На окраине Северного жилого массива у последнего подъезда дома, имеющегоимеющего форму буквы «п» стояла неказистая лавочка напротив подиума для мусорного контейнера. За ней росла большая акация, закрывающая своей кроной окна пятого этажа. Замкнутый с трех сторон двор, ничем не отличался от ряда таких же в районе.
Чахлые обломанные деревья, уныло растущие из старых покрышек, дорожка, разрезающая двор по диагонали, песочница и всевозможные лестницы, качели и горка, сделанные из металлических труб, врытых в землю.
Лавочка на завалинке пустовала редко. С раннего утра там часто собирались рабочие ЖКХ, база которых располагалась за углом дома в железном гараже. Они курили, поджидая своих товарищей и громко разговаривали, подкалывая друг друга. После них часто захаживали двое местных бомжей с сизыми рожами и трясущимися руками. Грязные и небритые они бросали окурки и горелые спички на землю мимо урны. За ними из отдушины фундамента с интересом наблюдала серая, ободранная кошка без хвоста.
После десяти часов появлялась постоянная обитательница лавки Роза Иосифовна – тучная пожилая тетка с круглыми черными глазами, сверлящими каждого входящего и выходящего жильца из подъезда. Ее студенистый зад свешивался с лавки на ее бетонное основание. Маленькие пухлые ручки она держала, скрестив их на огромном животе и только крутила головой, как башней на танке.
«Местное КГБ» - так прозвали ее жильцы подъезда, держала под своим прицелом весь двор, и ничего не ускользало от ее внимания. Иногда к ней присоединялась и Людмила Ивановна – энергичная, пружинистая и болтливая женщина лет за пятьдесят с большим гаком. О ней поговаривали, что она успешно меняя пожилых мужей, которые, то помирали, то пропадали, успешно улучшала свои жилищные условия. Сейчас она находилась в очередном состоянии потери четвертого мужа, после которого ей досталась двухкомнатная квартира на четвертом этаже.
Людмила Ивановна любила поддержать разговор в любой компании. Удержать свое «шило» в покое она не могла. Вскакивала, крутилась перед входом в подъезд, опять садилась и при этом болтала как пулемет. Энергия била ключом. В эту минуту она с жаром рассказывала Розе Иосифовне о своей молодости, которая прошла в деревне под Новохоперском, какими они были непорочными и чистыми, а не то, что теперешние курящие и пьющие девицы в набедренных повязках вместо юбки, подтверждая старую истину, что чем старше возраст, тем выше мораль! Роза Иосифовна с явным удовольствием внимала ей, согласно кивая головой. Ей, видимо, несложно давалась целомудренность!
- Чья бы корова мычала про мораль! Пятого мужика кончать будет! – Бросила Елена Сергеевна мужу, проходя с внучкой мимо лавочки в подъезд. Они под вечер приехали с дачи и еле, еле втиснули машину в самом неудобном месте.
-Хамье! – бормотал Алексей Иванович, - то ли назло ставят сикось - накось, чтобы нагадить ближнему! Кроме себя любимого в природе никого нет! И ездят так же. По хамски. Плевать на всех. По-хорошему тут свободно семь машин станет вместо пяти!
- Хоть не приезжай сюда! - отозвалась Елена Сергеевна, меня эта КГБ всю глазами просверлила! Дырку сделала! Целыми днями сидит! Ходить мимо неё противно! А в подъезде, в лифте что? Вонь, все ободрано, стены исписаны, на полу лужа! Смотри лучше, Алексей, куда ступаешь! Какой ты неряха, господи, ноги отряхни! И ты Катя, заходи осторожно по стеночке, не крутись, вляпаешся во что-нибудь!
На восьмом этаже, выйдя из лифта в длинный темный, неосвещенный коридор они прошли мимо квартиры, где выли и лаяли собаки и, зажимая нос, вошли в зону абсолютной темени.
-Мало, что псиной воняет, здесь или лоб расшибешь, или ноги поломаешь! Угораздил бог квартирой, – пробормотал Алексей Иванович, - Надо фонарик небольшой купить, не видно, куда ключ воткнуть!
- Ты же говорил, Алексей, что лапочку вкрутил, когда мы на дачу уезжали неделю назад!
- Да спёрли её! Больше дня-двух не держится! Что за люди!
- Бабушка, вступила Катя, зачем фонарик, включите телефон и все будет видно!
- Ну, надо же, - пропел Алексей Иванович, - вот уж правда, устами младенцев глаголет истина, открывая телефон «раскладушку». Действительно светло! Ума у тебя, Катька палата! Никакого фонаря не надо!
