Глава 3 Тамбовские страдания
В Тамбове, куда после окончания института мы прибыли на работу, мне здорово повезло: меня назначили на должность следователя в областное Управлении милиции. В первые же дни, знакомясь с местом будущей работы, я прошелся по зданию, где располагалось Управление. Это большое старинное, растянувшееся на целый квартал здание. Идя по длинному коридору третьего этажа, вдруг услышал звуки музыки и пения. Как гончая по следу, направился на эти, близкие моему сердцу, звуки. Они доносились из-за массивной двери с надписью: « Клуб УМВД по Тамбовской области». Открыв дверь, очутился в огромном зрительном зале с большой сценой в глубине. Кресла в зале красивые, старинные, глубокие и мягкие, как в хорошем театре. После выступлений в концертах на разных площадках в Харькове и в области, окинув уже вполне профессиональным взглядом обстановку этого зала, сразу оценил её. Явно не сельский клуб! На сцене фортепиано, за ним - аккомпаниатор и какая-то девица, которая с надрывом репетирует модную тогда песню: «Купите фиалки, цветочек лиловый…» В зале несколько человек, один из них в форме капитана МВД – красивый, высокий, дородный мужчина. Увидев меня, незнакомца, он встал, подошел и как-то очень приветливо спросил:
- Простите, я вас не знаю. Вы, очевидно, новый сотрудник?
Тут же представился:
- Я начальник клуба, Бажилин Георгий Фёдорович. – И добавил:
-Наверное, вы имеете какое-то отношение к искусству, раз зашли сюда.
Я ответил, что зашел просто на красивую музыку и пение, а вообще-то немного пою, пел в Харькове.
- О, в Харькове! – с радостной улыбкой отреагировал он. - Сегодня вечером репетиция, обязательно приходите!
В этот вечер я не пришел, да и на следующий тоже. Наша жизнь в первые дни на новом месте, в незнакомом городе, совсем молодых, таких одиноких и совершенно не приспособленных к самостоятельной жизни, при полном отсутствии близких людей, вовсе не располагала меня сразу заняться пением. Особенно, если учесть, что поначалу нас поселили в милицейское общежитие, где мы с женой жили в жуткой обстановке.
Однако через несколько дней Бажилин разыскал меня. Сначала участливо
спросил, как устроились, мол, наверное, непросто привыкать на новом месте.
По ходу разговора я понял, что о нас, новоприбывших, он уже навёл справки. Довольно настойчиво, как-то даже по-военному, попросил меня прибыть на репетицию в такое-то время. Было досадно, что занесло меня на звуки музыки, да ещё и протрепался о своих «талантах». Но деваться некуда. Всё-таки попал почти в армию.
Пришел на репетицию вечером. Народу немного. Занятия ведёт баянист, под его аккомпанемент исполняются русские народные песни, частушки, советские песни. Меня пригласили на сцену, но я попросил послушать участников самодеятельности. Хотелось вообще посмотреть, понять, что к чему.
Разобрался быстро: обычная клубная самодеятельность.
Поднялся на сцену и на вопрос, что бы я хотел спеть под баян, не задумываясь, выбрал «Калинку». Там удобная тональность, а верхняя, не особо высокая нота «соль» звучала у меня эффектно. Спел. Попросили ещё. Я им – «Метелицу» - «Вдоль по улице метелица метёт» с мощной, разудалой концовкой:
«Дозволь наглядеться, радость, на –а- а….тебя!».
Эффект невероятный. Бажилин и самодеятельные артисты в восторге и не скрывают этого. Георгий Фёдорович как-то засуетился вокруг меня, что явно не вязалось с его высокой, дородной и представительной фигурой. Я был для него явно находкой.
Баянист Иван Андреевич Патютков оказался преподавателем по классу баяна Тамбовского музыкального училища им. С. Рахманинова (Рахманинов – уроженец Тамбовской земли) Он сразу представился мне не только, как преподаватель, но и как композитор, и предложил сотрудничать именно с ним - исполнять его песни, и тут же стал наигрывать их одну за другой, предлагая мне.
Я сказал, что конечно, с удовольствием, тем более, что его песни показались мне и мелодичными, и вроде бы задушевными. Но тут вмешался Бажилин и «отбил» меня от композитора со словами.
- Владимир Львович знают (именно так, не «знает», а «знают»), что будут петь! Во как!
Патютков, человек чрезвычайно маленького роста, немолодой (это - по моим тогдашним юношеским меркам, а вообще-то ему было едва за сорок), уже с брюшком.
Он, несомненно, был классным баянистом.
Когда потом мы выступали с ним в концертах, он так увлекался, что становился не аккомпаниатором, а как бы солистом. Выходил вперёд, заслоняя меня своей фигуркой, играл громко, на ходу импровизировал и при этом как-то смешно сопел, скорее, похрюкивал, что, конечно же, действовало мне на нервы.
Иван Андреевич был очень плодовитым сочинителем, что ни день, то новая песня.
При этом он хотел, чтобы я все их исполнял.
