на уровень его  композиторского и поэтического творчества  открыл мне глаза дирижер, руководитель военного оркестра в Тамбове подполковник Фридман. Он был одним из авторитетных музыкантов в городе.
 
     Как-то  мы выступали на сцене облдрамтеатра в одном  концерте, где я  исполнял песни Патюткова. После концерта он подошел ко мне и с интересом спросил:

      - Володя, как вы можете исполнять песни этой бездари и компилятора?

     Я искренне удивился: музыка вроде приятная, мелодичная, и тексты лирические… Он посмотрел на меня с сожалением, очевидно, что-то понял и сказал:

    - Вы мне симпатичны, у вас приятный сильный тенор, и школа какая-то чувствуется. Хотя претензий к вашему пению можно предъявить достаточно.
Знаете что? Я живу здесь рядом, давайте зайдём  ко мне и  поговорим.

    Мы пришли к нему,  жена его  встретила меня радушно, накрыла стол, и я провёл у них удивительный вечер.
    Часа три,  затаив дыхание, слушал профессионала высокого класса с консерваторской подготовкой.  По – существу,  это была  впервые в жизни услышанная мною лекция по теории музыки.
    Он объяснил мне, что такое оригинальность музыкального произведения, как её можно определить, распознать. Рассказывал о музыкальных темах, как, какими средствами они раскрываются,  о композиции, о композиторах и многое-многое другое.

    В дальнейшем я, по-возможности, посещал подобные «скучные» мероприятия с большим интересом.   И ещё  в то время определённую роль в моей последующей музыкальной образованности  сыграли некоторые «устные рассказы»  Ираклия Андроникова, особенно, рассказ о выдающемся музыковеде  Иване Ивановиче Соллертинском.

     Одним словом, после этого музыкального «ликбеза» дирижера Фридмана я перестал петь «шедевры» Патюткова, несмотря даже на нашу общую «всесоюзную известность». И ещё больше стал ценить музыкальную классику.
   
    Сославшись на занятость,   наотрез отказался  сотрудничать с Патютковым.. Он просил, умолял, стал беспрестанно звонить домой. Поскольку я не реагировал, обиженный композитор решил отомстить и написал «куда надо»  кляузу. Обвинил меня в преклонении перед западной буржуазной музыкой, стремлении продвигать её в массы. Знал, на что могут среагировать культуртрегеры. Я ведь действительно исполнял много западной музыки.

    Однако, опоздал, голубчик, Иван Андреевич!
    Времена уже изменились. Но проверку всё-таки провели. Пришлось писать объяснения. Как положено,  пожурили, и стали строже следить за моим репертуаром. 
    Я стал  разбавлять его обязательными русскими, советскими патриотическими песнями.
    Благо, хороших песен в родной стране было много. Так что принуждать себя  особенно не приходилось.

   Патютков потом  извинялся, хотел, чтобы я продолжал наше  творческое сотрудничество, но тщетно. После этого  нашего взлёта, он как-то скис, и, как композитор,  иссяк. Ну, а моя известность в городе, благодаря  Патюткову, сохранилась. Выражаясь чиновничьим языком, я попал в концертную номенклатуру.

)