Он вставил, наконец, ключ, открыл дверь, и они под дружный вой соседских собак вошли в свою квартиру.
- Сколько у нее собак? Воют, словно волчья стая! И вонища на весь этаж!
- Четыре, а кто говорит пять. Да еще три кошки! Рассорилась со всеми, даже со своей дочкой. Лучше бы помогла ей с внуками. Животных она, видите ли, любит! А людей? Ей мало своего зверинца – она с такой же сумасшедшей теткой еще бездомных псов кормит со всей округи. Высохла вся от трудов своих праведных! Чем она их только кормит? Сама живет на нищенскую пенсию. Ключ всегда в двери торчит. Она и квартиру не закрывает, чего там красть. У неё говорят, мышь с голодовки повесилась! Две миски перед дверью выставила. Все ругают, а носят!
После четырех часов, когда Роза Иосифовна покидала лавочку, ее оккупировала молодежь с банками пива и сигаретами. Болтают, курят одну за другой и пьют пиво. Иногда играют в карты. Мат стоит трехэтажный. Вообще для нынешнего времени мат у молодежи не вызывает никакого протеста. Наоборот, девки поливают так, как не каждый мужик сможет! Изобретательно! От разговоров подростков – школьников уши вянут!
Мусорники мгновенно заполняются бутылками и банками из под пива. Появились и брошенные шприцы.
После шести вечера на лавочке и подиуме для мусора, на который положили брошенную дверь шкафа стали собираться мужики.
Начало положили Серега с первого этажа - одинокий, здоровенный, сто тридцати килограммовый мужик, лет пятидесяти с черной бородой, передвигающийся на двух костылях и Вовка с пятого этажа, шустрый невысокий пенсионер с красным носом, выдающий его пристрастие. К ним вскоре присоединился Петрович с палочкой из гнутой проволоки, на ручку которой он натянул изоляцию от кабеля. В прошлом году он перенес инфаркт, бросил курить и теперь дышал свежим воздухом.
Серегу жена оставила лет пять назад, сбежав с другим, на здоровых ногах, а Вовка вообще был бобылем, но живо интересовался женской половиной. Петрович жил в семье, где надоел своими разговорами о политике, в ко торой ни черта не соображал. Надоел, как горькая редька, поэтому его с удовольствием выпроваживали за порог.
Они подолгу сидели и вели неторопливые разговоры обо всем на свете. Приоритетными были медицинские, сельскохозяйственные и политические темы.
Скоро к ним присоединился и бывший летчик истребитель – военный пенсионер, приехавший из Пензы. Он проживал во втором подъезде и выгуливал свою псину. Проходя мимо сидящих, он всегда останавливался, усаживал растолстевшего как бочка ротвейлера, и подолгу болтал с мужиками.
Алексей Иванович, муж Елены Сергеевны – бывший ВУЗовский преподаватель на пенсии, презрительно окрестил их посиделки «ассамблеей», но сам иногда тоже присоединялся почесать язык. Жена не баловала его беседами. Она всегда была занята своими делами или болтала с подругами по телефону, устроившись удобно, лежа на кровати. А вечером были сериалы. Это было святое. Во время сериалов не то, чтобы разговаривать – входить в ее комнату было табу, а позже начинались спортивные передачи: футбол или бокс, которые уже не пропускал Алексей Иванович. После семи – восьми вечера, возвращаясь из гаража, он частенько тоже любил побрехать на ассамблее, как выражалась его жена.
- Ты знаешь, Петрович, - гудел Вовка, - вчера давление скакануло, я и попёрся в поликлинику. Очередища жуть! А наша участковая вместо того, чтобы лекарства мне какие другие выписать – стращать начала… Запашёк учуяла:
- Вам пить категорически противопоказано! Кто это, мол, вас с дороги сбивает? - Вот ведь дура набитая! Не соображает! Да никто меня и не сбивает! Я - доброволец!
- Ты бы, доброволец и впрямь пореже, а то кондрашка хватит, - отозвался Серега. Вот я совсем не пью и не страдаю.
- Да у тебя совсем другие болезни, тебе и выпивать
нельзя - соли будут откладываться, а при давлении даже нужно грамм сто принять, может сто пятьдесят. Сразу снижает, а потом я же самогонку на боярышнике настаиваю – она вообще от сердца полезная. Мне говорили, да и по себе знаю. Как рукой снимает!
- Какие соли? Не соображаешь ничего. Полезно, не полезно! Медик, твою мать! А по сто грамм ты же не умеешь!
- Неправда, утром, в обед и вечером строго по рецепту - сто грамм. Редко бывает, когда вечерком еще захочется! Норма!