Он был из разряда «народных композиторов», которых всячески опекали и идеологический отдел обкома партии, и областное управление культуры. Понятие «композитор из народа» ласкало слух чиновников из этих организаций. Поэтому Патюткова везде поддерживали, он старался как можно больше концертировать, а я стал его единственным, «персональным» солистом.
Несмотря на то, что, благодаря песням Патюткова, я приобрёл известность в Тамбове, он и его песни очень скоро мне просто осточертели, все они были очень похожи одна на другую. Высшим его достижением была одна из них, довольно мелодичная, но текст!...
Называлась она «Тамбовские страдания»:
Над тихоструйной речкой месяц тоненький
куда-то вдаль плывёт, иль не плывёт.
А где-то парень грустный на гармонике
печаль свою сердечную поёт
.
Поёт, поёт тамбовские страдания,
А сердце бьётся пылкое в груди.
Приди, моя подруга, на свидание,
Приди, подруга верная, приди!
…И он пошел тропиночкою узенькой
К заветной хате на краю села.
Недаром люди говорят, что музыка
В любви играет важные дела!
Такой вот поэтический «шедевр».
Я не знал о том, что эту песню в моём исполнения записали на одном из концертов, и неожиданно она прозвучала на всесоюзном радио. В музыкальной части этой передачи - «Достижения тамбовской культуры» - прозвучала только эта песня. То есть, она оказалась как бы визитной карточкой всей музыкальной культуры города Тамбова.
Я услыхал эту запись совершенно случайно. Все поздравляли, и не только в Тамбове. И не только поздравляли. Обо мне узнали в тех самых идеологических учреждениях – как-никак, это же их положительная работа!
Узнал и генерал Калашников – мой самый главный начальник. Вызвали меня на коллегию Управления МВД, в партком, там тоже горячо поздравляли. Провинциальный ажиотаж. Но, в общем, известность, слава! Очень приятно! Честно говорю. Что поделаешь, слаб человек!
Патютков от такого успеха совсем раздулся и не давал мне покоя. У меня не было времени без конца выступать с ним, прославлять его «творчество», да и надоел он мне ужасно. И не только надоел.
Так случилось, что на уровень его композиторского и поэтического творчества открыл мне глаза дирижер, руководитель военного оркестра в Тамбове подполковник Фридман. Он был одним из авторитетных музыкантов в городе.
Как-то мы выступали на сцене облдрамтеатра в одном концерте, где я исполнял песни Патюткова. После концерта он подошел ко мне и с интересом спросил:
- Володя, как вы можете исполнять песни этой бездари и компилятора?
Я искренне удивился: музыка вроде приятная, мелодичная, и тексты лирические… Он посмотрел на меня с сожалением, очевидно, что-то понял и сказал:
- Вы мне симпатичны, у вас приятный сильный тенор, и школа какая-то чувствуется. Хотя претензий к вашему пению можно предъявить достаточно.
Знаете что? Я живу здесь рядом, давайте зайдём ко мне и поговорим.
Мы пришли к нему, жена его встретила меня радушно, накрыла стол, и я провёл у них удивительный вечер.
Часа три, затаив дыхание, слушал профессионала высокого класса с консерваторской подготовкой. По – существу, это была впервые в жизни услышанная мною лекция по теории музыки.
Он объяснил мне, что такое оригинальность музыкального произведения, как её можно определить, распознать. Рассказывал о музыкальных темах, как, какими средствами они раскрываются, о композиции, о композиторах и многое-многое другое.
В дальнейшем я, по-возможности, посещал подобные «скучные» мероприятия с большим интересом. И ещё в то время определённую роль в моей последующей музыкальной образованности сыграли некоторые «устные рассказы» Ираклия Андроникова, особенно, рассказ о выдающемся музыковеде Иване Ивановиче Соллертинском.
Одним словом, после этого музыкального «ликбеза» дирижера Фридмана я перестал петь «шедевры» Патюткова, несмотря даже на нашу общую «всесоюзную известность». И ещё больше стал ценить музыкальную классику.
Сославшись на занятость, наотрез отказался сотрудничать с Патютковым.. Он просил, умолял, стал беспрестанно звонить домой. Поскольку я не реагировал, обиженный композитор решил отомстить и написал «куда надо» кляузу. Обвинил меня в преклонении перед западной буржуазной музыкой, стремлении продвигать её в массы. Знал, на что могут среагировать культуртрегеры. Я ведь действительно исполнял много западной музыки.
Однако, опоздал, голубчик, Иван Андреевич!
Времена уже изменились. Но проверку всё-таки провели. Пришлось писать объяснения. Как положено, пожурили, и стали строже следить за моим репертуаром.
Я стал разбавлять его обязательными русскими, советскими патриотическими песнями.
Благо, хороших песен в родной стране было много. Так что принуждать себя особенно не приходилось.
Патютков потом извинялся, хотел, чтобы я продолжал наше творческое сотрудничество, но тщетно. После этого нашего взлёта, он как-то скис, и, как композитор, иссяк. Ну, а моя известность в городе, благодаря Патюткову, сохранилась. Выражаясь чиновничьим языком, я попал в концертную номенклатуру.
)
© Copyright:
Владимир Гугель, 2012
Свидетельство о публикации №212012001306