"RIga dimd, RIga dimd, kas to RIgu dimdinAj..."
Есть города, в которых побывал и пожил даже – и забыл навсегда. И столицы в том списке. К другим постоянно возвращаешься в снах и мечтах, и не разочаровываешься при встрече. Они не обязательно самые красивые и знаменитые, без гондольеров, без пестрых сари и кимоно, и толпы туристов их не осаждают, – так, забредают мелкими кучками.
Леночке чаще всего снится Рига. Она всегда была в ней только гостьей: у родных в новостройках, в общежитиях, у друзей на неузнанных улицах или вообще "утромприехал-вечеромуехал". Но в маленьких европейских государствах столицы не кажутся чем-то исключительно недоступным, воспринимаются частью личного пространства – не обязательно стремиться перебраться туда навсегда, можно пользоваться по мере необходимости. И город начинался с вокзала, и заканчивался перроном, но в промежутке всегда была радость и недосказанность, полнота и потеря…
И разве можно сказать, что так привлекает в этих припорошенных пылью мостовых и домах – точно такие же можно найти где угодно, но… Здесь, видимо, они оказались именно в том сочетании, что в Леночкиной душе отзывается музыкой и легким перезвоном.
Многие перемены огорчают, но еще помнится шок девяностых, когда ощущение разрухи и катастрофы преследовало на каждом шагу, когда приходилось призывать дочь тише говорить по-русски, а разлитая в атмосфере агрессия хоть и не грозила ничем кроме грубости, но сильно отравляла настроение, наполняя чувством неличной вины – и вновь обретенный покой кажется предвестником будущего. Кризис все еще дает о себе знать, потери значительны, иногда – невосполнимы, но дышится легко…
Леночка выбралась из машины на задворках центрального рынка, помахала вслед слегка погромыхивающего Вольво и отправилась в свой поход. Ей хотелось бы сказать "выпорхнула", но правде надо смотреть в глаза – потяжелела, утратила легкость в походке и волосы уже не льются волной по плечам, а так, облачком вьются над высоким лбом. Может быть, оттого и потянуло именно сюда, в место основательное, земное, мерило полноты бытия… Оттого и разочарование оказалось таким сильным – будто отняли надежду на счастливое продолжение…
Огромные павильоны-близнецы полупусты или забиты дешевым тряпьем, молочные и мясные ряды словно утратили свои запахи и краски, в рыбном – несколько одинаковых витрин-прилавков с какими-то усреднено-стандартными копчениями… И звуки изменились – продавцы по большей части русские, даже на уличных прилавках местные варежки-ложки с морковками и яблоками совершенно спасовали перед заморскими фруктами без цвета и аромата…
Расстроенная Леночка спешит дальше, мимо вокзала, по знакомым улицам с новыми именами, которых уже не запомнить – все глубже и глубже, без плана и цели, по брусчатке или булыжнику мостовых, разглядывая фасады и витрины, принюхиваясь, вдыхая, узнавая… В старый город потом – вначале побродить среди этих темных домов с причудливыми окнами, ассиметричными стенами, меж которых здесь и там зияют провалы, приоткрывающие покосившиеся флигельки, пожарные лестницы, деревянные пристройки, совсем развалюшки веранд с ромбиками цветных стекол.
Исчезло, к сожалению, одно из главных, по мнению Леночки, украшений Риги – пожилые элегантные дамы в шляпках и перчатках. Нет, пожилых, конечно, сколько угодно, но… На концерте в Домском была одна в черной, с большим бантом, а на плечах – красная стеганая куртка с капюшоном…
И в Юрмале то же: отреставрированные или вновь возведенные на старых участках дворцы и – полузаброшенные деревянные дачи среди вековых сосен, кустов сирени и жимолости. В тот день, когда Леночку отвезли туда, сильно похолодало, с утра шел мелкий противный дождь, море штормило. Серые волны почти накрывали пляж, откатываясь, обнажали спинки синих скамеек, что не мешало нескольким сумасшедшим воспитывать характер или испытывать собственную силу воли, ныряя в отвратительную пучину. Леночка постояла на безопасном расстоянии, выглядывая из-за дюны, и отправилась опять гулять по пустым мокрым проспектам, которые оказались вдруг неожиданно мелкими и по-осеннему сиротливыми. И вспомнилось неожиданно, как брела когда-то из Дзинтари в Яункемери по кромке воды и плакала в голос, узнав только что, что друзья получили, наконец, разрешение на эмиграцию. Но время то все равно было прекрасно – полнотою любви и жизни вообще. Что удивительно, так это то, что среди этой мороси и сиротливости Леночка опять ощутила радость бытия и желание петь.
Домский собор окружен забором, покрыт лесами, колонны внутри стянуты железными обручами, в стенах пробиты глубокие шурфы, но орган и женский голос звучат в нем волшебно (или божественно?) Витражи постепенно темнеют, и остаются только звуки…
Еще пройтись по узким пустым улочкам…
Да, она, таки, купила себе в Риге маленькую, черную…