- А у нас в деревне – отозвался подошедший летчик, усаживая своего кобеля - мой дед самогонку на хрене настаивал. Хреновуха называется. Вот это вещь! И пьется как песня! Я сам не гоню, но в водку тоже хрен добавляю – очень полезная штука. Витаминов – море! Очень полезная.
- Во блин! – облизнулся Володя, - век живи, век учись! Скажи рецепт.
- Да рецепт самый простой. Роешь хрен, чистишь, режешь сантиметра по четыре, пять и строгаешь стружку. Бросаешь в банку, примерно на четверть, а хочешь и больше – как понравится. Добавляешь чайную ложку – две меду и стоит две недели, вот и все.
- Привет ассамблее, - поздоровался подошедший к ним Алексей Иванович.
- Привет, профессор, - отозвался Серёга. Вот скажи мне, ты должен знать, Моя племянница ЕГЭ сдаёт, замучилась вконец. Вот мы этим не занимались и дураками не стали! Зачем оно?
- Видишь ли споров много, я к ЕГЭ отношения не имел, преподавал в спецпредметы. Думали, чтобы поступление в ведущие ВУЗы страны станет доступным для всех, да со взятками боролись при поступлении, а что вышло? Взятки как были, так и остались, только в школу переместились, а в институты хлынули безграмотные, слабо подготовленные ученики.
Наша советская система образования разрушена, а новая ни к чёрту! Аукнется это нам очень скоро и никакое Сколково не поможет. Надо зрить в корень, а не голову народу дурить!
- Да ты что? – вступил в разговор Володя, - я слышал по ящику, что туда миллиарды вколачивают. Делают свою какую-то силикатную долину как в США. Там будут все сплошь ученые! А кто же убирать за ними будет?
- Если создать условия, мужики, то и на имеющихся площадях и человеческом отношении к своим кадрам, то все можно сделать без таких затрат и сопутствующим этому воровством. Вон, нашим нобелевцам Новоселову и второму, что… Сколково что ли строили в Англии? Нет, а просто создали необходимые условия: дали лабораторию с оборудованием, платили как людям – они и изобретали, причем все это дали не зная, что они получат такой результат. Просто верили в их потенциальные возможности, опирались на их предыдущие работы. И образование у них было наше, советское, а не теперешнее. Конечно, еще остались в Москве, Ленинграде и некоторых других крупных городах ВУЗы, где еще готовят путевых специалистов, но они уже стали исключением. Вымрут советские педагоги, доломают старую систему и будем приглашать в Россию иностранцев, как это делал Петр в старину, а за ним и Ленин, в первые годы советской власти.
-Ладно, будя ученую брехню разводить, - Проговорил Володя, - от ваших разговоров в животе забурчало. Пойду-ка я чекушечку прихвачу, сегодня Челси играет. Погляжу.
-Во, во… Только Челси и играет, - вступил в обсуждение подошедший сантехник – известный матершинник Степан с девятого этажа, - а наши? Платят им деньги огромадные, да в долярах! За такие бабки кроме голов можно и польку – бабочку сбацать, а они засранцы…хучь когда порадовали бы! Им только в колхозе играть за мою зарплату.
- Ну, почему же, - защитил футболистов Петрович, - Есть и у нас приличные игроки. Аршавин, Павлюченко, Акинфеев Игорь, Киржаков и другие тоже ничего!
- Вот сказал! – перебил его Степан, - нашел тоже! Акинфеев твой – барин сраный. Нос задереть, мастер, мать его… А такие пенки пропускаить! Тоже мне Яшин нашелся! Да ему ср… маком до Яшина. Тот человек был с большой буквы и денег не греб! За родину сражался! И Аршавин твой – шпендик – ногами-то сучить, а голов раз, два и обчелся. Поэтому на скамейке английской и почивает! А энтот еще форвард, как его, что в Германию взяли по недоразумению, фамилию забыл, дубина дубиной. Вспомнил Погребняк! Вот погребеть он кого хошь могеть. Можа кому харю надраить – наверное с удовольствием, а играть… дулю с маком!
- У тебя везде с маком! – Возразил Петрович, - иногда наши здорово играют!
- Вот то-то и оно, что иногда. Гробомать им в ноги! Да они и играть-то не хотят! Все ждут, когда им прбавют! Я бы им прибавил!
- Чего бы ты им прибавил? Опять с маком что ли?
- Хучь с маком, хучь с таком, а посадил бы их на нашу зарплату и пущай учатся играть, как наши хоккеисты в 72 году с Канадой. Вот кто честь нашу русскую берег, а энти засранцы.., - дальше пошло уж совсем не печатно.
- Степан! – встряла, подошедшая кормить кошку Людмила Ивановна, - ты бы хоть иногда русские словечки вставлял, а то один мат от тебя слышу! Совесть бы поимел! Тебя до девятого этажа слышно. Женщины рядом!
- А я, что, по аглицки разговариваю? У меня что, мат нерусский? И где ты женщин тута видела? Это ты что ли? Мать твою! Сама кроешь –друзьяки позавидуют!
- Брешешь, от меня слова плохого не слыхали! Да я дома чтобы тебя не слышать, радио включаю!
- Правду не заглушишь! – Крикнул Степан и пошел к лифту.
- Ну, вот и поговорили! - крякнул Серёга, - хватит ассамблею разводить, стемнело, а то на завтра не хватит. Он тяжело поднялся и закондылял на своих костылях домой.
Жизнь в доме потихоньку замирала. Скамейка опустела. Заноябрило, и к вечеру стало заметно холоднее. Листья уже облетели, и только ярко алела рябина, которую клевали воробьи, осыпая ее на землю.
Утром на пятачке собрались женщины подъезда и бурно обсуждали проезд автомашин по внутреннему двору.
- Надо управу искать! – говорила Людмила Ивановна, - это что же такое, выйти нельзя! Моду какую взяли! Что у нас шоссе что ли? Одна за другой, одна за другой мелькают!
- Тут все ясно, - вторила ей Роза Иосифовна со скамейки, куда она уже успела взгромоздиться, - на улицах пробки, ехать трудно. Так они все через двор объезд наладили, анчихристы. Жаловаться надо. Воздух весь испоганили! Дышать нечем!
- Так и ходить страшно! Собьют!
И, правда, через левую арку дома одна за другой появлялись машины и лихо проносились мимо подъездов. Через правую арку машины шли реже и тише, вследствие того, что на той стороне не было сделано кармана для парковки и машины жильцов просто стояли на проезжей части, существенно суживая ее. Узнав, что можно скостить крюк через двор, стали появляться и грузовые машины, перекрывая и так узкий разъезд в конце дома. Даже аварии случались! Все чаще и чаще стали появляться машины ГАИ, которые по часу выясняли обстоятельства аварий и составляли свои протоколы. Вонючие выхлопы из глушителей, мелькание транспорта, крики и разборки водителей столкнувшихся автомашин, производили жуткий бедлам во дворе, сравнимый только с сумасшедшим домом! Женщины с детьми сиротливо и боязливо пересекали двор, толкая коляски и держа за руки детей постарше. Во дворе теперь гулять было и вредно, и опасно. Песочницы, лестницы и горки сиротливо стояли одинокими. Детвору водили в соседний двор, с риском для жизни пересекая два рукава кольцевой дороги нашего двора.
-Вот, что бабы я вам скажу, - заявила как всегда решительно Людмила Ивановна, надо собрать инициативную группу и бороться! Никифоровна! Ты на первом этаже, тебе и идти за бумагой и ручкой. Будем объявлять собрание жильцов.
Вечером мужская ассамблея обсуждала создавшуюся ситуацию.
- Что скажите, мужики, - первым произнес Серега, - объявление все читали? Завтра в шесть вечера собираемся.
- Надо бы попозднее, - можа еще кто с работы не прийдет! Не все же такие как мы! – сказал Володя.
- Теперь уже поздно. Объявили уже. Не надо сумятицы. А по существу?
- Какое там существо. Бабы правильно решили. Собираться и писать сообща в ГАИ. Надоело дым глотать, да и шумят… мелькают, просто жуть! Обсудить ничего не дают по-человечески! А может и собьют кого?
После собрания, где решили бороться и выбрали инициативную группу, написали письмо в ГАИ от жильцов дома и снарядили гонца – он жил в пятом подъезде дома и работал в отделе административной практики в ОБЛ. ГАИ. Благодаря ему, получили быстрый ответ, что ГАИ не решает этих вопросов и необходимо обращаться в администрацию района и при положительном решении они могут повесить необходимые знаки. Написали и туда письмо. Долго ждали. Наконец из администрации приехал какой-то мужик и, посмотрев, сказал, что закрыть проезд невозможно. Никакие аргументы на него не подействовали!
После отъезда домовое общество его вдогонку обматерило и решили действовать самостоятельно. На вечерней ассамблее Петрович предложил обратиться в депутатский корпус, мол, мы их избираем, а они должны помогать своему электорату.
- А где он живет, этот лекторат, – спросил Вовка, - в каком подъезде?
- Темный ты как тундрА! – ответил Петрович, - ты и есть электорат, это все мы. Выборщики так называются.
- А-а-а, - протянул Володя, - это что же в думу что ли? Тык им недосуг!
- Много ты понимаешь. Одна власть отказала – надо в думу постучаться!
- Ну, стучите, стучите, нужны мы им! Вот при советской власти совсем другое дело. Раньше я жил на Хользунова, как тот кот в мультике и у нас под носом овощной магазин мусорку устроил у себя позади. Мой сосед взял, да и написал в райком об этом безобразии. Так что вы думаете? Дня через три смотрим: весь ихний персонал во главе с бабой - директором гребеть свой мусор и вывозит! А потом контейнер привезли и чисто стало! А ты говоришь дума! Они там деньжыщи лупят за свою дюжа сложную работу! Слыхал, что они себе пенсии сделали по сорок тыщ! Я их на это дело не выбирал! Я сорок лет отпахал у станка на заводе и дали мне шесть штук в зубы! Живи – не хочу! А тут за квартиру в этот месяц больше двух тысяч заплатил.
- Ну, что правда, то правда, - сказал Петрович, - порядка при советской власти больше было, а все потому, что пожаловаться было куда.
- А сейчас, что некуда? – отозвался Володя, - вона, сколько всяких администраций понаделали! В Москве еще какие-то префектуры есть! Мало того, что все старые райкомы, да горкомы с обкомами заняли, они себе еще новых понастроили. Дворцы! Сидят короеды! А что делают? Хрен их знает!
Подошел из гаража Алексей Иванович, приволакивая ногу. У него был больной позвоночник. Он сходу вступил в разговор, усаживаясь на лавочке:
- Вот, что я вам мужики скажу: никому мы в управе не нужны. Дело утопающих в руках самих утопающих! Они делом заняты. Воруют, им некогда!
- Эх, некому им по мозгам дать! Прям никакого выхода!
Раз вход есть – есть и выход, - Ответил Алексей Иванович, - Другое дело захотят ли этот выход искать? Не выгодно это многим! При Грозном это делали опричники, при Петре – преданные ему армейские, да Слово и Дело, при Сталине – НКВД. А правильнее всего Гитлер распорядился: у него все ведомства следили друг за другом и стучали. Гимлер за Шеленбергом, а Шеленберг за Гимлером. Вспомните семнадцать мгновений. Как не жалко денег, а надо и нам эти два ведомства создавать. Иначе всю страну разворуют! И подчинять их напрямую только президенту. Пускай в одном месте воруют! И кто надзирать будет, чтобы не бедствовали. Пусть одну и ту же работу делают, и друг дружку подсиживают.
- Послушайте, мужики, эк вас занесло! Аж в гестапо! Мы совсем другие проблемы решаем, - перебил их Серега, - если так дальше дело пойдет, вы вместо Путина с Медведевым страной руководить будете! Спуститесь в наш двор. Что делать-то будем с машинами этими?
-Думаю, что заграница нам не поможет, - сказал Петрович,- надо самим браться за дело. Народ всегда главный, когда дело безвыходное! Надо деньги собирать и попросить Петра Ивановича. Он на стройке работает водилой и возит блоки, куда столбы втыкаются. Сбросим парочку на дорогу и песне конец!
- Вот это правильно! Давно бы так! А то дума…
Собрали деньги и блоки сбросили. Красота! Отъездились в миг, но не долго музыка играла. Вмиг прискакали с районной администрации. Жэк трактор прислал и блоки наши кровные, на пенсии купленные, утащили. Опять наш МКАД задействовал. Думали, думали. Серега произнес:
-Чего тут думать, прыгать надо.
Опять деньги собрали и в ночь субботник организовали. Алексей Иванович принес из гаража кувалду и лопаты. Вбили в асфальт толстые прутья арматуры, положили две покрышки от трактора Беларусь и залили все бетоном. Хватило двух мешков цемента, а песок – в песочнице.
Что тут началось! Опять понаехало разных короедов тьма! Все бегают, руками размахивают, ругаются. Слюной брызгают! Кто это сделал? Найти оштрафовать! Наказать! А ЖЭКу – убрать!
- Кто сделал? Кто сделал? Да бог его знает, все! Жильцы орут, что, мол, и дальше так делать будем, пока живые.
А ЖЭК чего? Он молчит. Как убирать? Тракторишка с таким дзотом не справится.
Так и стоит ограда наша по сей день, а машины теперь через другой двор катаются. А что бы жителей послушать, что они на завалинке говорят! Мораль-то проста. Пока народ сам в свои руки не возьмёт …а браться край надо!